Художник из 50х Том II - Сим Симович Страница 6

На кухне в холодильнике лежали продукты — сыр, колбаса, свежие овощи. На столе стояла бутылка хорошего вина с запиской: «Для новоселья. Удачи в работе. Л. П.»

Лаврентий Павлович не забывал о мелочах.

Гоги вышел в сад, сел в беседке. Вечерело, но было еще светло. Где-то за деревьями играли дети, лаяла собака — обычные звуки загородной жизни.

Он достал пачку американских сигарет, закурил. Дым растворился в неподвижном воздухе. Всего неделю назад он жил в бараке, делил уборную с десятком соседей, стирал белье в общем корытце. Теперь у него был собственный дом, мастерская, участок.

Цена перехода в новую жизнь была ясна — полная лояльность, готовность создавать «правильные» мультфильмы, воспитывать детей в духе системы. Не самая страшная цена, если подумать. Многие платили гораздо дороже.

Солнце село за деревья, включились фонари вдоль дорожек. Переделкино засыпало — здесь рано ложились и рано вставали. Режим загородной жизни, размеренный и здоровый.

Гоги докурил сигарету, затушил окурок в песке. Завтра утром Семен Петрович заедет за ним, и начнется новый день в студии А4+. Первый полноценный рабочий день директора.

Он поднялся, еще раз обошел дом. Его дом. Награда за правильный выбор, за готовность служить системе. И странное дело — угрызений совести не было. Только спокойное принятие новой реальности.

В спальне он подошел к окну, посмотрел на звезды. Где-то там, далеко, была Аня с ее астрономическими мечтами. Что бы она подумала об этом доме, об этой жизни?

Наверное, поняла бы. Аня была умной девочкой, знала, как устроен мир. И возможно, даже одобрила бы — лучше быть полезным системе, чем стать ее жертвой.

Гоги разделся, лег в новую кровать. Матрас был мягким, постель свежей. Засыпая, он думал о том, что завтра начнется его настоящая жизнь в этом времени. Жизнь человека, который нашел свое место в советской иерархии и готов его удерживать.

Гоги проснулся от тишины. В бараке всегда кто-то храпел, скрипели койки, за стенкой плакал ребенок. Здесь было настолько тихо, что слышался собственный пульс. Часы на тумбочке показывали половину третьего.

Он перевернулся на другой бок, закрыл глаза, попытался заснуть снова. Но сон не шел. Мысли крутились вокруг студии А4+, новых обязанностей, будущих проектов. В голове проносились кадры из несуществующих пока мультфильмов, лица незнакомых сотрудников, цифры из смет.

Двадцать минут тщетных попыток — и Гоги сдался. Встал с кровати, накинул рубашку и брюки, спустился на первый этаж. Дом встретил его прохладой и запахом новой мебели.

Через стеклянную дверь кухни был виден сад, залитый лунным светом. Полнолуние превращало яблони в серебряные скульптуры, дорожки казались светлыми лентами среди темной травы.

Гоги взял с вешалки легкий пиджак, вышел на крыльцо. Летний воздух был свежим, пахнущим росой и цветами. Где-то в глубине сада стрекотали сверчки, изредка ухал филин.

Он неспешно пошел по главной дорожке к беседке. Гравий приятно хрустел под ногами — звук, которого не было в городской жизни. У барака росли только тощие березки и одинокий тополь, а здесь целый сад: яблони, вишни, кусты смородины и крыжовника.

В беседке он присел на скамейку, откинулся на спинку. Луна висела прямо над головой, такая яркая, что можно было читать. Аня рассказывала ему об этом светиле — как оно влияет на приливы, как его поверхность изрыта кратерами от метеоритов. Американцы собирались туда лететь, но до этого было еще далеко.

Мысли о космосе привели к воспоминаниям о будущем. О том времени, откуда он пришел, где люди действительно летали к звездам, где в кармане каждого был компьютер мощнее всех советских машин вместе взятых. Странно было думать об этом, сидя в подмосковном саду 1950 года.

Гоги встал, пошел дальше по дорожке. За яблоневым садом начинался небольшой огород — кто-то аккуратно высадил помидоры, огурцы, картошку. Наверное, Прасковья Николаевна — у нее был опытный взгляд садовода.

Лунный свет превращал все вокруг в театральную декорацию. Листья были не зелеными, а серебристыми, тени казались густыми и таинственными. Он медленно обошел весь участок по периметру, изучая свои новые владения.

У забора росла старая липа, толстая в три обхвата. Под ней стояла скамейка, откуда открывался вид на соседские участки. Там тоже жили полезные люди — писатели, художники, ученые. Люди, которые находили баланс между творчеством и идеологией, между личными убеждениями и государственными интересами.

Он сел под липой, достал сигареты. Спичка вспыхнула ярко в темноте, осветила лицо на мгновение. Дым поднялся в неподвижном воздухе ровной струйкой.

Интересно, что думал бывший хозяин этого дома, сидя на этой же скамейке? Может, тоже курил по ночам, размышляя о своем месте в системе? А может, спал спокойно, довольный найденным равновесием?

За забором кто-то не спал — в одном из домов горел свет в окне. Наверное, писатель работал над романом или ученый решал важную задачу. Творческие люди часто работали по ночам, когда никто не мешал.

Гоги докурил сигарету, но не спешил возвращаться в дом. Ночная прогулка успокаивала, упорядочивала мысли. Здесь, под луной, среди спящих деревьев, проблемы студии казались не такими сложными.

Он поднялся, медленно пошел обратно к дому. На крыльце обернулся, еще раз окинул взглядом сад. Завтра здесь будет совсем другая жизнь — дневная, деловая, полная встреч и решений. А сейчас были только тишина и покой.

В доме он поднялся в спальню, разделся, лег обратно в кровать. Теперь сон шел легче — прогулка сделала свое дело. Засыпая, он думал о том, что завтра начнет обустраивать мастерскую, налаживать быт, превращать этот дом в настоящий дом.

Луна медленно плыла по небу над Переделкино, освещая сады и дома людей, нашедших свое место в большой советской системе.

Гоги открыл глаза ровно в шесть утра — внутренние часы не подводили. Армейская привычка, выработанная еще в той жизни во время срочной службы, работала безотказно. Никаких будильников, никакой сонливости — просто четкое пробуждение в назначенное время.

Ноги коснулись пола, и тело само включилось в отработанный алгоритм. Пятнадцать отжиманий прямо у кровати — размяться, разогнать кровь. Потом быстро к умывальнику в ванной.

Холодная вода по лицу, зубная щетка — две минуты точно, не больше, не меньше. Бритье — легкие, уверенные движения станка,