Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 88

В Ормоне (Les Ormonts), в двадцати километрах от Эгля, в 1895 году устраивают переговоры Плеханов, Потресов и Ленин. Молодые социал-демократы, приехавшие из России, поднялись сюда пешком крутыми тропинками от Женевского озера. Это путешествие – первое знакомство Ленина, будущего любителя Альп, с горами. Потресов вспоминает: «Беседа происходила летом 1895 года в горах в местечке Ормони (неподалеку от долины Роны). В эту горную деревушку Ленин и я (третьим нашим компаньоном был А.В. Воден) пришли пешком из Кларана через довольно высокий горный перевал. Туда же, в Ормон, приехал Плеханов, и мы всей компанией поселились в одном пансионе». Здание небольшой гостинички с громким названием «Гранд-Отель», где определялась судьба империи, сгорело, но отель существует по-прежнему в новом здании под тем же названием. В эти места Ленин приедет еще раз в 1908 году, чтобы провести несколько дней в соседнем селении Вер л’Еглиз (Versl’Eglise).

В следующей деревне, если идти вверх по долине, Диаблере (Les Diablerets), отдыхает Игорь Стравинский с семьей летом 1917 года на вилле «Ле-Фужер» (“Les Fougéres”). В тишине валлийских гор композитор работает над «Свадебкой». Сюда к нему приходит из России телеграмма о смерти брата на румынском фронте от сыпного тифа. В июле к композитору проездом в Италию приезжает Дягилев.

В Диаблере Набоковы, следуя совету своего соседа по «Монтрё-Паласу» Питера Устинова, покупают в 1962 году участок земли – по соседству с участком Устинова, чтобы, как тот, построить летнее шале, но из этого начинания так ничего и не получится. Набоков не хочет себя привязывать к одному месту и проводит каждое лето на разных курортах Швейцарии. В Диаблере писатель приедет еще раз летом 1963 года. Вместе с сыном Набоков остановится в гостинице «Гранд-Отель» (“Grand Hôtel”).

Вернувшись в долину Роны и продолжив путь вверх по ее течению, попадаем в Бе (Вех), место, известное своей сталактитовой пещерой с романтическим названием «Грот фей» (Grotte aux Fées). Некогда сюда привезли на экскурсию лозаннских пансионерок, Марину и Анастасию Цветаевых. Последняя вспоминает в своей книге: «На неделю весенних каникул мы поехали в Бэ-ле-Бэн (Вех les Bains). Высокие травы парка, комнатки горной гостиницы, походы в горы, с щемящей – уже почти год! – памятью о Шамуни и Аржантьер. Великолепная весна сырых долин и цветущих деревьев. Поездка в Грот-о-фэй. Фонтаны у входа в пещеры, бой струй, пена, волны… Легенда о феях. И всё это залито струями бенгальских огней».

В 1905 году здесь три недели отдыхает с семьей и ходит в горы Василий Розанов, приехав сюда из Женевы. Швейцарскими впечатлениями он делится в не совсем, как это часто бывает у Розанова, казалось бы, подходящем месте, а именно в очерке о Чехове:

«Голубые озера, голубой воздух, – панорама природы, меняющаяся через каждые десять верст, какие делает путешественник или проезжий, – очертания гор, определенные, ясные, – всё занимательно и волшебно с первого же взгляда. Это – Швейцария.

Люди бодры, веселы. Здоровье – неисчерпаемо. В огромных сапожищах, подбитых каким-то гвоздеобразным железом, с длинными и легкими палками в руках, с маленькими и удобными котомочками за спиной, они шастают по своим горам, с ледника на ледник, из долины в долину и всё оглядывают, рассматривают, должно быть, всем любуются.

Я всматривался в этих людей. “Вот гениальная природа и гениальный человек”… То есть “должно быть так”. Ведь человек – конечный продукт природы. Откуда же взяться человеку, как не из природы? И я вглядывался с непременным желанием любить, восхищаться, уважать.

Лица – веселые, а здоровье такое, что нужно троих русских, чтобы сделать из них одного швейцарца. В Женеве, на общем купанье, я был испуган спинами, грудями, плечами мужчин и не мог не подумать, что этот испуг должна почувствовать каждая женщина, к которой подходит такой человекообразный буйвол, “и тогда на ком же они женятся” и вообще “как устраивается семья у таких буйволов”. Я представлял тщедушных, худеньких, измученных русских женщин, каких одних знал в жизни, и, естественно не мог их представить в сочетании с такими буйволами.

И я еще думал, думал… Смотрел и смотрел… Любопытствовал и размышлял.

Пока догадался:

– Боже! Да для чего же им иметь душу, когда природа вокруг них уже есть сама по себе душа, психея; и человеку остается только иметь глаз, всего лучше с очками, а еще лучше с телескопом, вообще, некоторый стеклянный шарик во лбу, соединенный нервами с мозгом, чтобы глядеть, восхищаться, а к вечеру – засыпать…

Сегодня – восхищение и сон…

Завтра – восхищение и сон…

Послезавтра – восхищение и сон…

Всегда – восхищение и сон…

Вот Швейцария и швейцарец во взаимной связи».

И далее, размышляя о необходимости страдания, которое одно только приносит мудрость и глубину, Розанов заключает: «Зачем швейцарцам история? Зачем швейцарцам поэзия? Зачем музыка? У них есть красивые озера…»

В 1968 году выберет в качестве места своего летнего бегства от переполненного туристами Монтрё Набоков. В гостинице «Салин» (“Hôtel des Salines”) он будет писать «Аду».

Деревушка Эвионна (Evionnaz) связана с Толстым. В 1857 году, возвращаясь из Италии с Владимиром Боткиным, он останавливается здесь. Запись от 22 июня: «Пешком до Evionnaz. Долина, залитая лиловым чем-то <…> Грязная харчевня с клопами».

Достопримечательность, не пропускаемая туристами, – водопад Пис-Ваш (Pisse-Vache) неподалеку от города Мартини (Martigny). Русских путешественников смущает неприличное название столь благородного природного явления, не имеющего, в общем-то, ничего общего с коровьей мочой. А далее мрачное, но величественное ущелье Горж-дю-Триан (Gorges du Trient). Роскошные альпийские виды дают повод Чайковскому, посетившему Валлис в 1873 году, написать в дневнике о своих чувствах к отечеству: «Ездил смотреть Pisse-Vache и Gorges du Trient… Подымался на какую-то неизвестную гору, где на вершине нашел двух кретинок… Среди этих величественно прекрасных видов и впечатлений туриста я всей душой стремлюсь в Русь, и сердце сжимается при представлении ее равнин, лугов, рощей. О милая родина, ты во сто крат краше и милее всех этих красивых уродов гор, которые, в сущности, не что иное суть, как окаменевшие конвульсии природы». Соседний Сальван (Salvan) снова связан с именем Игоря Стравинского. Композитор живет и работает в 1914 году в пансионе «Бель-Эр» (“Bel-Air”), вернувшись из России с семьей. Тут и его застает война.

Дальше вверх за Сальваном спряталось высоко в горах местечко Фино (Finhaut), почти на самой границе с Францией. Здесь скрывается летом 1937 года порвавший со Сталиным агент Интернационала и НКВД Игнатий Порецкий с женой Эльзой, но игра в прятки с советской разведкой продолжается недолго: 4 сентября его убивают.

На юг от Мартини высоко в горах расположен курорт Шампе (Champex). Здесь останавливаются Набоковы летом 1961 года, вернувшись из Италии, где слушали выступления на сцене миланской оперы сына Дмитрия. В своей комнате в отеле «Альп-э-Лак» (“Grand Hôtel Alpes et Lac”) писатель работает над романом о поэме Кинбота. 13 июля он записывает в дневник: «Закончил по меньшей мере половину “ледного пламени”». Разумеется, за карточками не забывается сачок. Вера возит мужа на машине в разные уголки Валлиса. Сам Набоков не проявлял никакого интереса к чудесам техники, не водил автомобиль, ни разу в жизни не летал на самолете и даже не любил разговаривать по телефону. В Шампе к Набоковым приезжают гости – сестра Елена из Женевы, двоюродный брат Николай, дирижер Игорь Маркевич. Сын Дмитрий пугает родителей рискованными подъемами на кручи – Набоков признавался сестре, что когда он смотрит, как тот взбирается на скалы, «рука тянется креститься».

В соседней долине находится Вербье (Verbier), еще одно набоковское место в Валлисе. Здесь живет писатель летом 1968 года в гостинице «Парк-Отель» (“Park Hôtel”) и работает над «Адой».

На юг от Мартини идет дорога к перевалу Сен-Бернар (St. Bernard), расположенному на границе с Италией. Этой дорогой возвращается из короткой поездки в Турин в июне 1857 года Лев Толстой со своим молодым другом Владимиром Боткиным. На перевале путешественники ночуют. Толстой записывает 21 июня: «Туман, холод, русский вечер, с оттепелью зимой. Странность. Громадность Hospice в тумане. Прием – монашески сладкий. Зала с камином, путешественницы, монашенки. Славный ужин, 2 англичанки и 2 француза и 2 русские». На следующее утро: «Позавтракали, осмотрели церковь, копии плохих картин и пошли. Посмотрели мертвых, точно эскиз. Пошли в тумане по снегу вниз». Толстой и Боткин осмотрели морг при монастырском убежище, где сохранялись в течение многих месяцев тела погибших в горах и найденных монахами. О самом Мартини Толстой замечает: «Чудесное место».

Следующий за Мартини городок по направлению к Симплону – Саксон (Saxon) – связан прежде всего с именем Достоевского, которого безжалостно притягивает сюда из Женевы курортная рулетка во время его швейцарского пребывания в 1867 году, но бывали здесь и другие русские. В 1857 году в Саксоне проводит лето с беременной женой известный русский гравер и живописец Лев Жемчужников, брат создателя Козьмы Пруткова. Он описывает свои впечатления в книге «Мои воспоминания из прошлого» и особенно его поражает – после России – отношение швейцарцев к армии: «Меня очень занимал здешний обычай собираться по воскресеньям из разных деревень для стрельбы в цель, причем лучшие стрелки получали премии. <…> Я – ненавистник военщины, которая опротивела мне во время корпусной жизни, – смотрел с удовольствием на подростков-юношей, которые добровольно, без начальства, проделывали военные упражнения и участвовали в стрельбе; а женщины украшали заслуживающих премии цветами. Характер этих военных забав был такой веселый, непринужденный; лица молодежи были оживленные. Идя дружно домой, они пели патриотические республиканские песни, прославляя свержение венчанных королей и деспотов, прославляя свободу, самоуправление и смерть за родину».