Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович Страница 60

— Нассих биют!

— Кажись, зубы выбили оглоеду…

Задумчиво пробормотал Алехан, с хищной радостью на лице разглядывая драку. Князь только вздохнул, понимая состояние друга — тот любил сходиться на кулачки.

— Наших бьют!!!

Громкий вопль не успел отзвучать на улице, как набежала большая толпа бока-которцев, а с ними несколько десятков вооруженных до зубов русских матросов, настроенных решительно. Причем командовали ими корабельные офицеры с кортиками в руках.

Драка моментально прекратилась, так и не перейдя в побоище. Венецианские солдаты моментально прониклись ситуацией, побросали алебарды и протазаны к ногам победителей. И стали прятаться за спины русских моряков, что жестко пресекали чинимые над пленниками насилия. Хотя многие солдаты получили тумаки от радостно голосящих местных жителей — видимо какие-то старые счеты сводили, непонятные.

— Ваше сиятельство! На кораблях на стеньгах подняли флаги! Командор Грейг занял морской пехотой береговые батареи! Сопротивления солдаты не оказали и были связаны!

— Отлично, — Алехан просиял лицом, потер свои большие ладони друг о друга. И, повернувшись к морскому офицеру, приказал:

— Пусть командор высадит десантные партии, и, если жители не успокоятся, или забузят те, кто Венеции предан, то успокаивать сразу и лаской. А коли за оружие кто хватится, то бить беспощадно. Жалость проявлять только к тем, кто одумается и пардону громко попросит!

— Есть, господин генерал!

Моряк тут же вышел, Алексей Григорьевич повернулся к князю и веселым голосом произнес:

— Пошли, мой друг, к генеральному, мать ее, венецианскому проведитору Реньеру. И возьмем сего Антонио крепко за причинное место. И поспрашиваем сурово сучьего выблядка на тему интересную. Как он до цареубийства мыслью дошел?!

Глава 17

Черногория

Советник царя Стефана

Воевода, генерал-майор и кавалер

граф Алексей Орлов

ближе к полудню 6 октября 1767 года

— Господин превидитор — подготовка цареубийства есть подлость и зло, которое должно быть наказано. А потому мой государь-император спрашивает вас — находится ли он в состоянии войны со «Светлейшей республикой Венецией», если ее дож предпринял усилия дабы убить царя Стефана, брата его императорского величества?!

Князь Долгорукий говорил напористо, превидитор прекрасно его понимал — разговор шел на немецком языке. Выглядел венецианец скверно — на лбу выступили капли пота, лицо бледное.

— Доказательства сего преступления у нас собраны — имеется яд, как во флаконе, так и отравленный им шоколад, чтобы царь Стефан не почувствовал вкуса сего зелья. Кроме того, вот приказ из Совета Инквизиции, что находился в вашем кабинете, спрятанный в ларце. И мне надо знать точно — кто вам дал приказ на убийство его величества царя Стефана, первого этого имени?! Правитель или за его спиной Совет Инквизиции?!

Алехан ухмыльнулся, злобно оскалившись — итальянец стал смертельно бледным. Теперь пот буквально ручьем скатывался по его щекам, капая на кружевной воротник с дряблой кожи.

— Или сие действо есть личная инициатива — своим злонамеренным поступком вы решили причинить российскому императору Иоанну Антоновичу неимоверную боль столь подлым способом убийством его кузена?! Отвечайте мне, не заставляйте нас начать искать истину в пытке!

— Вы коварно захватили город, принадлежащий «Светлейшей республики Венеции», — прохрипел Раньери, вот только голос сорвался и попытка угрожать выглядела совсем неубедительной.

— Да?! Какой захват?! О чем вы говорите! Здесь, в Которе собирались войска, чтобы вторгнуться в Черногорию! А земли эти находятся под высоким покровительством нашего императора и самодержца! Нападение на них есть вторжение в пределы державы Российской! И вы сие злонамеренное действие произвели — венецианские солдаты разорили приморскую общину и убили трех жителей! Дабы воспрепятствовать дальнейшим преступлениям и убийствам верноподданных российской короны, я исполнил повеление его императорского величества и взял мирных обывателей под защиту. В то же время, не желая начинать военные действия против «Светлейшей республики Венеция», так как пока неясно давал ли дож приказ на захват земель под покровительством России находящихся, а также поручал лично вам или кому другому исполнить цареубийство, я приказал не применять оружие.

Посланник произнес столь длинную фразу на одном дыхании, только венецианцу стало еще хуже — он буквально задыхался, судорожно глотая воздух открытым ртом. Алехан откровенно злорадствовал — князь буквально избивал превидитора словами.

Ситуация для последнего складывалась скверно — дож руками и ногами будет отнекиваться от подготовки вторжения и цареубийства, свалив всю вину на собственного подчиненного.

— Император Иоанн Антонович признал царем Черногории своего младшего кузена Стефана, имея на то достаточные основания, не подлежащие оглашению события, связанные с царствующим Домом. О чем сразу было объявлено в Петербурге, а в конце сего лета о том были направлены грамоты во все правящие Дома.

Венеция такую грамоту получить не могла, так как не являлась монархией. Более того, бумаги эти еще не дошли до многих правящих домов — увы, но все фурьеры на этот раз везли их неторопливо. Но так это и не важно — главное, что они уже были отправлены. Потому действия дожа почти все монархи оценили бы как злонамеренные, а уж о публичной их поддержке речи идти не могло — покушение на цареубийство страшная штука, требующая безусловного осуждения!

— Произошло чудовищное недоразумение. Его царское величество Стефан, по ошибке был принят за самозванца, — прохрипел Раньери, глаза его загорелись. Припертый к стенке ужасными доводами, венецианец начал спасать собственную шкуру. Он не мог не понимать, что дож, и Совет Инквизиции, просто сделают из него крайнего, выставив преступником, что действовал по собственному злодейскому умыслу. Ибо альтернативой такому решению могла быть только война!

— Подобного рода ошибки есть злодейство, не совершенное по воле того, кто его задумал. И не оправдывает правителя «Светлейшей республики Венеция». А посему государь наш отправил послание в Вену, и его возмущение разделил император Иосиф, второй этого имени. Такие злодеяния требуют немедленного отмщения, дабы впредь подобных преступлений более не происходило ни по чьей воле.

Удар для венецианца оказался страшный. Дряхлеющая республика, чей правитель еще двести лет назад торжественно обручался с морем, так как венецианский флот превосходил всех на Средиземноморье и не раз громил в баталиях османов, сражаться с австрийцами не могла. И пока с трудом удерживалась под их непрекращающимся давлением — Вена не скрывала своего горячего желания отобрать у Венеции всю Далмацию, или, по крайней мере, ее значительную часть.

— Памятуя об этом, и наш государь в августе повелел отправить сюда отряд из построенных в Дании трех новых линейных кораблей о восьмидесяти пушек каждый, фрегата и двух бригов. А также нескольких транспортов, на которые приняты четыре тысячи солдат — дабы на время в равенство силы с вашей инфантерией привести. Отрядом этим командует английский адмирал, среди команд много его соотечественников и датчан, помощь оказывающим в столь дальнем переходе.

Приведенный довод окончательно добил превидитора, взгляд стал затравленным. Теперь по лицу Раньери было ясно, что он понял — игры пошли для его страны крайне скверные. Если английские торговцы решили добить векового конкурента, то они этого всегда добьются, предпочитая действовать чужими руками — а тут удачно подвизались русские и австрийцы, которые, несомненно, получат помощь.

Начав наступление на Венецию с суши — противопоставить австрийцам нечего, а также с моря, где столь мощные линейные корабли не имели равного противника, союзники добьются успеха. В том, что это будут именно совместные действия, сомневаться не приходилось, благо имелся недавний ужасающий пример «раздела» Речи Посполитой.

И вот теперь наступила очередь Венеции!