Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции - Сергей Николаевич Плохий Страница 62

сталинской телеграммы, негодовал. Он написал Рузвельту, что утверждение, будто американские военнопленные находились в хороших условиях “далеко от истины … те муки и лишения, которые им пришлось претерпеть до прибытия в Одессу, не имеют оправдания”. Он добавил, что гражданские поляки помогали освобожденным больше, нежели офицеры-красноармейцы, и об этом свидетельствовали почти все бывшие военнопленные, сумевшие добраться до Полтавы. Гарриман хотел, чтобы Рузвельт рассказал все это Сталину в новой телеграмме. Президент отказался. “Мне не кажется уместным сейчас посылать еще одно сообщение Сталину”, – написал он Гарриману, но тем не менее просил того воспользоваться всеми дипломатическими каналами и обеспечить американцам наилучшее возможное обращение23.

Тем временем советская сторона настаивала на скорейшем отъезде оставшихся американских представителей из Польши. Люблинский репатриационный лагерь закрылся 17 марта, и Советы хотели, чтобы Уилмет завершил свою миссию как можно скорее и уехал в Москву. На следующий день, после того как Сталин ответил Рузвельту, 23 марта Дин приказал Уилмету уезжать. Самолета, чтобы доставить его в Полтаву, не было, и советские власти пригрозили посадить его на поезд. Он все же вылетел в Полтаву самолетом, только 28 марта, а в Москве встретился с раздраженным Дином, который считал, что Уилмет без всякой необходимости разгневал советскую сторону, отказавшись покинуть Люблин, когда ему было сказано. Уилмет нашел что возразить – в своем докладе Дину он перечислил 27 случаев трений и неспровоцированной враждебности, проявленной к нему со стороны советских властей, доказав, что они ни минуты не желали его видеть в Люблине24.

Тридцать первого марта советское командование приказало прекратить все полеты из Полтавы. К тому времени база приняла 27 американцев и четырех англичан, освобожденных из немецкого плена. Впрочем, роль полтавской авиабазы прежде всего оказалась не в том, что несчастных благодаря ей увезли в Тегеран или в Соединенное Королевство, предоставив им безопасность и медицинскую помощь, а в том, что именно там американцы узнали, насколько тяжело пришлось бывшим соотечественникам, попавшим в руки советской власти. В своих хрониках Восточного командования первый лейтенант Калюта справедливо винил в этом не своих сослуживцев, которые приложили все возможные усилия, а Советский Союз, подобным образом относившийся к военнопленным25.

Эта история поразила американцев. И даже ранее просоветски настроенные сотрудники полтавской базы чувствовали, что запасы их доброй воли иссякли.

Глава 17. Разрыв

Тридцать первого марта 1945 года генерал-майор Ковалев, командующий полтавской базой с советской стороны, созвал экстренное совещание. Когда собрались все его подчиненные, Ковалев сообщил им только что полученные указания из Москвы. Генерал-лейтенант Короленко, заместитель начальника штаба ВВС РККА, советовал Ковалеву и его подчиненным быть готовыми к вооруженному конфликту, который может произойти на базе, учитывая ухудшение советско-американских отношений: “Сами видите, с американцами что-то у нас не получается”.

Двое комбатов базы доложили о численности личного состава в их распоряжении, и Ковалев приказал начальнику своего штаба подготовить план операции на случай вооруженного столкновения. Согласно ему, в чрезвычайной ситуации один из батальонов должен окружить и заблокировать американскую базу, другой – взять под контроль самолеты и склады бомб, а взвод контрразведки – нейтрализовать американский штаб и завладеть радиоузлом, не позволив американцам передать какую-либо информацию о событиях на базе. Атака должна была начаться по сигналу горна. Американцев, оказавшихся на тот момент в Полтаве, надлежало удерживать в городе. Подготовку к вероятной атаке на американский штаб начали немедленно: комбаты под началом Ковалева отправились на рекогносцировку. Солдатам инженерного батальона, обычно невооруженным, выдали оружие. К дежурному офицеру был приставлен горнист, чтобы трубить атаку, как только придет приказ1.

Ковалев готовился к худшему, как и его американский коллега полковник Хэмптон. Полковник оберегал папки с делами Восточного командования: самые важные спрятали в стальной сейф, который перенесли в кабинет его адъютанта Джорджа Фишера. Сам Фишер, обычно безоружный, стал носить пистолет. Он собрал группу писарей из разных отделений: долгими вечерами тем предстояло копировать самые важные документы – перепечатать более тысячи страниц корреспонденции. Документы предполагалось отправить в Тегеран при первой возможности или же в случае чрезвычайной ситуации уничтожить2.

Неизвестно, был ли Хэмптон в курсе приготовлений Ковалева к захвату его штаба. Но очевидно, что полковник вряд ли не сомневался в том, что отношения с советской стороной принимают драматический оборот. Вылеты из Полтавы больше не получали разрешений. Приказ № 011050 о прекращении американских полетов в Полтаву и из нее, пришедший из штаба главнокомандующего советских вооруженных сил, исходил от самого Сталина3.

* * *

Цепочка событий, приведших к новому кризису, началась 8 марта 1945 года, когда Аллен Даллес, глава Управления стратегических служб, размещавшегося в Швейцарии, встретился с обергруппенфюрером Карлом Вольфом, командующим войсками СС в Северной Италии, чтобы обсудить возможную капитуляцию немецких войск, находившихся в Италии. Вольф, выполнявший порученное Гитлером задание сеять разногласия среди союзников, не имел полномочий выступать от имени немецкого военного командования, и встреча мало на что влияла. Впрочем, когда Даллес сообщил о ней руководству союзных войск в Италии, это вызвало немалые надежды на вероятную капитуляцию размещенных там частей вермахта. Американские и британские командующие направили в Италию своих представителей, Авереллу Гарриману было поручено поставить Молотова в известность о предстоящих переговорах. А Молотов попросил включить советских представителей в делегацию, направлявшуюся в Швейцарию4.

Гарриман передал просьбу Молотова в Вашингтон. Лично он был настроен, мягко говоря, скептически, как и генерал Дин. Оба предположили, что советская сторона не стала бы приглашать союзников на переговоры о капитуляции Германии на Восточном фронте, и союзники не стали бы просить об участии в таких переговорах. Начальники штабов в Вашингтоне согласились с этой аргументацией и предложили Советам отправить своих представителей в Казерту – штаб союзников в Центральной Италии. Там намечались фактические переговоры: те, что планировались в Берне, считались предварительными. Молотов возразил, потребовал прекратить любые контакты в Швейцарии, и “Бернский инцидент” превратился в межсоюзнический кризис5.

Сталин обвинил Рузвельта и западных союзников в заключении сепаратного мира с немцами за его спиной. До него якобы дошла информация о том, что немцы согласились открыть Западный фронт для союзников, чтобы те прошли в “сердце Германии” и вступили в бой с Красной армией на Восточном фронте. И хотя он намекал, что сведения поступили от военной разведки, такие утверждения не имели под собой никаких оснований и прежде всего выдавали его фобии, связанные с союзниками и с возможностью германо-британо-американского соглашения с целью помешать его продвижению дальше в Европу. Рузвельт ответил, его послание начиналось и заканчивалось фразами, содержавшими слово “изумлен”. В телеграмме