Валерий Белоусов - Раскинулось море широко Страница 13

В туманной дали – на самой границе видимости – то ли есть они, то ли это мерещится в заливаемой брызгами дождя оптике – мелькают далёкие серо-голубые чёрточки… вдруг, точно сотни маячных огней, внезапно засверкало по всему горизонту – слева направо…

Через несколько томительных минут… у борта поднимается выше мачты столб грязно-бурой воды, подсвеченный изнутри чёрно-красным…

Удар по корпусу… палуба больно бьёт по ногам… дробный, градом, звенящий стук по настройкам – раскалённых осколков… крик – «Носилки!»

Грохот ответного залпа… удар по ушам, как ладонями великана… пороховая вонь, останавливающая дыхание, вызывающая кашель до рвоты…

Снова – приближающийся вой снарядов… огненная вспышка… рушащиеся обломки, рваное железо… горящий металл (металл не горит, я знаю, горит просто краска… просто краска… пылает, чёрт её побери)…

Взлетающая вверх крыша кормовой башни… и корабельный баркас, плывущий вверх килем в сером небе… романтично, не правда ли…

А ведь это – Ютланд, самое крупное морское сражение века… причём самая кульминация: когда Джеллико, невольно введённый в заблуждение Гуденафом, доложивший, что «руски» идут в двух параллельных кильватерных колоннах, решает обрушиться на левую – из старых кораблей, ведомых «Наварином» – так, чтобы корабли обеих колонн «створились»… И когда Джеллико не предусмотрительно послал вперёд, торопясь «поставить чёрточку над Т», отряд броненосных крейсеров…

И когда Рожественский, шедший во главе колонны из новейших броненосцев – причём правая колонна шла не параллельно левой – но впереди, уступом – приказал дать полный восемнадцатиузловый ход… и занял место в голове линии баталии… и британские крейсеры «Урриор», «Блэк Принс», «Юриалес», «Гуд Хоуп», «Абукир», «Кресси», «Хог» – поочерёдно подверглись уничтожающему расстрелу в упор… Помните, там была ещё героическая безумная атака засидевшегося в лейтенантах Колчака (полярного исследователя, чьим именем назван остров у берегов Новой Сибири) на «Соколе»… и его последние слова на мостике разбитого, тонущего миноносца:«Гори, гори, моя звезда… согласитесь, господа – что эта „англичанка“ всё таки горит исключительно эстетично!»)

Да, так возвращаясь к нашим баранам, то есть к «вертухаям» конвойной команды, топающей сейчас по верхней палубе аккурат над твиндеком… доблестные воины Эм-Ве-Де собирались не куда нибудь, а на форменный штурм! На штурм Святого Пантелеймонова монастыря, что на священной горе Афон…

(Ретроспекция.

Вороной жеребец взмылся на дыбы – и, дико заржав, ударил в бешеный галоп… только пыль столбом… Старый форейтор Гирша, из цыган, в красной рубахе, расстёгнутой до пупа на волосатой груди, в черной шёлковой жилетке поверх – тряхнул золотой серьгой под спутанными курчаво-седыми волосами:«Эх, пропал барин! Хотя… для нашего барина… маловато будет!»

И точно – спустя час конь, весь в розовом от крови «мыле», роняя хлопья пены… мирно рысил по плацу перед конюшнями…

Для Александра Ксаверьича Булатовича – не существовало лошади, которую он не смог бы укротить…

И не существовало женщины – которая устояла бы перед лейб-гвардии корнетом…«Ах, эти кудри, эти бачки… очаровательные франты – прошедших лет…»

А ещё он был заправским бретёром – ну ещё бы, инструктор фехтования гусарского полка…

А ещё он пил, балансируя на стуле, стоящем на двух задних ножках – на открытом окне пятого этажа – шампанское из бутылочного горлышка…

А ещё он великолепно «винтил»…

А ещё… впрочем, про медведя, привязанного к квартальному надзирателю на Сенном рынке – вы уже слыхали…

Однакож, надо было и за ум браться… а ума у него было не занимать стать… В 1891 г. А. К. Булатович окончил в числе лучших учеников Александровский лицей и мог бы по окончании, как медалист – получить сразу чин девятого класса – титулярного советника, в двадцать-то лет! Мог бы – не захотел…

Его прельщали кивера, ментики и ташки…«По мне, так голубого лучше нет…»

И вот этот ловелас, жуир, волокита вдруг…

Пишет профессор Болотов из Восточного Лазаревского Института (учреждённого и содержащегося за свой кошт купцом первой гильдии Лазаряном): «… явился абиссинский иеродьякон Габра Крыстос и сказал мне, что меня желает видеть гвардеец гусар Булатович, едущий в Абиссинию. Оказалось, с вопросом: какую бы грамматику и лексикон амхарского языка достать…»

Господи, да зачем ему Африка-то…

А в жаркой, жёлтой Африке эфиопский негуш негести, что скромненько так означает «царь царей», имечко же ему Менелик, мало что отрихтовал колониальные поползновения итальянцев (оперетка, опять оперетка, судари мои!) да еще и присоединил царство Каффу, существовавшее до этого шесть сотен лет…«В стремлении расширить пределы своих владений Менелик лишь выполняет традиционную задачу Эфиопии как распространительницы культуры и объединительницы всех обитающих на Эфиопском нагорье и по соседству с ним родственных племен и совершает только новый шаг к утверждению и развитию могущества черной империи… Мы, русские, не можем не сочувствовать этим его намерениям не только вследствие политических соображений, но и из чисто человеческих побуждений. Известно, к каким последствиям приводят завоевания европейцами диких племен… Туземцы Америки выродились и теперь почти не существуют… черные племена Африки стали рабами белых. Совсем иные результаты получаются при столкновениях народов, более или менее близких друг другу по своей культуре.» – это пишет сам Булатович…

И вот к благородному королю эфиопскому отправляется скромный отряд русского Красного Креста (во главе с Н.К. Шведовым, генерал-майором Генерального штаба… это такой доктор Айболит, знаете ли… )

А что – надо было ждать, пока англичане своих докторов из Интеллидженс Сервис пришлют?

Приплыли русские доктора в Джибути – а до Хараре ещё 370 вёрст, через пустыню, где всего два источника по дороге – и один из них горячий… Надо кого-то послать с донесением к негусу… вызвался Булатович!

Ни один европеец не смог так лихо доскакать через раскалённое пекло – как лихой лейб-гусар…

А потом были разведывательные рейды по самым диким, гиблым местам тропической Африки, где не ступала ещё нога белого человека… и книга – изданная Генеральным Штабом – «От Энтото до реки Баро. Отчет о путешествии в Юго-западные области Эфиопской империи» (не предназначенная для продажи!)… и производство в гвардии поручики… и Орден Св. Анны Третьей степени… им было пройдено около 8 тысяч верст, на протяжении которых были только четыре более или менее длительные остановки общей продолжительностью 69 дней. В походе он пробыл 211 дней, затратив значительные собственные средства – около 5 тысяч рублей. Очевидец пишет: «Нельзя не отдать должного поручику Булатовичу – в походе этом он показал себя как Русского офицера с самой лучшей стороны и воочию доказал эфиопам, на что может быть способна беззаветно преданная своему долгу доблестная Российская армия, блестящим представителем коей он является среди них…»

Свидетельством признания доблести А. К. Булатовича и его заслуг перед Эфиопией была высшая военная награда – золотой щит и сабля, подаренные расой Вальде Георгисом, что было одобрено негусом, который в своем рескрипте так отозвался о русском офицере: «Я послал на войну Александра Булатовича. То, что написал мне рас Вальде Георгис о его поведении, весьма обрадовало меня. Содержание следующее: „Идя туда и возвращаясь, он [т. е. Булатович] думал о всей дороге, я давал ему людей, и он, обходя всю землю и все горы, не говорил ни слова: я устал сегодня, отдохну; если уходил вечером, то возвращался ночью, когда мы возвращались; он был окружен врагами, ему приходилось трудно… я говорил с горестью, что он умрет, но господь Менелика благополучно вернул его. Я видел, но не знаю такого человека, как он, сильное создание, которое не устает… “ Он написал, что, будучи очень счастлив, отличил его хорошею саблею, я разрешил ему носить эту саблю и буду весьма рад, если Вы исходатайствуете такое же разрешение от его Отечества».

И на Родине оценили его, свидетельством чего был орден Станислава 2-й степени. Кроме того, по возвращении он был произведен в штабс-ротмистры.

Не только на слонов охотился бравый поручик… были внезапные, кровавые схватки – без пленных! – с иными «путешественниками„… были и голод, и болезни… была красивая, но трагическая любовь к прекрасноликой Саломее, одной из дочерей царя царей…

И, верно, поэтому, вернувшись в Петербург, любимец полка (и полковых дам) внезапно – подаёт было в отставку…

Но… “Вновь в поход, труба зовёт, чёрные гусары…»

Заехав по пути к матери в Луцыковку, А. К. Булатович в начале мая 1900 г. возвратился в Петербург. Но и на сей раз пребывание на родине оказалось недолгим, даже короче, чем прежде.