Год 1941 Священная война - Александр Борисович Михайловский Страница 23

- Майор Гаврилов, - представил мой будущий Верный, приложив руку к козырьку фуражки, -командир сорок четвертого стрелкового полка Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

- Капитан Серегин, - козырнул я в ответ, - Силы Специального Назначения Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба из две тысячи шестнадцатого года и много кто еще. Прибыл вам на помощь конно, людно и оружно.

- Из... две тысячи шестнадцатого? - недоверчиво переспросил майор, оглядываясь по сторонам.

- Да, из две тысячи шестнадцатого, товарищ Гаврилов, - подтвердил я. - Только по пути к вам мне пришлось побывать в самых разных местах, где довелось набраться ума-разума и приобрести самых неожиданных соратников. Но теперь я здесь, и это значит, что для германских фашистов закончилось все хорошее, и начались египетские казни. Или ты думаешь, что я переодетый немец, который каким-то образом выманил тебя из каземата для того, чтобы поиздеваться?

- Нет, товарищ Серегин, - криво усмехнулся майор, - на немца ты совсем не похож, даже на переодетого. Вещи ты мне говоришь невероятные, но я тебе почему-то верю. А еще я испытываю непонятное желание отдать тебе свое оружие, чтобы ты вернул мне его обратно. Что это?

- Это Призыв, - сурово сказал я. - Мы с тобой одной крови, товарищ майор, Защитники Отечества и элита элит. Повторяй за мной: «Я - это ты, а ты - это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу. Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто».

И как только это было сделано, в воздухе громыхнул гром, означавший, что я на верном пути. Теперь следовало собрать к себе других выживших, не забыв никого, отправить пленных немцев маршировать голышом на Красную площадь, ввести нового Верного в курс дела (так как он пока единственный командир, которого я могу допустить к работе с личным составом из освобожденных пленных) и приступать к исполнению изрядно подзадержавшейся операции в Бяла-Подляске. Впрочем, из-за двух-трех часов отсрочки там ничего не изменится.

Часть 66

4 июля 1941 года, 4:25 мск, Брестская крепость, мост у Трехарочных ворот между Цитаделью и Кобринским укреплением

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Подготовка операции в Бяла-Подляске несколько затянулась. И в Тридесятом царстве предварительно требовалось «утрясти» бывших военнопленных, а майора Гаврилова следовало подготовить к должности временного коменданта карантинного лагеря. Временного, потому что майору такая «генеральская» должность на постоянной основе была просто не по размеру, каким бы героем он ни был. К тому же мои слова о путешествиях между мирами этот человек воспринимал с изрядным недоверием: хорошо хоть не возражал, размахивая руками (наверное, из-за патрулирующих в воздухе четырех десятков «Шершней», внушавших некоторое уважение).

Однако, когда я при нем открыл первый локальный портал (не идти же пешком Тересполь-ское укрепление, чтобы отправить тамошних пленных немцев голышом на Красную площадь), весь его скепсис как рукой сняло. Одно дело - сто раз рассказать, и совсем другое - один раз показать. А уж вид бойцов из первой бригады полковника Кантакузина, деловито занимавшихся сбором трофеев, да построенных на дороге лицом к Цитадели в колонны голых дойче зольдате-нов и вовсе привел его в полное ошеломление. Ну не похожи мои «бородинцы» на местных красноармейцев видом и повадками, даже несмотря на знаки различия РККА в петлицах. Вот и немцы чуют эту разницу, а потому дрожат мелкой дрожью, будто рядом с ними без решеток и привязи ходят вовсе не люди, а дикие хищные звери, вроде тигров. Ну прямо какое-то волшебство, разом превратившее заносчивых и воинственных белокурых бестий в тихих и скромных Михелей (прозвище немцев в середине девятнадцатого века). Майор Гаврилов тоже уловил разницу между вчерашними и сегодняшними немцами, покосился на бравых подтянутых бойцов в незнакомой, но явно удобной и практичной экипировке, и спросил:

- Кто это, товарищ капитан?

- Это герои битвы при Бородине и обороны Севастополя в Крымскую войну, - ответил я. - Я дал им в достаточном количестве современное оружие и обучил новым тактически приемам, а вот высокий боевой дух и опыт затяжных войн конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века у них были свои...

-Да ведь они же крепостники?! - полуудивился-полувозмутился майор Гаврилов.

- Каждый, кто вступает в воинское Единство, оставляет все классовые и национальные различия за его порогом, - строго сказал я. - Нет у нас ни эллина, ни иудея, ни барина и ни холопа, а только бойцы и командиры, равные в своем социальном статусе Защитников Отечества. И это бывшим господам-крепостникам даже пришлось по душе, так как в первую очередь они все-таки боевые офицеры и генералы. Батальон ветеранов-Верных, прошедших дополнительную подготовку, в сражении по силе равен полку, если не бригаде с аналогичным вооружением.

- Ну, если так, тогда это по-нашему, - согласился мой новый Верный. - У Бородина дрались настоящие бойцы, не то что мы.

- И вы такими станете, и даже лучше, если выпьете свою чашу до дна и доживете до штурма Берлина, - уверил я. - Война - это такой университет, месяц в котором идет за год, а то и за два.

- А он будет, этот штурм Берлина? - недоверчиво спросил майор Гаврилов.

- Обязательно! - произнес я. - Без меня он случился бы через четыре года, после тяжелейших потерь; с моей помощью все будет гораздо быстрее, легче и проще. Но сейчас этот разговор пора заканчивать, ибо дело превыше всего.

Ко мне подошел полковник Кантакузин и, козырнув, доложил, что вверенная ему часть потерь во время операции не имеет, а пленный контингент к параду в натуральном виде на Красной площади построен.

- Благодарю за службу, Григорий Матвеевич, - ответил я, обнажая свой меч. - Не будем тянуть кота за хвост и сделаем все прямо сейчас. Раз, два, три!

При слове «три» примерно там, где находится мост через Буг, образовался огромный проем, в котором с краю виднелись кремлевские башни, Мавзолей и полностью собор Василия Блаженного, а за ним, чуть левее, восходящее солнце. Раздались крики: «Шнель, шнель!» - и толпа примерно в шесть тысяч голых немцев припустила в эту дыру со всем возможным энтузиазмом. Будет теперь товарищу Сталину о чем поразмышлять