Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции - Сергей Николаевич Плохий Страница 48

Американский гараж в Полтаве прославился как своеобразный центр беззастенчивого воровства. Двадцать четвертого октября советский военнослужащий вознамерился увести с базы американский автомобиль; 4 ноября другой военнослужащий пытался украсть антифриз – вероятно, чтобы употребить внутрь; 14 ноября неизвестный похитил покрышки, часть из которых потом нашлась в советском гараже. Охраной американского оборудования занимались советские часовые, либо сами замешанные в воровстве, либо пренебрегавшие своими обязанностями. Американцы вымещали на них злобу, вызывая конфликты.

Ближе к полуночи 20 ноября американский сержант, дежуривший в гараже, обнаружил, что двое советских часовых, покинув пост и начисто забыв о своих обязанностях, спят в соседней палатке. Сержант и двое американских офицеров вошли в палатку и растолкали часовых: один убежал, другой кинулся в драку. Один из американцев, уоррент-офицер Рой Кэннон, который до инцидента коротал вечер в ресторане, несколько раз выстрелил из пистолета в землю. Часовой-красноармеец сдался, но отказался отвечать на вопросы, даже сообщить свое имя. Кэннон дважды ударил его по лицу. Весть о том, что американец поднял руку на советского солдата, дошла до генерала Дина, и тот заверил советского командующего в Полтаве, что преступника будет судить военный трибунал. Двадцать третьего ноября Кэннона действительно выслали из Полтавы21.

“Забытые бастарды Украины” продолжали службу на базе в Полтаве до конца осени и начала зимы 1944 года. Обстановка накалялась с каждым днем. Те, кто по своей воле остался на полтавской базе, могли и не разделять коммунистической идеологии, но сочувствовали Советскому Союзу и его народу и, по сути, именно потому согласились участвовать в новом этапе миссии. Однако Смерш все больше волновал рост антисоветских настроений среди американцев, многие из которых стали относиться к советскому режиму очень критично. Именно деятельность Смерша, ставшего намного более навязчивым – его сотрудники и агенты не давали американцам вздохнуть без их пристального внимания, – и превратила союзников сначала в скептиков, а скептиков – во врагов22.

Глава 13. Сторожевая башня

Джон Дин получил возможность напрямую спросить Сталина о будущем авиабаз. Это случилось 14 октября 1944 года на встрече советского, американского и британского военного командования со Сталиным, совпавшей с визитом в Кремль британского премьер-министра Уинстона Черчилля. Говорить собирались о ведении войны в Европе, о будущем Восточной Европы и Балкан, а так же о Тихоокеанском театре военных действий. Дин воспользовался возможностью задать Сталину ряд вопросов об участии СССР в войне с Японией, и среди них – об открытии американских авиабаз на советском Дальнем Востоке. После встречи Черчилль сказал Дину: “Молодой человек, я был восхищен вашей наглостью, когда вы задали Сталину последние три вопроса. Понятия не имею, какой вы получите ответ, но никакого вреда нет в том, что вы хотя бы спросили”1.

Ко всеобщему удивлению, уже на следующий день на заседании Сталин прямо ответил на все вопросы Дина. Он одобрил идею размещения американских баз на Дальнем Востоке, но отметил, что американцам придется найти способ снабжать их через Тихоокеанский маршрут, поскольку Транссибирская магистраль будет всецело загружена переброской войск Красной армии. Отвечая на следующий вопрос, поступивший от Аверелла Гарримана, Сталин заверил посла, что Советский Союз вступит в войну с Японией через три месяца после окончания войны с Германией при выполнении определенных условий. Это были территориальные претензии СССР на Курильские острова, Южный Сахалин и Порт-Артур, а также установление де-факто сферы влияния в Маньчжурии. Гарриман и Дин были в восторге. “Мы ушли на перерыв, уверенные в том, что достигли прогресса”, – вспоминал Дин2.

По мнению Гарримана, обещания, вытянутые из Сталина, об участии Советского Союза в войне на Тихом океане и об авиабазах США на Дальнем Востоке были, пожалуй, наиболее успешными результатами визита Черчилля в Москву. Остальное было намного сложнее. Что касается будущего Европы, то Гарриман имел причины быть недовольным как Черчиллем, прибывшим в Москву 9 октября с 10-дневным визитом, так и американским президентом, который был заинтересован во встрече “Большой тройки”, но не смог приехать из-за приближающихся президентских выборов в США и попросил Гарримана представлять его хотя бы в роли наблюдателя. Гарриман присутствовал на некоторых встречах Сталина и Черчилля, но не на всех, и не мог представлять и защищать американскую позицию так, как считал нужным. На приеме, устроенном в честь Черчилля, Максим Литвинов, бывший советский комиссар иностранных дел, а ныне заместитель Молотова, спросил Дина, имея в виду статью в Look с оценкой состояния Гарримана: “Как можно так грустить, когда у тебя сто миллионов долларов?”3.

Гарриман был особенно недоволен отказом Рузвельта принять более активное участие в решении будущего Польши. Этот вопрос остро стоял в отношениях с союзниками и был важен лично для Гарримана после того, как Сталин отказался помочь польским повстанцам в Варшаве, а союзникам не позволил использовать полтавские базы для доставки помощи. Черчилль летел в Москву с намерением сделать вопрос о Польше приоритетным, и Гарриман считал, что этот же вопрос и в американской повестке дня должен стать главным. Если Рузвельт не мог приехать, это мог сделать Гарри Гопкинс, чтобы помочь Черчиллю спасти страну от советского господства. Этого не произошло, и Гарриман остался сам по себе.

Свое представление о грядущей судьбе Польши Черчилль впервые изложил на Тегеранской конференции в конце ноября – начале декабря 1943 года. Согласно этому плану, Сталин сохранял бывшие польские восточные территории, которые захватил в 1939 году согласно пакту Молотова – Риббентропа под предлогом защиты соотечественников – украинцев и белорусов. Ожидалось, что польское правительство в Лондоне примет новую восточную границу, проходящую по линии Керзона. Ее предложил еще в 1920 году Джордж Керзон, тогдашний министр иностранных дел Великобритании, и она более или менее совпадала с польской этнической границей на востоке. Но поляки отказались. На этот раз Черчилль привез в Москву Станислава Миколайчика, премьер-министра польского правительства в изгнании. Не помогло. Миколайчик отказался подыгрывать, не принял линию Керзона в качестве новой восточной границы Польши и не соглашался отказаться от Львова: сам город находился в окружении украинских сел, но жили в нем в основном поляки. Гарриман знал, что тупик в переговорах выгоден Сталину.

Вопрос о Львове и польской