Михаил Шишкин - Русская Швейцария Страница 89

Через десять лет эта деревушка становится местом драматических событий в жизни великого русского писателя. Из Саксона Достоевский посылает каждый день письма своей жене. 5 октября, сразу по приезде, он сообщает: «Со мной случилось с первого шага скверное и комическое приключение. Вообрази, милый друг, что как ни глядел я, во все глаза, а проехал Bains Saxon мимо три станции, а образумился в городке Sion, где и вышел, доплатив еще им, разбойникам, 1 ф. 45 сант., каково! Не имею понятия, как это устроилось. Я каждую станцию смотрел».

Дорога из Женевы в Саксон заставляет Достоевского сменить гнев на милость, и, пожалуй, впервые в его швейцарских описаниях звучат нотки восторга: «Виды – восхищение! Истинно сказать, Женева стоит из всей Швейцарии на самом пакостном месте. Веве, Vernex, Montreux, Chillion и Вильнев – удивительны. И это в дождь и в град. Что же было бы при солнце!» Сам же курорт вызывает у писателя лишь ироническое замечание: «Saxon – деревнюшка жалкая. Но отелей много и на большую ногу».

В первый вечер Достоевский в выигрыше, но следующий день становится роковым. Проспав утренний поезд в Женеву, он снова играет и проигрывается до такой степени, что закладывает обручальное кольцо. «Аня, – пишет Достоевский в отчаянии оставленной дома беременной жене, – судьба нас преследует».

Через месяц, в ноябре 1867 года, Достоевский, получив часть аванса за «Идиота», снова устремляется в Саксон. Из письма Анне Григорьевне 16 ноября: «Ах голубчик, не надо меня и пускать к рулетке! Как только прикоснулся – сердце замирает, руки-ноги дрожат и холодеют. Приехал я сюда без четверти четыре и узнал, что рулетка до 5 часов. (Я думал, что до четырех.) Стало быть, час оставался. Я побежал. С первых ставок спустил 50 франков, потом вдруг поднялся, не знаю насколько, не считал; за тем пошел страшный проигрыш; почти до последков. И вдруг на самые последние деньги отыграл все мои 125 франков и, кроме того, в выигрыше 110. Всего у меня теперь 235 фр. Аня, милая, я сильно было раздумывал послать тебе сто франков, но слишком ведь мало. Если б по крайней мере 200. Зато даю тебе честное и великое слово, что вечером, с 8 часов до 11-ти, буду играть жидом, благоразумнейшим образом, клянусь тебе. Если же хоть что-нибудь еще прибавлю к выигрышу, то завтра же непременно пошлю тебе…» В конце следует приписка: «Аня, милая, не надейся очень на выигрыш, не мечтай. Может быть, и проиграюсь, но, клянусь, буду, как жид, благоразумен».

Благим намерениям играть, оставаясь благоразумным, не суждено сбыться. 18 ноября Достоевский пишет в Женеву: «Аня, милая, бесценная моя, я все проиграл, всё, всё! <…> Я заложил и кольцо, и зимнее пальто – и всё проиграл».

Драматизм ситуации придает то обстоятельство, что Достоевский не может выехать из Саксона, не заплатив за гостиницу и без пальто. «…Умоляю тебя, Аня, мой ангел-спаситель, пришли мне, чтоб расплатиться в отели, 50 франков». Ангел-спаситель закладывает – не в первый раз – свои вещи и вызволяет мужа.

Чудовищный стресс после проигрыша благотворно влияет на творческую активность писателя. В том же письме он заверяет жену: «Будь уверена, что теперь настанет наконец время, когда я буду достоин тебя и не буду более тебя обкрадывать, как скверный, гнусный вор! Теперь роман, один роман спасет нас, и если б ты знала, как я надеюсь на это!» В Женеве писатель набрасывается на «Идиота».

Ф.М. Достоевский

И хотя Достоевский обещает жене: «Никогда, никогда я не буду больше играть», – уже всего через пару месяцев он снова, получив деньги из России, несмотря на то что всё «заложено-перезаложено», оставляет жену с новорожденной дочкой и мчится в Саксон. И опять с валлийского курорта отправляются в Женеву письма, исполненные отчаянием. Снова писатель просит: «Заложи что-нибудь».

Панорама валлийских гор найдет отражение в его «швейцарском» романе: князь Мышкин до возвращения в Петербург лечится у швейцарского врача в лечебнице в Валлисе.

Следующее известное туристическое место по дороге к Симплонскому перевалу – Сион (Sion). Общие восторги выражает мадам Курдюкова в описании своего путешествия:

Мост в Сионе и руины,

Бесподобные картины!

Город весь Сион стоит

На горе; прекрасный вид!

В историю русской литературы Сион вошел тем, что здесь, направляясь на рулетку и проехав Саксон, вышел и в ожидании обратного поезда пообедал Достоевский: «В Сионе прождал час и поел, – сообщает он в письме жене. – В Restaurant у станции дали сосисок и супу. Это ужас ужасов».

Высоко в горах над Сионом приютилась деревня Анзер (Anze`re-sur-Sion) – еще одно русское литературное место в Швейцарии. Здесь летом 1971 года в отеле «Де-Маск» (“Hôtel des Masques”) Набоков пишет «Прозрачные вещи».

Вообще без большого преувеличения можно сказать, что весь Валлис – набоковский кантон Швейцарии. На протяжении семнадцати лет своей жизни в Монтрё почти каждое лето писатель приезжает в эти горы. Рядом с Анзером расположен еще один горный курорт, связанный с жизнью писателя, Кран-Монтана (Crans-Montana). В 1964 году Набоков отдыхает здесь вместе с Верой, только что вышедшей тогда из больницы, в отеле «Бо-Сежур» (“Beau-Se´jour”). Набоковы проводят в Кран-Монтане месяц. Помимо ежедневной обязательной прогулки в горы за бабочками писатель много работает, в частности, просматривает перевод своей пьесы «Изобретение Вальса», сделанный сыном Дмитрием.

В следующем по нашему маршруту к Симплону городке Сьерр (Sierre) происходит знаменательная встреча в жизни Бакунина. 30 августа 1874 года здесь в последний раз видятся бывшие друзья и товарищи по оружию – русский анархист и его итальянский ученик и одновременно благодетель Кафиеро (об истории их отношений будет рассказано в главе «В поисках Горы правды»).

«Сьерра – странный городишко, – читаем в книге “Годы странствий” писателя Георгия Чулкова. – Прежде всего странно то, что у жителей Сьерры свой собственный язык – ни французский, ни немецкий, ни итальянский, а смесь патуа с какими угодно наречиями. Улички, хотя и живописны, лишены приятности, благодаря грязи и сырости. Туманы застаиваются в этом ущелье, и я не знаю, какие демоны понудили меня, больного, поселиться здесь. А между тем над Сиеррой возвышается великолепная гора Montana-Vermala. Но увы! – у меня не было денег, чтобы подняться на эту гору и поселиться в отеле».

Чулков живет здесь несколько месяцев во время Первой мировой войны, которая застает его в Швейцарии, как и многих других находившихся здесь на лечении русских. Из его воспоминаний узнаем драматическую обстановку тех дней, когда после объявления войны русские устремились с курортов домой. «При первой возможности мы покинули Грион (Gryon, горная валлийская деревня недалеко от Бе, где лечился в 1914 году Чулков. – М.Ш. ) и переселились в Женеву, где легче было сноситься с нашим консульством в Генуе и другими центрами, откуда уезжали на родину русские. Несмотря на то что я был еще очень слаб физически, мы решили ехать». Для русских граждан, возвращавшихся с курортов Италии и Швейцарии на родину, русское правительство зафрахтовало специальный пароход, выходивший из Генуи. «В Генуэском консульстве, – продолжает свой рассказ Чулков, – как мы убедились, русские чиновники вели себя совершенно непристойно, и добиться от них места на пароходе не было никакой возможности. Ни докторское свидетельство о моей тяжелой болезни, ни документы, доказывающие то, что я сотрудник многих солидных изданий, нисколько не действовали на этих господ, и спальные места получали какие-то жирные купчихи и здоровенные упитанные молодые франты. Две недели я прожил с женой в Генуе, тщетно добиваясь права вернуться на родину». Не добившись своего, Чулков вынужден был вернуться в Швейцарию и поселиться в туманном Сьерре, откуда он все-таки перебрался, получив солидный гонорар, в Кран-Монтану. В январе 1915 года писатель покинул Швейцарию и вернулся на родину. Недалеко от Сьерра, в долине речки Дала (Dala), находится еще один знаменитый курорт, тоже связанный с творчеством Набокова, – Лейкербад (Leukerbad). Здесь Набоковы живут летом 1963 года в отеле «Бристоль» (“Bristol”). Сюда приезжают они к сыну, который проходит лечение в ревматологической клинике. Эти места найдут отражения в «Аде», в частности лес Пфинвальд (Pfynwald) около Зустена (Susten). После Брига дорога поворачивает на Симплон. Об этом средневековом городке, перечисление достопримечательностей которого в путеводителе по культурным местам Швейцарии занимает полстраницы, русские путешественники устами госпожи Курдюковой безоговорочно заявляют:

Бриг же сам неживописен,

Ничего в нем нет, зи виссен,

Что могло бы эксите

Хоть эн пе курьезите.

С другой стороны, восторги русских путешественников от картины, открывающейся с Симплонского перевала, подытоживает Достоевский, проехавший здесь в Италию: «Самое пылкое воображение не представит себе, что это за живописная горная дорога».