Роджер Киран - Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР Страница 35

На фоне этой громкой кампании версия о совершенном тогда группой Горбачева действительном государственном перевороте, активно скрываемом за столь густой пропагандистской «дымовой завесой» вокруг мнимого «заговора» Нины Андреевой и Лигачева, кажется, остается единственным подтвержденным реальным ходом событий объяснением того, что на самом деле происходило в те месяцы в КПСС и в СССР в целом. Во всяком случае, как раз это действительно и произошло. Все остальное, что говорилось или писалось по этому поводу, как тогда, так и позже, было, по крайней мере, додуманным или дописанным — с тем чтобы послужить оправданием или хотя бы прикрытием реально происходящего.

Если же вернуться к конкретному содержанию дискуссионного письма Нины Андреевой, то не трудно будет убедиться в том, что оно далеко не являлось той «яростно антисемитской», «фронтальной атакой» на перестройку с «неосталинистских националистических позиций», на чем настаивают обычно такие авторы как И. Брудни, один из аналитиков известного Брукинского института в Вашингтоне, и другие, подобные ему. Более того, сам заголовок письма, определенный журналистом из США Робертом Кейзером как провокационный, был взят из одной из речей самого Горбачева. В конце также была цитата его выступления относительно «значения принципов марксизма-ленинизма». Кроме того, публикация Нины Андреевой вовсе не содержала какого бы то ни было анализа экономических, внутреннеполитических или международных аспектов курса тогдашнего генерального секретаря и его окружения.

В этом дискуссионном письме, по сути дела, выражалась всего лишь озабоченность одной университетской преподавательницы последствиями воздействия, прежде всего, на сознание студентов и других людей молодого поколения ряда весьма неточных и неясных представлений об истории и жизни страны, создаваемых и распространяемых некоторыми писателями и другими представителями творческой интеллигенции эпохи «гласности». Конкретнее, имелись в виду произведения драматургов-«перестойщиков» вроде Михаила Шатрова и писателей типа Анатолия Рыбакова, пишущих преимущественно на исторические темы. Андреева подвергает критике ряд моментов их произведений, изображающих, по ее мнению, в превратном и тенденциозном свете определенные периоды советской истории, в том числе и время правления Сталина. Она критикует также и две основные идеологические тенденции, имеющие место в советском обществе тех дней, отличающиеся по ее мнению серьезной антисоциалистической направленности. По ее мнению, такими тенденциями являлись «неолиберализм» (или даже так называемый «левый либерализм»), с одной стороны, и «новое славянофильство» (или «русский национализм») — с другой.

Андреева считает, что современные разновидности либерализма порождают ложные иллюзии некоего «гуманного социализма», которого якобы можно достичь и который может успешно функционировать без наличия каких бы то ни было социально-классовых противоречий и борьбы. Правда, никак не объясняется, каким образом можно такого идеального общества добиться. Зато, щедро восхваляются «демократические ценности» и «достижения» капитализма, превозносится индивидуализм и порицается коллективизм. Наряду с этим, объектом критики Андреевой являлись «модернистские увлечения» в области культуры, преднамеренное насаживание религиозных культов и настроений, преклонение перед всевозможными «технократическими идолами» и пр.

А «новое славянофильство», по мнению автора письма, неправомерно возрождает чересчур романтические представления о жизни в дореволюционной России и, в частности, о положении крестьянства в то время. Таким образом, указывается в письме, с одной стороны, забывается, что крестьяне все же были сословием прежде всего угнетенных и эксплуатируемых. Вместе с тем, считала Андреева, подобные взгляды откровенно преуменьшают и пренебрегают революционизирующей ролью рабочего класса и историческим значением стратегического союза трудящихся города и села для победы социалистической революции и последующего успешного строительства социалистического общества.

Причем общий тон и само содержание письма Нины Андреевой являются исключительно умеренными, хорошо аргументированными и сбалансированными, чем резко отличаются от всей злостной и яростной отрицательной кампании против дискуссионной публикации газеты «Советская Россия», проводимой к тому же без каких-либо доказательств и подтверждений выдвигаемых в ходе ее обвинений. Ничего общего с действительностью не имеют и распространяемые невероятно широкими тиражами версии журналистов вроде Роберта Кейзера о том, что письмо Андреевой являлось «неистовой защитой» Сталина, а автор его — «глашатаем неосталинизма». Более того, сама Андреева даже делится в своей публикации «болью, гневом и возмущением», с которыми она, подобно всем советским людям, относится к неправомерным случаям репрессий 30—40-х годов. От них, оказывается, пострадала и ее семья. В письме также указывается на «непреходящее научное значение» как решений XX съезда КПСС о «культе личности», так и речи Горбачева, посвященной 70-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

В свете сказанного, исключительно показательным является факт того, что первый сигнал последующей резко отрицательной кампании против публикации газеты «Советская Россия» был подан со стороны журналистской гильдии США, к тому же — с обвинениями в «антисемитизме».

«Патент» такого «открытия», кажется, принадлежит журналисту Роберту Кейзеру и некоторым другим, аккредитованным в то время в Москве его коллегам, сумевшим увидеть именно такое содержание за употребляемым в письме термином «космополитизм». В действительности там это понятие было использовано в целях критики таких интерпретаций содержания интернационализма, при которых пренебрегается или даже вовсе отказывается в самом праве на существование проблемам национальной специфики. К тому же из текста Андреевой становится совершенно ясным, что объектом ее критики являются исключительно внутренние общественные настроения и установки, неправомерно и не аргументированно направленные на идеализацию абсолютно всего, связанного с Западом и исходящего от него. А если письмо и действительно было направлено конкретно против кого-то, то это были так называемые «отказники» — люди разной социальной и национальной принадлежности, которые, в силу ряда причин, не только склонны «поворачиваться спиной» к социализму и к своей Родине, но и объявляют эмиграцию на Запад чуть ли не своей мечтой и единственным смыслом своей жизни.

Весьма показательным является и то, что версия о наличии «антисемитизма» не нашла потверждения даже в официальной позиции Политбюро, в которой письмо Нины Андреевой в целом осуждалось.

А что касается обвинений в русском национализме, то единственным «основанием» для них могли бы послужить всего лишь наблюдения Андреевой о том, что как раз националисты оказались чуть ли не единственными, обратившими внимание на проблемы разрушения окружающей среды, коррупции и алкоголизма. Вместе с тем, однако, она подвергает резкой критике их неоправданно романтические и нередко извращающие действительное положение вещей взгляды на русскую историю.

Не существует и ровно никаких обстоятельств в подтверждение того, что письмо Андреевой являлось неким «антиперестроечным манифестом», «платформой» и делом «людей Лигачева». Все они самым категорическим образом отвергают такую версию. Показательны и свидетельства симпатизирующего Горбачеву историка Джозефа Гиббса в его книге «Гласность Горбачева» (1999) о том, что все его усилия обнаружить какие-нибудь доказательства об участии Лигачева в деле публикации письма Андреевой в газете «Советская Россия» не увенчались успехом. Ни одно из тех многочисленных интервью, которые он проводил по этому поводу с людьми из редакции газеты, не дали ровно никаких улик в этом плане. А историк Стивен Коэн прямо подчеркивает в своем введении к книге Лигачева «В Горбачевском Кремле», что тот просто в силу своего характера никогда не был интриганом, а широко распространяемые утверждения, что он якобы стоял за историей вокруг публикации в «Советской России», «лишены каких бы то ни было доказательств». Может быть, только Горбачев в своих «Мемуарах» попробовал привести хоть сколько-нибудь разумный аргумент в поддержку версии о «конспиративной связи» Лигачева и Андреевой. По его мнению, в письме Нины Андреевой содержалась «определенная информация, доступная лишь относительно ограниченному кругу людей». Однако он тоже не привел никаких других доказательств в защиту подобного утверждения.

Однако следует отметить, что как общий сдержанный тон письма, специфические особенности стиля его автора, да и некоторые очевидные неточности, допущенные в ходе конкретного изложения его содержания, никак не соответствуют представлениям о столь ответственном документе «программной важности», к тому же — на самом высшем уровне, как его обычно представляют. Даже такие авторы как Рой Медведев и Джульетто Кьеза, видимо, питающие симпатию к Горбачеву, отмечают в своей книге «Время перемен» (1999), что Андреева, например, приписывает мысли философа Айзека Дейчера политику ранга В. Черчилля. Впрочем, даже если все-таки публикация в газете «Советская Россия» была задумана как некий «манифест против перестройки», то тем более трудно понять, почему в ней содержатся призывы воздерживаться от критики как «гласности», так и «перестройки». Единственное, на чем настаивала Нина Андреева в своем письме, было то, чтобы «вопрос такой важности и кардинального значения» как «руководящая роль Коммунистической партии и рабочего класса» стал основной темой общественных дебатов тех дней.