Газета Троицкий Вариант - Газета Троицкий Вариант # 43 (22_08_2009) Страница 5

Через пару дней на моем мобильном телефоне высветился незнакомый московский номер. Фирма Б предлагала нам очень близкий по характеристикам прибор за цену в примерно 250 тыс. евро. Поскольку выделенная сумма составляла именно 300 тысяч, я стал выяснять, что может поставить Б дополнительно. Мы сошлись на низкотемпературной приставке, и вместе с дифрактометром и скидкой мы вписывались в 300 тысяч. В переписке с представителями А я сообщил им об этих переговорах. Поняв, о чем идет речь, они сообщили, что, к сожалению, они уже и так на пределе по скидкам, и приставку нам добавить не могут. Однако, через две недели они любезно проинформировали нас, что готовы предоставить за указанную сумму дифрактометр с низкотемпературной приставкой (приставка, к слову, стоит около 80 тыс. евро). Совместно с фирмами А и Б мы сформировали конкурсную документацию и объявили конкурс. Теоретически мы могли жестко сформулировать такие требования, под которые подходил бы либо прибор А, либо Б. Но мы еще и сами не знали, что же мы все-таки выберем. Во сне я метался между двумя приборами, но решение так и не приходило. Наконец победили воспоминания. Я начинал работать в Америке на дифрактометре фирмы А и в конце концов решил отдать предпочтение именно ему. Получилось так, что, сами того не желая, мы «раскрутили» конкуренцию между А и Б, в результате получив скидку ни много ни мало в 280 тыс. евро! До сих пор чувствую себя неудобно перед фирмой Б и буду способствовать сотрудничеству с ними в дальнейшем. Как, впрочем, и с фирмами А, В и Г. Боюсь, что уже утомил читателя подробностями и закончу просто: если бы закупкой дифрактометра занимались не мы, а некоторая посредническая фирма, то мы бы не получили ни скидок, ни максимальной комплектации.

Сергей Кривовичев,

докт. геол. -мин. н., проф. СПбГУ,

зав. кафедрой кристаллографии,

лауреат Премии Президента РФ 2008 г.

в области науки и инноваций для молодых ученых

«Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом!» Часть II

Омар Кантидзе, к.б.н., с.н.с. Института биологии гена РАН

В прошлом номере я писал о прошедшем съезде молодых ученых РАН и о создании в Академии Совета молодых ученых (СМУ). Академическое руководство считает (или, по крайней мере, говорит), что этот совет может каким-то образом изменить кадровую ситуацию в институтах РАН и сделать научную деятельность привлекательной для молодых людей. Поскольку я (как и многие мои коллеги) достаточно скептично смотрю на возможности Совета в достижении безусловно благой цели, мне кажется правильным обратить внимание руководителей РАН на некоторые проблемы, связанные с этим вопросом, которые необходимо решить или хотя бы начинать решать. Для удобства изложения я буду использовать три пункта для характеристики проблемы: 1) собственно проблема; 2) что можно было бы сделать прямо сейчас для решения этой проблемы; 3) что стоило бы сделать в перспективе.

Одной из принципиальных проблем Российской академии наук является её закрытость. На мой взгляд, никакие конференции, спортивные мероприятия и акции по популяризации науки (чем, вероятно, будет заниматься СМУ) не смогут повысить привлекательность РАН для молодых людей. Кадровая проблема не в том, что в России не идут учиться в вузы, а в том, что после учебы люди не идут работать в науку — и одной из основных причин этого является как раз закрытость Академии на всех уровнях, непрозрачность принятия решений, отсутствие понятных правил игры. Эта проблема многогранна, поэтому постараюсь далее рассмотреть её на конкретных примерах.

Ставки

Основной этап, на котором академия теряет «мозги» — это переход аспирантура — научная ставка. На сегодняшний день бюджетных ставок вполне достаточно, другое дело, что они зачастую заняты малоэффективными, часто вообще ничего не производящими «учеными». Не могу говорить о других отделениях, но в институтах отделения биологических наук можно было бы сократить примерно четверть сотрудников, занимающих в данный момент ставки. Для этого следовало бы провести аттестацию, базирующуюся на объективных показателях (публикации, индекс цитирования и т.д.). Еще одной проблемой является отсутствие понятных правил распределения бюджетных ставок. В РАН de iure существует система аттестации научных сотрудников, которая de facto не работает. Надо понимать, что люди, приходящие сейчас работать в институты РАН, хотят иметь возможность планировать свою жизнь, и для этого им необходимо знать, на что они могут рассчитывать при эффективной работе в институте. Если не будут выработаны понятные формальные критерии приема на работу и продвижения по карьерной лестнице, академия будет терять все больше и больше молодых продуктивных ученых.

В данный момент можно было бы провести жесткую аттестацию научных сотрудников, основанную на формальных критериях, что привело бы к образованию пула бюджетных ставок, которые можно было бы перераспределить в пользу более эффективных институтов. Однако все это не имеет никакого смысла, если аттестация и перераспределение ставок будут проходить непрозрачно.

В будущем, как мне кажется, систему приема на работу в институты РАН необходимо сделать двухуровневой: после защиты кандидатской диссертации ученый мог бы претендовать на временную ставку (сроком на 3–5 лет), а после уже на постоянную. Процедура получения ставок должна быть конкурсной и открытой — человек должен знать, что если он хорошо работал, он свою ставку (временную или постоянную) получит вне зависимости от способности директора его института «выбивать» ставки и т.д. Вообще говоря, конкурсное распределение ставок можно было бы проводить не на уровне институтов, а на уровне соответствующей секции отделения РАН. При этом формальные критерии, в том числе уровень публикаций и индекс цитирования, должны быть общими для всех, а результаты отбора и рейтинги участников должны публиковаться.

Ставки для ученых, возвращающихся из-за границы.

В последнее время ведется дискуссия о возможности возвращения в Россию ученых, добившихся успеха на Западе. Не знаю, как обстоят дела в других науках, но в биологии есть очень хороший пример стимулирования возвращения иностранных ученых. Это одна из немногих известных мне дееспособных программ фундаментальных исследований Президиума РАН — «Молекулярная и клеточная биология». Тем не менее, её опыт свидетельствует, что действительно сильных ученых, желающих вернутся в Россию, очень мало (и все они прошли конкурс и получили гранты на организацию групп или лабораторий), а вот нужны ли РАН ученые, которые не могут выдержать конкуренции с отечественными коллективами, — вопрос, который, по-моему, не может быть предметом дискуссий. В то же время все забыли о молодых ученых, которые уезжают в западные лаборатории в аспирантуру или на «постдок»-позиции, которые если бы и хотели вернуться и войти в состав существующих у нас лабораторий, то сделать этого не могут по целому ряду причин.

Думаю, что отдельных мер для привлечения работающих за рубежом молодых ученых не нужно. Но, если будут предприняты шаги, описанные в предыдущем разделе, это могло бы создать привлекательные условия для процесса научной миграции.

Жилищный вопрос

Одним из самых острых вопросов в Академии является вопрос обеспечения ученых жильем (причем, не только молодых). Причины возникновения этой проблемы понятны — наука у нас централизована (Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск и т.д.), а в лучшие вузы, которые и являются основными поставщиками кадров, поступают отнюдь не только москвичи и петербуржцы. В Москве проблема жилья возникает уже при поступлении в аспирантуру. РАН, конечно, обеспечивает всех поступивших комнатой в общежитии, но, на мой взгляд, человек, учащийся в аспирантуре, достоин того, чтобы не делить своё личное пространство с одним (или двумя) посторонними людьми. Кроме того, необходимо отметить, что комнаты в общежитиях РАН находятся в достаточно плачевном состоянии. Что касается обеспечения жилплощадью научных сотрудников, то я не могу сказать, что РАН ничего не делает в этом направлении. Делает, но как, кому, на основании каких заслуг вручаются жилищные сертификаты, совершенно непонятно. Не ясно также и то, как сертификаты распределяются между отделениями и секциями РАН. И это опять-таки вопрос непрозрачности Академии. Научный сотрудник должен знать, что получение сертификата зависит от его успехов, а не от желания распределяющих. Кроме того, есть проблема формальная: необходимо иметь пять лет стажа научной работы для того, чтобы получить возможность подавать заявку на жилищный сертификат. И что же делать между аспирантским общежитием и мифическим сертификатом?