Год 1941 Священная война - Александр Борисович Михайловский Страница 20

место дислокации сорок пятой пехотной дивизии. Второй эскадрон действует отдельными звеньями. Первые два звена в ударном обвесе поддерживают штурм лагеря военнопленных севернее Бреста, где пока в одной куче содержатся рядовые бойцы, сержанты и старшины, командиры и члены семей военнослужащих, женщины и дети. Еще три звена в полицейском обвесе, выставленном на полную мощность, обрабатывают цели в самом Бресте. Третий эскадрон: три звена в ударном, два в ослабленном полицейском обвесе - готовится поддержать операцию по освобождению лагеря в Бяла-Подляске. Четвертый эскадрон в ударном обвесе находится в резерве на случай осложнения обстановки.

Дивизия генерала Воронцова получила приказ действовать побригадно. Первая бригада высадится на Тереспольском укреплении, где располагаются все артиллерийские подразделения и один из пехотных полков. Второй бригаде я нарезал участок к востоку от крепости, третьей -в самом городе, поставив задачу на захват железнодорожного узла и складов трофейного имущества. Капитан Коломийцев, как и предусматривал первоначальный план, получил задачу по освобождению лагеря военнопленных Дулаг-314 севернее Брестской крепости.

Когда я объяснял генералу Воронцову, что следует сделать с пленными немцами, тот только мысленно хмыкнул и подумал:

- Шутить, значит, Сергей Сергеевич, изволите над господином Сталиным? Ну что же, так будет даже интереснее. Выполним все в лучшем виде; для нас хоть германцы, хоть французы -на русской земле они все одно пакость!

А потом время ожидания вышло, и внизу началась веселуха. Вырвавшиеся из портала «Шершни» принялись поливать места дислокации немецкой пехоты потоками ослабленного де-прессионно-парализующего излучения, и одновременно на севере за линией железной дороги приступил к действиям мой бедовый советско-амазонский разведбат капитана Коломийцева со своей воздушной группой поддержки. В полной тьме рубиновые трассы магнитоимпульсных пушек напоминали новогоднюю иллюминацию.

4 июля 1941 года, 2:30 мск, километр к северу от Брестской крепости, лагерь военнопленных Дулаг-314 «Красные казармы»

«Красные казармы» построили перед Первой Мировой Войной для размещения частей 38-й пехотной дивизии, входившей в состав 19-го армейского корпуса. Но этот период был недолгим. В 1913 году дивизия въехала в новенькие казармы, а в 1914-м убыла в состав действующей армии. Потом двадцать лет (с 1919-го по 1939-й год) в Брест-Литовске обитали поляки, а после них в течение двух лет казармы занимал 18-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон Брестского укрепленного района. На рассвете 22 июня бойцы и командиры этого батальона под огнем врага все же сумели добраться до своих частично построенных и не полностью вооруженных ДОТов, и сражались там до полного исчерпания боезапаса.

А примерно с полудня первого дня войны в «Красных казармах» угнездился Дулаг-314, личный состав которого в полной готовности ожидал начала войны с польской стороны границы. В настоящий момент этот лагерь использовался германской армией как транзитный. На сборных пунктах в местах уже стихших ожесточенных сражений командование германских полков и дивизий собирало наловленных по лесам и полям советских военнопленных, после чего их пешими этапами по дорогам местного значения гнали на запад, от одного такого лагеря до другого. По пути германские конвоиры беспощадно пристреливали всех, кто ослабел настолько, что не мог идти дальше. Свидетельства о том оставили самые разные люди, в том числе и те, что отнюдь не пылали любовью к советской власти. Среди них был и Сергей Николаевич Сверчков (1898-1955). До войны этот человек служил артистом и режиссером в различных московских театрах. Сдался в плен сразу после начала войны, а с августа 1942 года работал на германское Министерство Пропаганды. После войны остался на Западе, под чужим именем жил в Германии, потом в США, затем вернулся в ФРГ работать на радиостанции "Освобождение" (будущее радио

«Свобода»), где стал одним из первых дикторов.

Вот что этот предатель собственного народа писал в своих мемуарах об этапировании советских военнопленных из сборного лагеря под Минском:

«Наконец нас собралось около полутора тысячи офицеров, и рано утром немецкие солдаты построили нас в колонну по четыре и повели через Минск на юго-запад. Первый день был неутомительным, часто давали отдохнуть, а ночевать привели в какую-то тюрьму, где мы были первыми после освобожденных заключенных. Мы находили наспех брошенные лохмотья, газеты, записки. Стены пестрели разными надписями и подписями. Главным образом просьбы передать на волю, что такой-то осужден на пять, на семь, на десять лет и отправляется туда-то и туда-то. Не знаю, доходила ли когда-нибудь такая почта до близких, думаю, что нет, однако люди, видимо, хватались за соломинку. Почувствовав тюремный воздух, наше офицерство стало молчаливее, и всякие политические споры прекратились. Следующие дни переходов делались все труднее, кормили плохо, воду давали редко. Потертые ноги и общая усталость давали себя знать, и появились отстающие, которые больше не догоняли. Я долго не мог поверить, что больных офицеров, которые отстают от общей колонны, пристреливали. Не верил до тех пор, пока сам не стал сдавать и не очутился в хвосте, здесь я видел своими глазами, как немецкий солдат несколько раз ударил прикладом упавшего офицера, а потом приложился... выстрел и солдат спокойно подходит к следующему. Следующий был я, я вскочил. Минуту тому назад, казалось, не было сил совсем, а теперь я зашагал, хотя в глазах были круги... Я шел механически, совсем не замечая, что ноги у меня передвигаются, было такое впечатление, что я плыву по воздуху но плыву медленнее, чем хотелось бы. Около одной деревни, мимо которой мы проходили, у околицы стояла женщина. Когда я поравнялся с ней, она замахнулась и бросила что-то в нас. Меня по лицу что-то больно ударило, я инстинктивно схватил это что-то и это оказался громадный, с кулак, кусок сахара! Этот случай спас мне жизнь. В минуту я разгрыз этот кусок и сразу же пришли силы

продолжать наш путь».

Впрочем, пленные, которым повезло выжить на этом пути и дойти до этого места, еще не ведали, как и чем окончится их трудный путь, и что только один из десяти доживет до первой военной зимы. «Красные казармы» обещали им отдых, для командиров ночевку под крышей, для рядовых и сержантов - на голой земле, скудный ужин, а потом возможность хоть на какое-то время забыться мертвым сном.

Но сегодня со сном и отдыхом вышла незадача. Ровно полтретьего ночи через раскрывшиеся порталы, как чертики из табакерки, выпрыгнули разъяренные «Шершни», принявшись выписывать вокруг лагеря вытянутые восьмерки. С резким звуком «пиу-пиу-пиу», непривычным уху аборигена середины двадцатого века, во тьме протянулись стремительные рубиновые трассы очередей из магнитоимпульсных пушек, в щепу, древесную пыль и кровавый фарш разнося дощатые будочки пулеметчиков на вышках периметра, попутно гася