Дмитрий Дивеевский - Ось земли Страница 47

Аналогичную информацию сообщал резидент в Берлине Зарубин, имевший на связи блестящего агента «Брайтенбаха». Он также был вызван в Москву и в самый разгар процесса получил орден боевого Красного Знамени. Подобные сведения шли и от резидентуры НКВД в Париже, имевшей на связи агента № 138, он же близкий конфидент Троцкого банкир Дмитрий Навашин, знавший практически все о связях Льва Давыдовича с единомышленниками в СССР. Даже если забыть о том, что НКВД уже получил показания подельников Тухачевского, не менее интересные документы обнаружились в архиве А. М.Горького который именно в 1936 г. передала в Москву его прежняя любовница Мария Будберг-Бенкендорф, в миру Мура, проживавшая в Париже. Ах, какая откровенная переписка российских политиков и эмиграции с Алексеем Максимовичем имелась в этом архиве, который она никак не хотела отдавать Сталину. Но все же отдала. И кто же был тот оракул, который сумел уговорить ее на этот шаг? Ведь там не только Тухачевский упоминался, там фигурировали имена многих оппозиционеров, прямо или косвенно связанных с заклятыми врагами англичан – американскими финансистами? Представьте себе профессор, уговорил ее вездесущий Роберт Брюс Локкарт.

Так что для Сталина все было уже ясно. Другое дело – показательные процессы. Я ведь не все здесь рассказал. Например, Сталин получил информацию о том, что Миша сдал немцам мобилизационный план на 1936–1937 годы. С учетом этого плана они потом разрабатывали свой план «Барбаросса» проводили командно-штабные учения и так далее. Ну, и как использовать эту убойную агентурную информацию на судебном процессе? За сдачу мобплана в любой, самой демократической стране ставят к стенке. Это тотальное предательство всего и вся. А использовать сведения нельзя. Даже упоминать о том, что ты знаешь о факте предательства и то нельзя! Никак! Приходится скрывать наличие подобных убедительнейших агентурных данных и извините, ломать дурака, выбивая от обвиняемых признания в «связях с империалистическими разведками».

– Но где сегодня эти агентурные данные? История хотя бы с опозданием должна узнать истину!

– Досье Бенеша уничтожил Никита Хрущов. Ему нужно было обелить Тухачевского и максимально очернить Сталина. Однако многие эпизоды этого дела разбросаны по архивам. Они имеются и в особом архиве президента России. Может быть, когда нибудь, они увидят свет. В принципе их можно собрать в одно досье и создать более-менее ясную картину реальных событий.

Порфирий замолк и утер лицо клетчатым батистовым платком.

– Ну, хватит, Сашхен, я устал. Не советую смотреть завтрашний спектакль в этом театре. Недостойное зрелище, скажу тебе как литературный критик. НКВД сильно перестарался в подготовке обвиняемых. Тут я с Иосифом Виссарионовичем не согласен. Прямо скажу, палку он перегнул. Драка дракой, а вот лицедейство ни к чему.

– Значит, не такой уж ты и сталинист, Порфиша – перешел на свойственный собеседнику тон профессор – как только к деталям приближаемся, так ты воздух и спускаешь. Насчет необходимости насилия как коза начинаешь блеять.

– Ты, что, думаешь, я тебя сюда притащил, чтобы доказать, что процессы были нужны? Нет, братец! Тут с нашей меркой подходить нельзя. Отвратительные они были, эти спектакли. Для нас с тобой отвратительные. А как те люди их воспринимали, которые тогда жили и боролись, нам не понять. Потому что это другие были люди. Я в этом убежден.

– И чем же они от нас отличались?

– Ты, историк, лучше меня знаешь, какой была первая половина двадцатого века. Никогда люди не уничтожали друг друга с такой ожесточенностью, никогда на свете не существовало одновременно так много кровавых диктаторов. Когда я пытаюсь охватить сознанием то сумасшедшее время, знаешь, какая мысль у меня появляется?

– Интересно, какая?

– Это был широкий прорыв бесовщины в жизнь целых народов. Вот знаешь, сидели эти бесы за барьером религий, пакостили как могли, но в широкое поле их не пускали. Однако бесы барьеры эти подгрызали, подгрызали и однажды барьеры разом рухнули и тогда хлынула бесовщина в политику и грянула Первая мировая, а затем сразу несколько революций и разразился на Земле праздник нечистой силы. И длился этот праздник аж до 1945 года.

– Интересная картина. Что-то в ней есть. А дальше что?

– А то, Сашхен, что борьба-то в 1945 году не кончилась. Какие сегодня барьеры нашу с тобой Родину от бесов ограждают?

– Демократическая и гласная система. Она не даст им развернуться.

– Что ты говоришь! А Ельцин, по твоему ангел был? Или, может, его команда состояла из херувимов? Только враг человеческий мог такой урон стране нанести, какой тогда был нанесен. А ведь Ельцина и иже с ним демократическая система на свет произвела.

– Ну и что?

– А то, что в России еще ничего не решено. Вот что тебе показательные процессы должны были продемонстрировать! У российской власти совесть исчезла еще до революции. И до сих пор она не вернулась. Почему при Сталине нашлись тысячи людей, которые неправедный суд по всей стране творили? Потому что у них совести не было. Прокурор с Богом в душе, а значит и с совестью, таких приговоров не выносил бы. Они были все до одного безбожники. А эти, сегодня, кто? Не безбожники ли? Значит и их власть до неправедных судов, а потребуется и до показательных спектаклей может скатиться. Это закон жанра!

– Может, это ступень развития?

– Ты, Сашхен, пойми: чертовщина в России свободно гуляет. Ты посмотри, кто вокруг Путина собирается: дивизия «Мертвая голова», пустые души! Это стадо ослов, которые строят умные морды, сладко жрут и жутко размножаются. Но по скудости души, по равнодушию к народу и по страстной любви к самим себе они не в состоянии построить честную и достойную жизнь. И не дай Бог, в стране случится заваруха, недовольства и всякие протесты, в том числе и уличные. Власть без совести будет с ними бороться не только по-ельцински. Вдобавок она вспомнит и про неправедный сталинский суд. Попомни мое слово, Сашхен, вспомнит.

– А как же власти избежать такого пути?

– Только истинным верованием. Не свечкодержанием некоторых политиков, а ночными слезами перед киотом и стонами: «Боже, прости меня, грешного». Тогда и понимание пути придет. А эти …. Боже ж ты мой! Верой, страстной верой! Только тогда власть будет сильная и справедливая.

1937 год

Сергей Доморацкий мучился от непонимания и от неприятия того, что происходило в стране. Сумерки, постепенно опускавшиеся на Советский Союз с момента убийства Сергея Кирова в декабре 1934 года, окончательно превратились в ночь к началу 1937. Два года изо дня в день в стране накалялась атмосфера классовой борьбы. Партия во главе со Сталиным не покладая рук искала и находила новых врагов и врагами этими оказывались в первую очередь политические и государственные работники страны. Но не могло это всеобщее умопомешательство не затронуть и граждан, совершенно к делу государственного строительства непричастных. Сам подход к методам борьбы как к «чисткам» подразумевал, что вместе с «сором» будет выметена и часть чистого человеческого материала.

«Зачем это делают? – спрашивал себя Сергей – что дает эта массовая охота на людей, ведь она их только запугивает и делает хуже?». Но ответа он не находил, как не находили его и сотни его товарищей. В сознании каждого из них существовал образ мудрого и дальновидного товарища Сталина, который никак не соответствовал происходящим вокруг черным делам. Все они считали, что до Сталина не доходит правда об этих делах и все испытывали отчаяние от этого непонятного для них положения.

Своего апогея эта кампания достигла, когда чистки захлестнули и самих «чистильщиков» – органы НКВД. Правда, первые неправосудные расправы над чекистами прошли еще по расследованию убийства Кирова. Тогда была репрессирована большая часть ленинградского управления. Но это был только первый случай. Кровавый конвейер внутренних расправ наступил двумя годами позже. В органах установилась атмосфера истерического поиска врагов под каждым столом и эта атмосфера окончательно разделила сотрудников НКВД на два лагеря. Крохотное меньшинство из них сохранило в себе способность трезво оценивать происходящее. Они пытались протестовать против беспредельного террора, который волной накатывал на страну. Сначала их терпели, а потом пришла пора их причисления к лику врагов народа и ликвидации. Вслед за арестом бывшего шефа НКВД Генриха Ягоды в 1937 году Николай Ежов начал уничтожение всех сотрудников, высказывавших хотя бы малейшие сомнения в необходимости террора. Арестовывали и тех, кто никаких сомнений не высказывал. В Горьковском управлении сначала взяли заместителей, потом половину начальников отделов и четверть начальников отделений, затем очередь дошла до рядового оперативного состава. В Управлении работала выездная бригада из Москвы. Чекисты точно также ждали ночных арестов, как сотрудники обкома партии и областного исполнительного комитета.