Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие Страница 67

По мере того как время выявляло способности Боуэрса, Скотт доверял ему одно дело за другим. Скотт был руководителем, а в интересах экспедиции, чтобы руководитель перекладывал часть своей работы на плечи тех, кто доказывал свою способность нести эту ношу. Боуэрс, несомненно, сэкономил Скотту много сил и времени, иначе тот не смог бы участвовать в научной работе зимовки ей на благо и не написал бы столько полезного. В эту зиму Боуэрс оказывал Скотту двоякую помощь — при разработке планов и распределении грузов на период полюсного похода (об этом я скажу ниже) и в организации быта зимовки; последний был налажен настолько безупречно, что я не могу сказать читателю, как попадала к нам провизия и составлялось меню обедов, в какой очерёдности партии ходили за льдом для воды или выполняли прочие работы в лагере. Они выполнялись — а как, не знаю. Знаю только, что в доме койка Боуэрса находилась над моей, и когда я ложился спать, он ещё стоял на стуле, используя койку в качестве письменного стола, и, судя по количеству списков запасов и грузов, находящихся сейчас у меня, занимался их составлением. Так или иначе, работы выполнялись, а раз они выполнялись незаметно для нас, значит, дело было организовано превосходно.

Для Боуэрса не существовало трудностей. Никогда не встречал более энергичного и жизнерадостного человека. В бумагах Скотта масса упоминаний о том, какое исключительное значение он придаёт помощи Боуэрса. После того как он участвовал в походе по устройству складов и в зимнем путешествии, мы все были уверены, что он будет включён в полюсную партию, и так оно и оказалось. Он как никто другой заслуживал этого.

«Я считаю его не только самым бесстрашным, но и самым выносливым из всех полярных путешественников»[139],

— отозвался о нём Скотт.

Выше похвалы быть не может.

Боуэрс прочитал нам две лекции, имевшие большой успех. Первая касалась рационов питания в различных санных походах, в конце он говорил о наших рационах в походе по устройству складов и предложил разработанный им на научной основе режим питания для похода к полюсу. Приведённые Боуэрсом веские аргументы разоружили, если не склонили в его сторону учёных слушателей, которые пришли на лекцию сильно предубеждённые: мол, человек, не имеющий специальной подготовки, не вправе обсуждать столь сложную материю.

Вторая лекция, посвящённая одежде в полярных условиях, также была плодом упорного труда. Все согласились с тем, что наша одежда и снаряжение не нуждаются в существенных изменениях (дело происходило после зимнего путешествия), хотя ни на минуту не следует забывать, что мы были одеты не в меховую, а в ветрозащитную одежду. От себя добавлю, что последняя как нельзя лучше подходит для санного похода, в котором везёшь сани сам, но если это делают собачьи упряжки, то в сильный мороз мех, наверное, предпочтительнее.

Лекции читались три раза в неделю; после ужина убирали со стола и все усаживались вокруг него. Посещение было не обязательным< матросы слушали только те выступления, которые им были интересны, например живой рассказ Мирза о его путешествии в восточную, или китайскую, пограничную область Тибета. Её населяют «восемнадцать племён», коренные обитатели Тибета, вытесненные со своих земель современными их жителями. Мирз рассказывал главным образом о племени лоло, люди которого клялись его спутнику Бруку в дружбе, обещали помощь, а потом убили его.

«Кроме одной плохонькой карты, картин у Мирза не было. Несмотря на это, одним своим чарующим рассказом он продержал нас почти два часа в напряжённом состоянии. Скитальчество у Мирза в крови. Он только тогда и счастлив, когда странствует по диким местам»[140].

«Никогда не встречал столь неординарного человека,»

— продолжает Скотт.

— «Сейчас он даже собирается пойти в одиночку на мыс Хат — так ему уже надоели и те крохи цивилизации, что есть у нас».

По мнению большинства, три лекции в неделю было слишком. На следующую зиму, когда число слушателей сократилось, мы ограничились двумя лекциями, и я уверен, что это правильно. Но и среди офицеров, и среди матросов не было никого, кому надоедали бы лекции Понтинга с демонстрацией его собственных неподражаемых снимков, уводивших нас в далёкие страны. Мы заглядывали на часок в Бирму, Индию, Японию, любовались цветами, деревьями, женскими лицами, составляющими такой разительный контраст с нашей обстановкой, и становились от этого добрее. Понтинг иллюстрировал и другие лекции своими фотографиями, сделанными осенью или переснятыми из книг. Но чаще лекторы были вынуждены довольствоваться схемами и планами, нанесёнными на лист, бумаги и приколотыми один поверх другого на чертёжную доску, откуда их по мере надобности срывали.

С практической точки зрения самым интересным был тот вечер, когда Скотт изложил план путешествия к полюсу. Читатель, естественно, спросит, почему этот план не был подготовлен загодя, в предэкспедиционную зиму. Ответ однозначен: пока мы не узнали на опыте осенних походов, чем питаться, какую одежду брать, какая тягловая сила надёжнее: собаки, лошади или люди, пока происшедшие изменения не выявили окончательно, какими транспортными средствами мы будем располагать в будущем походном сезоне, путешествие к полюсу представлялось лишь в виде самой общей идеи. Поэтому созданная совещательная комиссия с неподдельным интересом выслушала и обсудила 8 мая план Скотта, разработанный им в первые недели зимы после злоключений партий по устройству складов и гибели шести пони.

В такой же зимний вечер Скотт прочитал нам свою содержательную лекцию о барьерном и материковом льде, которая, вероятно, ляжет в основу всех последующих трудов по этому вопросу. По предположению Скотта, Барьер находится на плаву, занимает площадь в пять раз больше Северного моря, достигает в толщину 400 футов, хотя мы, естественно, могли сделать только самые приближённые замеры. Судя по местоположению склада, заложенного экспедицией «Дисковери», Барьер за тринадцать с половиной месяцев подвинулся по направлению к морю Росса на 608 ярдов. Следует признать, что одни только уклоны ледникового покрова не могли стать причиной такого движения, а значит, нельзя безоговорочно согласиться с прежней гипотезой, будто перемещение Барьера вызвано потоками льда, стекающими с внутреннего плато.

По мнению Симпсона, «отложения снега на Барьере существенно увеличивают вес масс льда и заставляют их растекаться».

В умной и убедительной лекции Скотта многие расплывчатые идеи о природе и протяжённости материкового ледяного щита получили своё подтверждение.

Прекрасным лектором оказался Симпсон; посвящая нас в тайны метеорологии и рассказывая о назначении своих приборов, которыми был завален весь угол комнаты, он умел затронуть актуальные темы, интересовавшие всех присутствующих.

Неизменный интерес вызывали и лекции Нельсона о проблемах биологии и Тейлора — о физической географии. «Тейлор, сегодня ночью мне снилась ваша лекция. Как мог я столько прожить на свете, не зная ничего о таком занимательном предмете!» — сказал Скотт назавтра после одной такой лекции[141].

Райт о свойствах льда и радия и о происхождении материи говорил настолько специальным языком, что большинство из нас мало что поняли. Зато когда Аткинсон рассказывал о цинге, аудитория слушала с напряжённым вниманием — тема волновала всех без исключения. И не зря — ведь и полугода не прошло, как эта страшная болезнь тяжело поразила одного из его слушателей. Аткинсон склонялся к теории Алмрота Райта, который считает причиной цинги кислотную интоксикацию крови, вызванную бактериями. Он пояснил суть исследования с помощью лакмусовой бумаги, которое мы проходили ежемесячно, а также перед и после санных походов.

Взятая у человека кровь разбавляется раствором серной кислоты различной концентрации до полной её нейтрализации, для чего здоровому человеку требуется от 30 до 50 единиц, больному же, в зависимости от стадии заболевания, от 50 до 90.

Единственное верное средство от цинги — свежие овощи; свежее мясо при экстремальных условиях не помогает, это доказывает осада Парижа, когда у осаждённых было вдоволь конины. Цинга была бичом экспедиций, у Энсона{94}, например, она унесла триста человек из пятисот, но в 1795 году были сделаны первые открытия в этой области, и Блейн предложил ввести в рацион моряков лимонный сок{95}. С этого времени военный флот практически не знал цинги, и при адмирале Нельсоне она была редкостью; почему — не совсем понятно, ведь по современным данным, сок лимона только помогает предупредить болезнь. Однако в торговом флоте цинга продолжала свирепствовать — с 1865 по 1875 годы в госпитале «Дредноут» было зарегистрировано 400 случаев, но после 1887 года — всего лишь 38 за десять лет. На мысе Эванс в порядке эксперимента имелся раствор соды для выщелачивания крови в случае надобности. По мнению Аткинсона, отсутствие солнечного света, холод и тяжёлая работа способствуют заболеванию цингой.