Андрей Колганов - Жернова истории Страница 20

Раздевалка располагалась как раз напротив гимнастического зала, и через несколько минут я уже стоял на борцовском ковре, напротив одного из своих новых товарищей по секции, которого Спиридонов подозвал коротким жестом. Как оказалось, и в теле Виктора Осецкого у меня сохранились кое-какие былые навыки. Заднюю подножку исполняю довольно коряво, но все же укладываю несопротивляющегося противника на ковер. Передняя прошла уже чище: левой – захват одежды ниже локтя, правой – в районе подмышки, вытянуть противника на себя, вынося свою правую ногу в сторону и перенося на нее центр тяжести. Теперь рывок, скручивая и наклоняя корпус в сторону броска, – и парень гулко шлепается спиной…

Переднюю подножку с колена удалось исполнить в весьма хорошем темпе. Бросок через спину выполняю значительно хуже, но зато удалось-таки провести этот же бросок с захватом противника за шею, что мною еще не было испробовано на практике. Бросок через себя прошел без проблем… И на этом весь мой отработанный арсенал приемов закончился. Ни подсечек, ни подхватов я выполнять не умел.

После этой демонстрации молодежь стала поглядывать на меня с некоторым уважением, а Спиридонов лишь чуть усмехался в усы.

– Вот видите, – обратился к нему, слегка запыхавшись после схватки, – эти приемы хороши для спортивного поединка. В реальной же схватке нужно умение отразить удары противника и умение вывести его из строя, а не просто уронить на землю. Может быть, эти приемы неплохи так же как элемент тренировки, но не более того.

– Вот-вот, – закивал Виктор Афанасьевич, – весь этот Кодокан носит чересчур показной характер. Впрочем, у нас тоже будут отрабатываться броски, но только как часть реальных, жизненных приемов системы джиу-джитсу. Мы не занимаемся спортом ради спорта. А для вас я могу предложить только тренировки с новичками, потому что первая группа уже практически закончила занятия. Единственное, что вы можете, – присоединиться к другой группе новичков, занимающейся во вторую смену, с двадцати ноль-ноль.

Во второй части занятий Спиридонов демонстрировал и отрабатывал с учениками виды захватов, рычагов, вывертов. Здесь и мне нашлось чему поучиться. По окончании занятий я задержался и разговорился со своим новым наставником.

– Мне нравится, что вы провели отбор и классификацию приемов, а также выделили основные принципы их проведения. Ведь раньше вся эта японская борьба носила характер какого-то тайного знания без всяких попыток разобраться в основах ведения схватки, – слегка подольстился я к Спиридонову.

– А! Вы сразу обратили внимание? – довольно воскликнул он. – Это позволяет создать нормальную методику обучения и не замыкаться лишь на разучивании «секретных приемов»!

– Было бы полезно также провести классификацию ситуаций, в которых надо применять те или иные приемы самозащиты или нападения, – добавил я, вспомнив какие-то обрывки знаний о работах Солоневича в этой области. – Ну, например, выделить дистанции: дистанцию действия огнестрельным оружием, дистанцию действия тростью, дистанцию действия холодным оружием и кулаком, дистанцию ближнего боя, дистанцию захвата, дистанцию боя на земле. И для каждой из этих дистанций подходит своя группа приемов.

– Молодой человек, – воскликнул Виктор Афанасьевич (хотя он был практически моим ровесником – ну, старше максимум лет на пять), – я смотрю, вы читали кое-какую литературу по рукопашному бою или общались со специалистами?

– И то, и другое, – честно ответил я. – Но вот собственно рукопашный бой я знаю, к сожалению, чисто теоретически. Всякие там удары ребром ладони, кулаком, пяткой, ребром стопы, коленом и, соответственно, блоки.

– Что-что, простите? – удивился Спиридонов.

– Блоки. Так я называю приемы, блокирующие удары противника, – пояснил я.

Лида Лагутина, просидевшая в зале до окончания занятий, и на протяжении всего этого разговора шла рядом с нами. Интересно, чего она дожидается?

Вскоре мы распрощались с Виктором Афанасьевичем, выразив обоюдную надежду, что эта наша встреча – не последняя.

После его ухода я повернулся к Лагутиной.

– Что же это вы, Лида, к нам не присоединились? – полушутливо поинтересовался я у нее.

– Да надоело уже все это! – в сердцах воскликнула девушка. – Намахалась уже руками-ногами вдоволь! Бандиты – они пожестче учат, чем в этой секции… – уже тише произнесла она и умолкла.

– А вам часто приходилось на банды выезжать? – полюбопытствовал я.

– Да уж нередко. – Она качнула головой. – Бывало, дадут группу чоновцев, а там одни мальчишки сопливые, даже с винтовкой едва научились обращаться… – Она вновь понизила голос и замолкла, явно не желая развивать эту тему.

– Ну а вы-то где научились бандитов бить? – не отставал я.

– Ха, – небрежно махнула она рукой, – я к дракам с детства привычная.

– Что же у вас за драки такие были? – Удивление мое было отнюдь не показным. – Вы же вроде в гимназии учились, и семья у вас была… соответствующая?

Девушка взглянула на меня с нескрываемой гордостью:

– Меня дважды из гимназии за драки исключали!

– Неужели у вас такие девчонки драчливые были? – Мне становилось не на шутку любопытно.

– Девчонки? – ехидно переспросила она. – Я мальчишек лупила, из старших классов Саратовской мужской гимназии!

Моя спутница наконец разговорилась. Она оказалась весьма необычной девчонкой. Драки с мальчишками-гимназистами оказались только вершиной айсберга: она с детских лет была склонна отстаивать справедливость кулаками и не раз участвовала в уличных драках, внезапно загораясь яростью и бросаясь на тех, кто, по ее мнению, заслуживал трепки.

– У меня даже прозвище на улице было – Гадюка, – не без гордости заявила она.

Нелюбовь Лагутиной к спорту объяснялась очень просто. Ее мать, происходившая из семьи эмигрантов еще народовольческой волны, воспитывалась за границей и к моменту вступления в брак с отцом Лиды не только успела выучиться в Вене на инженера, но и была неплохой наездницей, увлекалась фехтованием и стрельбой. Ко всем этим видам спорта она старательно приучала и свою дочку, успев привить той отвращение к систематическим тренировкам, вынуждавшим девочку рано вставать и тратить массу времени еще до ухода на занятия в гимназию.

Как я узнал от девушки, ее мать служила у Фрунзе – сначала на Восточном фронте против Колчака, затем комиссаром 53-го автоброневого отряда в Бухарской операции, там, в 1920 году, была тяжело ранена и через два года умерла.

Сама Лида тоже втянулась в Гражданскую войну с самого ее начала. Летом 1918 года, когда поднял восстание чехословацкий корпус, а в Самаре вспыхнул эсеровский мятеж, ей пришлось уходить из города вместе с отцом и матерью, прикрывая бегство семей партийных и советских работников, с которыми расправлялись мятежники. Тогда восемнадцатилетней девчонке впервые довелось стрелять из нагана по живым людям.

Затем она стала сестрой милосердия на Восточном фронте, но и тут ей не раз доводилось браться за наган, а однажды пришлось взяться и за рукоятку Льюиса, когда пулеметчик был убит во время нападения бандитской шайки на эшелон, к которому были прицеплены несколько санитарных теплушек. Затем она поступила на работу в военный госпиталь в Москве… А вот о дальнейших обстоятельствах своей жизни, в том числе о поступлении на службу в МЧК, она распространяться не стала.

«С чего бы вдруг Лидия Михайловна так со мной разоткровенничалась? – посетила меня вполне напрашивающаяся мысль. – Уж не для этого ли она терпеливо ждала, пока закончатся занятия в секции самозащиты и завершится наш разговор со Спиридоновым? Не исключено… И к чему бы это?»

Глава 8

Эх, молодежь…

Во вторник, 25 сентября, наша со студентами работа по рационализации делопроизводства в моем отделе приблизилась наконец к завершению. Были подготовлены должностные инструкции, регламент работы с документацией, стенды с образцами документов для клиентуры, изготовлен первый вариант каталожного ящика и карточек.

Собрав, как обычно, в конце рабочего дня своих студентов-практикантов, объясняю им очередную задачу:

– Теперь главное – испытать нашу систему на практике. Возни будет, конечно, много. Не хуже вас знаю, как служащих нервируют любые реорганизации и как они свое раздражение переносят на людей, коих считают причиной своих неприятностей. Ну как тут не возроптать: новые инструкции и регламенты изучать, с заполнением карточек возиться, – картинно развожу руками. – Вашим делом теперь будет помочь сотрудникам деловым образом освоить то, что вы сочинили. Заодно и увидите – будет это все на практике работать или надо вносить поправки.

Ну вот, последние инструкции выданы, теперь можно и домой. Из здания наркомата выхожу вместе со студентами. Когда проходим мимо Политехнического, Адам Войцеховский обращает внимание на плакат с объявлением о каком-то поэтическом диспуте. Слово за слово – и понеслось. Чуть не до драки. МАПП, ЛЕФ, имажинисты, Маяковский, Есенин, Хлебников…