Гэрет Уильямс - Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам Страница 44

— Это существо смиренно приветствует тебя, З'ондар. — сказал визитер.

Холод прикоснулся к сердцу Валена.

— Меня знают как Рамде Зарвина из Так'ча. Если мне будет позволено говорить с вами…

Мир раскинулся перед ними — до горизонта, до края изведанного. Мир, наполненный историями, мечтами и мечтателями, воинами, ожидающими смерти, мастерами лишь начавшими узнавать, что значит жизнь и жрецами пытающимися понять и тех и других.

Дераннимер чувствовала себя так, словно она могла оттолкнуться от вершины горы — и опуститься там где пожелает. Он чувствовала странную легкость, почти эйфорию. Слова Валена все еще звучали в ней. Тысяча лет мира. Эта мысль была..

…ошеломляющей.

Ее компаньон, разумеется чувствовал далеко не то же самое. Маррэйн равнодушно стоял, сложив руки на груди, и казался почти что частью самой горы.

Дераннимер оглянулась на него.

— Ты сердишься. — заметила она.

— Нет. — холодно и спокойно ответил он.

— Парлонн сердился.

— Да.

Она тряхнула головой.

— Я понимаю — почему, но уверена, он поймет что этот путь лучше. Случись такое раньше — и не сгорел бы Ашинагачи, и стольким не пришлось бы умирать. Понимаешь, — она запнулась — разве не так?…

— Мертвые — мертвы. — ответил он после секундного размышления. — Смерть отражение жизни, и жизнь — смерти. Все это один цикл. Скорая смерть после полнокровной жизни значит больше, чем долгая и одинокая жизнь, не наполненная ничем. Забери страх смерти, и откуда взяться настоящей отваге? Забери отвагу — и в чем будет слава?

— Ты не понимаешь. — горько сказала она. — Мой отец провел последние годы своей жизни изуродованным и сломленным. Ему нужен был кто — то, кто помогал ему есть, кто — то, кто помогал одеваться. Не будь войны — он мог быть жив сейчас. Он мог бы писать, мог бы ваять, мог бы делать что угодно.

— Твой отец был великим, и я считал за честь знать его, пусть и недолго. Но именно война придала такое значение его жизни. Кем бы он мог стать без войны? Что значила бы его смерть — без войны?

Она снова со вздохом мотнула головой.

— Но ты не сердишься?

— Нет. Слова, мнения… они ничего не значат. Вален хочет перемен. Он желает порядка, стабильности, нового мира, полного надежды. Без сомнений, тысячу лет народ будет вспоминать его имя, и говорить о нем с почтением… быть может даже с преклонением. Что за дело до тех из нас, кто сейчас живет и умирает, следуя за ним?

— Это неправда. — запротестовала она. — Ему не безразлично то что приходится делать.

— Знаю. Просто… горько следовать за тем, кто не понимает нас. Он велик, возможно, величайший из тех, кого я знал, но он не один из нас. Он не понимает нас.

— Один из нас? Ты говоришь о воинах?

— Я говорю о минбарцах. Где его клан? Где его наследие? Где его предки, и великие дела его прошлого? Он пришел из ниоткуда — чтобы вести нас. Я следую за ним, потому что понимаю его величие, но не могу не заметить, что я не могу служить ему так, как Хантенну. Я не предам его. Я уже предал одного лорда и не сделаю этого второй раз, но порой я изумляюсь ему.

— Он из всех кланов, и всех каст. Его наследие — наследие всех нас.

— Или ничье.

— Это важно?

— Нет. Могло быть важно, но — нет. — Маррэйн помолчал и взглянул на нее. Закаленные в боях воины трепетали и пугались под каменным взглядом, но она не боялась. Она знала что он не причинит ей зла. — Он тот, кого предсказали ворлонцы.

— Да.

— Тот кто будет править всеми минбарцами.

— Да.

— Тот, за кого ты выйдешь замуж.

Чуть слышно:

— Да.

— Ты любишь его.

Без размышлений, без сомнения:

— Да.

Он помолчал и кивнул. Выражение его лица не изменилось.

— Что ж, этого будет достаточно.

Потом была тишина.

— После речи у горы Х'леия настало короткое затишье. Это было время… созидания, мало отличное от того, что сейчас делаем мы. Рейнджеры росли в числе и умении, их ряды пополнили многие из Так'ча. Через Зарвина они поклялись в верности Валену, увидев в этом шанс искупить грехи своего прошлого.

Понимаешь, они убили их Бога, и надеялись заслужить прощение за это службой тому, кто будет выбран их богами. В этом была своя ирония — они не понимали, пока не стало слишком поздно, что Вален убивал Богов минбарцев.

Старые Боги, старые обычаи. Боги по имени «честь», «морр'дэчай», «традиции». Они могли не быть создававшими миры Высшими Существами, в которых верят многие расы. Они могли не быть даже дивными духами, которыми представляли себя ворлонцы, но все равно они были богами. Одного за другим, Вален убил их всех.

Он не отменил обряд морр'дэчай — он отлично знал, что не сможет. Но он лишил его славы. Он запретил любому из Рейнджеров носить кровавые линии позора. Для Рейнджеров он ввел новое оружие. Не дэчай, не древний символ воина, с историй, уходящей на сотни поколений.

Они пользовались новым оружием, тем, что он называл денн'бок. Это был более — менее прямой потомок традиционного оружия Так'ча, барркена. Вален показал себя его знатоком, превзойдя его наставника, Зарвина после всего лишь нескольких уроков.

Хм. Не правда ли, удивительно?

Что он должен был думать, когда учился у них, когда он брал от них в свою культуру, в свое общество то, что могло прожить тысячу лет — зная что те, кто учит его этому, возьмут из его учения лишь худшие уроки?

Я хотел бы знать… и порой, думаю — знать только лишь это…. Я хотел бы знать, что он должен был думать, зная что его союзники предадут его, совершая ошибки, когда он так отчаянно хотел поступать правильно. Должно быть он думал о необходимости. Есть вещи, что должны быть сделаны, как бы они ни были неприятны, тяжелы или болезненны…

Есть вещи, что должны быть сделаны.

Война всерьез разгорелась вновь через несколько месяцев после речи, и на этот раз передышек не было до самого конца — а до него было еще немало лет. Нас поддерживали надежда и единство не говоря уж о новых союзниках, Так'ча.

И, разумеется, ворлонцев.

Слепота обычна среди тех, кто хочет верить мечтам, в то что они сбываются. Многие благодарили ворлонцев за помощь. Немногие спросили — почему они не предлагали большей помощи ранее. Нужно было случиться Маркар'Арабар? Или пасть Гисейнотоши? Очевидно так и планировалось — иначе ворлонцы предотвратили бы их.

Вален был вдохновителем всего что ему приписывают, хотя недовольных его правлением было куда больше чем считается сейчас. Маррэйн и Парлонн… они держали при себе свои разногласия с ним, но их безмолвное соглашение всегда витало в воздухе.

«Когда это закончится…»

«Когда все закончится.»

Что — то имеет свойство вмешиваться, когда заключены подобные соглашения. Зови это судьбой, роком, кармой или просто слепым случаем, но всегда что — то происходит.

Этим «чем — то» был Вален. Годы войны стали тяготить его, — много лет прошло, и еще больше должно было придти. После боя он часто проводил время в одиночестве, поминая мертвых. Не только мертвых из минбарцев или так'ча, но также и мертвых Теней. Его не смели беспокоить во время этих медитаций даже ближайшие друзья и союзники. Его загадочный спутник, Затрас, однажды грубо выдворил Рашока из покоев Валена, во время такой медитации, свалив опытного воина на землю.

И тяжелые размышления о будущем привели его к попытке вмешаться в иные дела…

Звезды расстилались в бесконечности перед ним. Он чувствовал себя так словно бы мог протянуть руку и сжать их в кулаке. Их жар не опалил бы его, их мощь не удержала бы его. В конце концов — разве он не Вален, спаситель минбарцев, Избранный, тот кто получит владычество и признание?

Он может сделать все, все что угодно. Он может заставить его народ умирать ради него — и они будут умирать, как бы он ни пытался увести их с этого пути. Он может вести войну с Врагом и уничтожить его. Он может создать новый мир и новый народ — и сжечь по пути столько старого, что неважно будет победил ли он или проиграл.

И он может создать тысячу лет мира, который, как он знал, — закончится войной, войной, исхода которой он не узнает.

— Ибо я — Вален. — глухо произнес он. — Узри мою силу.

Позади него вспыхнул свет, но он не обернулся.

— Ты не имеешь права. — сердито сказал он. Он хотел бы чтобы здесь оказалась Дераннимер. Вся боль в его сердце уходила, когда она была рядом. Но сколько в том было благодаря ей, и сколько — благодаря Кэтрин?

«Кое — что бывает необходимо. Мертвый лист дает новую жизнь земле, но думает ли земля о листе?»

— Я это знаю. Я все это знаю, но все равно ты не имеешь права вмешиваться.