Что с душой? - Сергей Юрьевич Катканов Страница 15

другой стране мира жить вообще невозможно. Я, во всяком случае, именно так определяю своё отношение к Родине. Здесь хреново, но терпимо, а там я просто задохнусь. Представьте себе, что вы живете в убогой хижине, а вам говорят: «Ты можешь жить и во дворце, но для этого тебя придется сначала покалечить». Да нет уж, господа, я лучше посреди своего убожества как-нибудь перемучаюсь, но калечить себя не позволю. Для того, чтобы жить посреди западного комфорта и дружелюбия, надо покалечить свою душу, во всяком случае, нанести своей душе такой ущерб, который я не считаю приемлемым.

У русских национальное сознание куда религиознее, чем на Западе, у нас, кажется, сама атмосфера насыщена флюидами благодатных энергий. В среднем для русских Царство Небесное куда актуальнее, чем для людей Запада. Небо для нас – часть нашей реальности, поэтому оно у нас и ближе. На Западе гораздо меньше верующих, но главная их беда даже не в том, а в самом характере их религиозности, которая очень практична. Религия для людей Запада – подспорье в земных делах. Их вера – не столько способ попасть на Небо, сколько способ максимально комфортно обустроиться на земле. Их религиозность лишена реального духовного содержания, поэтому их церкви превращаются в заурядные благотворительные организации.

Говорят, что в США занимаются благотворительностью 75% населения, а в России – 0,01%. Следует ли из этого, что американцы в 7500 раз добрее русских? Смешной вопрос. Просто, не имея представления о Великом Живом Добре, они бросаются творить мелкое мертвое добро. Это уловка беса: участвуй хоть в десяти благотворительных организациях, но ко Христу стремиться не надо, всё хорошее здесь, на земле.

Почему в России такие перекосы? Люди у нас более религиозны, но менее доброжелательны. Открываются всё новые и новые храмы, а власть всё больше и больше издевается над людьми. Неужели устремленность души к Небу не должна порождать на выходе более высокий уровень человечности? Конечно, должна, и порождает, но тут всё очень нелинейно, эти связи сложны и опосредованы, их действие не бросается в глаза. Наши ведь гораздо добрее, чем люди Запада, в них куда больше человеческого тепла. Иван может обхамить человека в автобусе, а завтра спасет тому самому человеку жизнь, жертвуя собой. А Джон может тратить на благотворительность значительные средства, но он не откроет дверь в свой дом посреди ночи, чтобы дать стакан воды умирающему от жажды. Благотворительность – часть его респектабельности, а вот вторгаться в его личное пространство, когда вздумается, ни кто не имеет права.

И власть на Западе может вертеться вокруг своих граждан, как команда вышколенных официантов, источая любезность, а потом обречет тех же граждан на страдания и смерть даже без большой необходимости и вовсе не задумываясь, что тут что-то не так. Русский офицер может быть груб с солдатом, а потом закроет его собой от пули. Русский человек может пожмотить сотню в благотворительный фонд, а во время голода поделится с незнакомым человеком последним куском хлеба. На Западе же, напротив, чем больше внешнего дружелюбия, тем больше нарастает отчужденность человека от человека. Люди Запада привыкают делать добро «в установленных формах», при этом становятся всё более холодными и равнодушными друг к другу. В разведку я с ними не пошёл бы.

В институте у нас был преподаватель, отличавшийся поразительным хамством, ну и не любили мы его, конечно. А потом он как-то очень спокойно сказал: «Не бойтесь тех, кто вас на семинарах не щадит, они на экзаменах будут к вам добрее. А вот от тех, кто с вами сейчас ласков, на экзаменах пощады не ждите». Сколько раз я потом убеждался в справедливости этого правила, сколько раз меня выручали люди, общение с которыми не доставляло удовольствия, а люди, вроде бы милейшие, как до дела доходило, так раскрывались в не лучшем смысле.

Грубость – не всегда признак злобы, и любезность – не всегда признак доброты. Тут всё куда сложнее. Но, безусловно, внешняя грубость – не признак доброты, и любезность – не признак внутренней злобы. Наша власть порою очень даже искренне и от души издевается над людьми, вполне в соответствии со своим внутренним содержанием, а люди в отместку жрут друг друга, да ещё и чавкают при этом совершенно отвратительно. Русские – очень неровные люди. Люди Запада – ровнее, хотя это порою стабильность душевного холода, но тоже не всегда. И в самой по себе любезности нет ни чего плохого. В людях Запада гораздо больше человеческого достоинства. Иногда эта черта доводит их до совершенно омерзительных извращений. Но явный недостаток человеческого достоинства в русских, наша склонность к человекоугодию, тоже ведь отнюдь не добродетель. Мы явно лучшие христиане, чем они, но почему же христианство, религия свободы, так и не научило нас быть свободными?

За причудливой и неровной русской ментальностью стоят такие хитросплетения исторических, географических, климатических, психологических, религиозных и прочих причин, что выстроить их в логическую последовательность вряд ли возможно. Но обращу внимание на одну духовную причину, которая кое-что объясняет.

Путешествуя по святым местам, не раз убеждался, сколько там бесноватых. И псевдоправославных. И мошенников. И негодяев всех мастей. Казалось бы, благодать Божия должна очищать святое место от проявлений человеческих страстей. Это так и есть, но тут опять же всё нелинейно. Параллельно идет другой процесс – усиление искушений. Чем выше святость места, тем ужаснее там проявляется злоба бесовская. В местах концентрированной греховности, в каких-нибудь наркопритонах, борделях, казино бесам и делать-то нечего, там, по их меркам, и так всё нормально, люди и без них успешно созидают инфернальную реальность. Но святые места для бесов – это территория повышенной угрозы, там бесы работают изощренно, напряженно, ожесточенно, а зачастую и эффективно, потому что слаб человек. Бесы усердно трудятся, стараясь вводить людей в грех. Людям иногда удается устоять перед искушениями, но не всегда и не всем. В итоге на любое святое место налипает столько мерзости, сколько в другом месте и не встретишь.

Нечто подобное происходит и с Россией. Души людей Запада так мало стремятся к Небу, что почти не подвергаются искушениям. Люди Запада и так не лезут туда, куда бесы не хотят людей пускать. На Западе «врата адовы» реализуют на редкость эффективный проект по уничтожению христианства – с ним вроде ни кто и не борется, но из него устраняют суть, то есть Христа, оставляя один гуманитарный компонент. Из христианства устраняют вертикаль – связь с Небом, остается только горизонталь – связи между людьми. В итоге люди продолжают считать себя христианами, но уже таковыми