Живой Журнал. Публикации 2007 - Владимир Сергеевич Березин Страница 53

— До последнего времени не общался, да и сейчас не слишком. Однако начал выбираться на творческие вечера, знакомиться с людьми. Понятно, с русскоязычными, ивритоязычные меня не интересуют ни в малейшей степени. Много лет я жил так: дом, работа и мои книги, поэтому меня, наверное, можно в некотором смысле назвать эскапистом — не слишком люблю окружающую действительность и стараюсь отгородиться от ее самых неприятных проявлений. И естественно, кое-что из окружающего попадает в книги, как же иначе? Но мне кажется, что зря фантастику считают эскапизмом. Фантастика — это поиск новых путей, новых горизонтов. Для меня она только полигон, на котором опробуются социальные модели, которые в майнстримовской книге не опишешь. Главное ведь — люди и взаимоотношения между ними.

— Показателен ли ваш опыт занятий литературой, могут ли на него ориентироваться молодые авторы?

— Нет, повторять мой путь не пожелаю никому. Да, узнав немало горя, человек становится способен что-то сказать, но это слишком больно. Что я могу посоветовать молодым авторам? Все зависит от таланта, Божьего огня, которому нельзя дать погаснуть. Надо писать, писать и писать, не жалея себя, от души. Андрей Макаревич однажды сказал: "Идти вперед, любить и делать дело, себя не оставляя на потом…" Готов подписаться под каждым словом. Тогда со временем придет и профессионализм, владение языком.

Сейчас, по моему мнению, приходит время иных книг, иной литературы. Люди соскучились по доброте, им ее не хватает, поэтому ищут ее хотя бы в книгах. Скоро Сергей Садов допишет первую книгу "Кристалла Альвандера" — это будет бомба, эта вещь настолько добра и описывает настолько необычное общество, что у меня слов не находится, чтобы выразить свое восхищение. То издательство, которое первым успеет ее опубликовать, не пожалеет.

Еще одна бомбу скоро закончат Екатерина Белецкая и Анжела Ченина — роман "Настоящие". Давно я не встречал такого раскрытия человеческой души. Также считаю обреченными на успех книги Яны Завацкой, Вадима Давыдова, Дениса Белохвостова, Артема Колчанова. Слишком их книги необычны, они не ложатся в привычный формат, они иные. Еще хочу выделить Александру Первухину, Елену Петрову, Наталью Баранову, Клавдию Вербицкую, Оксану Васеневу, Владимира Контровского, Татьяну Солодкову, Ксению Баштовую и Дениса Луженского. У них огромный потенциал, по моему скромному мнению.

Извините, если кого обидел.

18 марта 2007

История про семью Толстого и немного ещё про семью Чуковских

Я как-то уже расссуждал об этом, да. Надо сказать, что эта семья настоящий отпечаток русской истории. Понятно, что немногие советские литературно-культурные семьи были именно семьями. То есть, разветвлёнными сообществами — среди них я могу назвать только Михалковых, Толстых и Чуковских. Среди Чуковский было всё — и вневременной старец Корней, и вполне советский писатель Николай, и диссидент Лидия — и ещё два десятка интересных людей.

Я других таких семей не знаю — за исключением разветвлённой семьи Толстых, конечно.

Сейчас, под юбилей, об этой семье снова заговорят — потому что дни рождения там легли кучно. Вышла хорошая книжка в серии «Жизнь замечательных людей» — хорошая, несмотря на то, что оона написана торопливо — медленно и основательно в начале, а потом бодрыми галопом в последних главах, где в двадцать страниц вмещены чуть не двадцать сложных лет. Но всё равно — например, история рождения Чуковского, его страшного комплекса незаконнорожденного, что, безусловно, повлияло на всю его жизнь — там рассказано очень полно и одновременно аккуратно.

И те вопросы, которые ты задаёшь сам себе, перебирая биографии и тексты, позволяют понять многое — прежде всего в самом себе.

I

Возникает, и правда, несколько вопросов. Первый из них — как и почему Чуковский стал детским писателем.

Иногда говорят, что Советская власть вытесняла хороших писателей из большой литературы в «маленькую» детскую. Мне всё же кажется, что это совершенно иной ход, нежели внутренняя иммиграция писателей, которая происходила среди семидесятых годов прошлого века. Как раз Советская власть (вернее говорить «партийная критика» — потому что Советская власть понятие аморфное и разнородное), так вот — партийная критика числила Чуковского за знатного литературоведа. В 1962 году получил Ленинскую премию именно за книгу «Мастерство Некрасова», он был международно-признанным переводчиком и в том же шестьдесят втором стал почётным доктором Оксфордского университета.

А вот эксперименты с детским творчеством и собственно «детские» стихи номенклатурная критика подвергала чудовищным разносам.

Вот набор детских текстов Чуковского: «Крокодил» (1917) (по памяти, надо проверить), «Мойдодыр», «Тараканище» (1923), «Муха-цокотуха» (1924), «Бармалей» (1925), «Айболит» (1929) — если почесть «Айболита» пересказом-переводом, то можно умять весь корпус детских текстов Чуковского в три года «Крокодил», повторяюсь, не был изначально детским — и Пётр Васильчиков вполне напоминал казака Крюкова, когда тыкал свою сабельку в живот крокодилу в кайзеровской каске.

Ну и, разумеется, — «От двух до пяти» (1928) — три десятка изданий за семьдесят лет. Да он написал несколько стихотворений в двадцатые годы, а потом — книгу домашних стихотворений для своей дочери. Это очень печальная история — дочь умерла ещё маленькой девочкой, а стихи остались, и миллионы детей веселились их перечитывая. Но всё же это была вполне домашняя книга, род виршей для капустника.

Наконец, он перевёл «Доктора Айболита» — вполне мифологический сюжет Хью Лофтинга. Переводы-пересказы англосаксонской литературы для детей вообще очень интересное явление — Волков с «Волшебником изумрудного города», Заходер со своим прожорливым медведем-поэтом, несколько особняком стоящий Алексей Толстой с человеком-поленом — всё это требует до сих пор хорошей обобщающей работы. Скажем, отчего не переблатыкали Мэри Поппинс, отчего ускользнула от авторизаторов Алиса… Тьфу, Алиса-то как раз не ускользнула.

Но, так или иначе, история с превращением Чуковского в человека, отвечающего за детскую литературу мне не ясна.

Суровый Айболит прижёг старые занятия как пузырьки ветряной оспы. Он вылечил общественный образ Чуковского и от Некрасова, и от Уитмена. Мало кто помнит очень интересные критические статьи Чуковского — потому что всё это победили Бибигон, до зубов вооружённый комарик и чудовище с краном вместо носа.

Может быть, причиной были сюжетность стихов — мало кто писал сюжетные стихи для детей. Вообще стихи для самых маленьких — печальная сторона русской литературы, нашей классики тут нет, нет этой традиции. Или так притягательна была неявная фронда этих нескольких стихотворений двадцатых годов, что затмевала и Барто и Михалкова (а уж у последнего установочных статей, речей и прочей активности в детской литературе было не