Александр Хинштейн - Кризис Страница 58

Только был ли он, в сущности, этот самый бунт — бунтом?

Как и в случае с бунтом Медным, масштабы его потомками изрядно преувеличены. Собственно, это и бунтом-то или восстанием назвать можно только с очень большой натяжкой.

Восстание москвичей выглядело для того времени так же… ну, как если бы в наши дни толпа постояла денек у Кремля с антиправительственными лозунгами и плакатами.

А как же сгоревший Китай-город? Разгромленные дома? Самосуд над боярами? — спросите вы.

Да очень просто. Любые события оценивать следует не с высоты дня сегодняшнего, а по меркам того времени, когда они происходили.

Для XVIII века дуэли — делом были вполне обыденным. Если же сегодня офицеры российской армии начнут палить друг в друга из табельного оружия — это вызовет шок и оторопь.

Работорговля для нас, нынешних, является абсолютной дикостью, не укладывающейся в сознании; до 1861 года же — являлось совершенно нормальной практикой: и у Пушкина были крепостные, и у Лермонтова. (Знаменитая «болдинская осень» названа по нижегородскому селу Болдино, где у Пушкиных находилось родовое имение вместе с крепостными, разумеется. Да и Арина Родионовна — чай, не из дворян была бабушка.)

Это мы не к тому, что нужно оправдывать жестокость и варварство предков, вовсе нет. Просто воспринимать исторические реалии XVII века, взглядом из XXI столь же абсурдно, как играть в подкидного дурака шахматными фигурами на 64 клетках.

Достаточно сравнить масштабы Соляного бунта с тем, что творилось в то же время в соседней Европе, и многое увидится совсем иначе.

1649 год… В Германии только что окончилась Тридцатилетняя война. Католики и протестанты долго делили страну. И поделили… без третьей части населения. Сожженные заживо и посаженные на колья исчисляются десятками тысяч, если не сотнями.

1649… Год начала Английской революции. И тоже — десятки и десятки тысяч жертв.

Для просвещенного европейца той эпохи несколько растерзанных бояр — просто не замечалось хронистами, какой уж там бунт!

Вот в Англии — да, бунт. Точнее, в Ирландии, где в том же (!) 1649 году возжелавшие независимости католики были растерзаны войсками демократа и республиканца Оливера Кромвеля. По разным данным в кровавой бане погибло от 20 до 30 % (!!!) взрослых ирландцев…

Впрочем, для юного Государя «соляные» погромы стали, конечно же, событием из ряда вон выходящим; это был первый социальный кризис при его правлении.

По молодости на решительные и жесткие меры он не отважился, предпочел не подавлять беспорядки железом и кровью, а договариваться с повстанцами полюбовно.

Жалованье «служивым» было возвращено, взыскание «соляной недоимки» отменено. Двоих наиболее ненавистных народу бояр отдали толпе на растерзание. Главу правительства боярина Морозова — сослали в монастырь, даром, что был он воспитателем («дядькой») царя.

Кромвелъ Оливер (1599–1668) вождь Английской революции, лорд-протектор (русск. хозяин, господин-защитник) Англии.

Когда король Карл I распустил парламент, его депутат Кромвель в течение 11 лет вел тихую жизнь сельского хозяина: арендовал пастбища и разводил скот. И ведь все могло этим и кончиться! Но в 1642 году, когда началась гражданская война между парламентом и королем, он вступил в парламентскую армию в чине капитана и собрал отряд добровольцев. А дальше вся его жизнь — бесконечные убийства, казни, резня (в Ирландии жестокость отрядов Кромвеля была просто невиданной), предательство и диктатура. Казнил короля, разогнал парламент, породил финансовый кризис, умер и наверняка попал в ад

Ну, а дальше — как водится. Протяни палец — откусят руку.

Едва только Алексей Михайлович дал слабину, объем требований резко стал возрастать.

Вслед за чернью встрепенулись дворяне. Пользуясь ситуацией, они тоже выставили ряд условий: созвать Земский собор, увеличить срок сыска беглых крестьян, выдать земельное и денежное жалованье.

По стране покатились новые волнения: в Великом Устюге, Курске, Козлове, Пскове, Новгороде. Два последних города стрельцам пришлось даже отбивать у восставших.

Этот печальный опыт Алексей Михайлович запомнит на всю оставшуюся жизнь; 14 лет спустя, когда полыхнет новый бунт — Медный, вести себя он будет совершенно иначе и ни одной уступки смутьянам больше не даст.

Вновь повторим эту аксимому: чем тверже действует власть, тем меньше возникает у народа желания бунтовать и жечь боярские терема.

Правда, справедливости ради следует признать, что реформы, на которые вынудили пойти царя, оказались для Руси крайне полезными; редкий случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло.

Тот же Земский собор, например, созванный для принятия Соборного уложения. Этот документ, утвержденный годом позже, стал первым в нашей истории полным сводом законов, действующим на всей территории страны, и, по оценке ученых, мог «составить славу целого царствования». (Уложение состояло из 25 глав и 967 статей, многие из которых не менялись вплоть до XIX столетия.)

Получается — Соляной бунт оказался на редкость продуктивным кризисом. Власть училась на своих ошибках. Но так было далеко не всегда…

…Сын Алексея Михайловича — Петр Великий — являл полную противоположность своему отцу. Был он в той же степени расточителен, насколько родитель его — бережлив. Петру все время не хватало денег.

Он даже ввел при дворе должность «прибыльщиков»: особых чиновников, чтобы «сидеть и чинить государю прибыли», а также создал специальное ведомство — Ингермандландскую канцелярию во главе с Меншиковым. Судя по разнообразию и обилию тогдашних податей, прибыльщики отрабатывали свой хлеб сполна!

Налоги вводились буквально на все: на печь в доме, на выращивание орехов, на веру, на штаны иноземного покроя, на солому для крыши…

Был, например, налог на бани. 100-процентная взимаемость гарантирована: мы ж не Европа, какой православный раз в неделю, да откажет себе в удовольствие попариться?

Что характерно — несмотря на величину налога (с думных людей и первостатейных купцов — по 3 рубля в год, с простых дворян, купцов и прочих разночинцев — рубль, с крестьян — 15 копеек) бани никто не позакрывал, кряхтели, но платили.

Ментиков Александр Данилович (1673–1729) — государственный деятель петровской эпохи, генералиссимус, президент Военной коллегии (в 1718–1724 и 1726–1727 гг.), де-факто второе лицо в государстве (уезжая, Петр всегда оставлял его на хозяйстве).

Фигура крайне противоречивая. Наряду с явными заслугами отличался поразительным корыстолюбием. Меншикова смело можно назвать первым русским олигархом.

Владел многочисленными заводами, промыслами, огромной недвижимостью, вел торговые операции со всей Европой. Не брезговал взятками и поборами.

После смерти Петра возвел на престол его вдову Екатерину I, обручил свою дочь с петровым внуком и стал фактическим правителем страны. Однако пал в итоге жертвой интриг. В 1727 г. был обвинен зятем в измене и казнокрадстве, сослан из столицы в Сибирь, где вскоре и умер.

В общей сложности имущества у него конфисковали на 14 миллионов рублей, часть из которых хранилась в заграничных банках. Для сравнения — весь годовой бюджет России составлял тогда менее 7 млн руб.

В 1722 году появился знаменитый налог на бороды. Горожане, решившие сохранить растительность, принуждались платить немыслимые деньги — от 30 до 100 рублей ежегодно. Сумма была запредельной. Крестьяне, слава богу, сидя дома, ничего не платили, иначе Петр молниеносно получил бы восстание похлеще разинщины. Крестьянские бороды облагались налогом только в городе. Так что коли поехал, че продать, али купить на базаре — гони копеечку.

Кстати, подати, схожие с петровскими по абсурдности, изобретали и позже. Во время Великой Отечественной войны были введены налоги на холостяков, одиноких и малосемейных.

В 1944-м — появился налог на бездетность; вроде, как сбор дополнительных средств для многодетных матерей. Этот налог, 6 % (!) зарплаты, не имел аналогов в мире, и существовал только в СССР, и почему-то в Монголии.

Но в СССР — эти случаи были единичными, вызванными обстоятельствами чрезвычайными (при том, что налог на бездетность благополучно дожил до распада Союза). При Петре же подати на бороды, солому, гробы, свадьбы, похороны (это не шутка, увы) шли валом, как бы наглядно подтверждая изречение Фомы Аквинского, что налоги — есть дозволенная форма грабежа. (Вот уж — простите за каламбур — действительно похоронные налоги!)

Но вот в 1710 году составили, наконец, государственный баланс, и ахнули. Дефицит бюджета — 500 тысяч рублей! Сумма по тем временам колоссальная.