Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы Страница 78

― Нет ― хотя он намекнул, что ему это было бы приятно.

― Не сомневаюсь. Не… делай этого. Он шагнул к ней ближе, взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза. ― Перси Флоренс умрет, если ты это сделаешь, ― с расстановкой сказал он. Доходил ли до нее смысл сказанного? ― Повтори это, пожалуйста, ― сказал он своим самым профессиональным тоном.

― Перси Флоренс умрет, если я это сделаю, ― слабо промолвила она.

― Хорошо. Он отпустил ее. ― Теперь ступай спать.

Она поплелась обратно к дому, а Кроуфорд опустился на песок; он чувствовал, что кто-то пристально наблюдает за ним с вершины холма, но небо уже начинало синеть, устремляясь навстречу дню, и он знал, что существо, напялившее личину Полидори, не станет к нему приближаться.

Он вспомнил, как давным-давно, в 1816 в Швейцарии, Байрон язвительно цитировал стихи Полидори. Кроуфорд смеялся над нелепыми строками, как Байрон, похоже, и рассчитывал, но затем лорд нахмурился и сказал, что на самом деле в этом не было ничего смешного. ― Он ужасно серьезно относится ко всему этому, Айкмэн, ― с упреком сказал он. ― Он преуспевающий доктор, один из самых юных выпускников Эдинбургского Университета, но все к чему он стремится, это стать поэтом ― как Шелли и я. Он и в мои личные врачи напросился лишь потому, что думал, что, общаясь со мной и моими друзьями, сможет… выведать секрет. Байрон мрачно ухмыльнулся. ― Надеюсь, для его же пользы, что он этого не сделал.

«Ну, ― подумал Кроуфорд, ― он все-таки это сделал, Байрон. Но, хотя он и заплатил цену Музам, они не сдержали обещания». «Очень похоже, ― подумал он, ― на сделку, которую Шелли заключил со своей сестрой, моей бывшей женой».

Солнце уже поднялось, зажигая изумрудные блики на поросших лесом пиках Портовенере по ту сторону залива, и в легком ветерке чудилась даже какая-то прохлада. Кроуфорд поднялся на ноги и побрел по песку обратно к Каза Магни, стараясь не ступать в выемки следов Мэри Шелли.

В течение следующих пяти дней Шелли все больше и больше времени проводил на Дон Жуане, доверяя Робертсу и юнге Вивьену управляться с такелажем, пока сам он изучал через секстант[324] горы и исписывал страницу за страницей в своей записной книжке ― теперь уже не поэзией, а небрежно нацарапанными, непонятными математическими выкладками. Когда на закате они возвращались, он порывался отдать свою математику Кроуфорду на проверку, но там было по большей части Ньютоново исчисление[325], что очевидно было выше понимания Кроуфорда. Шелли никогда не просил об этом Мэри, несмотря на то, что она довольно хорошо разбиралась в математике, а он, по всей видимости, начал сомневаться в собственных мыслительных процессах.

«И сомнения эти были обоснованы», ― подумал Кроуфорд. Шелли больше уже не блистал в разговорах за обеденным столом, с пространными рассуждениями о природе человека и вселенной; он, казалось, находил теперь сложным даже следить за щебетаньем Клэр о ее вылазках в Лериче за покупками ― и, хотя он все еще читал свою почту, Кроуфорд не раз замечал, как он силится разобрать смысл написанного, хмурясь и шевеля губами, и обводя кружками важные слова.

Наконец, через семь дней после неудачного покушения на Мэри, Шелли бросил свою записную книжку и кучу непрочитанных писем в огонь, а затем попросил Кроуфорда и Джозефину составить ему компанию в прогулке по побережью.

Солнце все еще сияло на утреннем небосводе, но песок под ногами обжигал даже сквозь туфли Кроуфорда, и он гадал, каким образом Шелли удается неспешно идти по нему босиком. Может он просто еще не заметил, что это причиняет ему боль. Джозефина была напряжена, но держала Кроуфорда за руку и даже пару раз ухитрилась выдавить слабую улыбку.

― Мы отправляемся завтра, ― тихо сказал им Шелли. ― Где-то через неделю вам двоим придется вернуться, но я хочу, чтобы сейчас вы отправились со мной.

Кроуфорд нахмурился. ― Зачем нам тогда возвращаться?

― Чтобы сделать то, что должно быть сделано здесь, ― раздраженно сказал Шелли, ― и должно быть сделано вами. Так что не берите лишних вещей, оставьте здесь всю… научную и медицинскую аппаратуру, какая у вас есть. Он нахмурился, очевидно, пытаясь сосредоточится. ― На самом деле, Джозефине не обязательно возвращаться сюда с тобой ― она может остаться с Байроном, Трелони и остальной компанией. Они намерены снова собраться в Пизе.

― Я поеду вместе с Майклом, ― тихо сказала Джозефина.

Кроуфорд сжал ее руку. ― К тому же ни одному из нас нельзя в Пизу, ― сказал он. ― Два месяца назад мы едва избежали там ареста. В любом случае, тебе то туда зачем?

― Я… потому что… э-э, да, чтобы помочь бедняге Ли Ханту основать дело с Байроном. Это по моему настоянию он приплыл сюда, со всем своим чертовым семейством, и хотя я… сойду со сцены, я хочу убедиться, что он не останется… не останется…

― Без помощи? ― подсказала Джозефина.

― И без гроша? ― добавил Кроуфорд.

― Да, и к тому же в чужой стране, ― кивнул Шелли. ― Вам нельзя в Пизу…? Ну что ж, мы остановимся в Ливорно по пути, чтобы их встретить, так что вы могли бы… подождать меня там. Я вернусь в Ливорно, прежде чем я…

Кроуфорд поспешно его прервал. ― Эта часть, которую мы с Джозефиной должны сделать, ― начал было он, но Шелли вскинул руку, призывая его помолчать.

Они прошли еще сотню ярдов вдоль узкого, скалистого берега, и Шелли забрел на мелководье. Давайте поговорим здесь, ― сказал он. ― Э-э… вода, поможет заглушить наши слова. Я не хочу, чтобы… vitro[326]… я имею в виду песок, слышал, что мы говорим.

Кроуфорд и Джозефина обменялись тревожными взглядами, но потянулись, чтобы снять туфли.

― А что со стеклом? ― отозвалась Джозефина, когда она снова выпрямилась.

― Стеклом? ― нахмурился Шелли. ― А, верно, я и забыл. Оставь и его тоже.

Джозефина потянулась к лицу, извлекла стеклянный глаз и положила его в одну из туфель, затем снова взяла руку Кроуфорда и направилась с ним туда, где стоял Шелли.

― Теперь будьте внимательны, ― сказал им Шелли. ― Я, возможно, не смогу изложить это внятно… позже. Еще раз.

На следующий день, после полудня Дон Жуан в последний раз вышел Залив Специи, направившись к югу в Ливорно. Мэри, Клэр, Джейн Вильямс и дети остались в Каза Магни, и Шелли без воодушевления помогал Робертсу и Чарльзу Вивьену управляться с парусами, а Эд Вильямс скрывался под палубой, подальше от солнечного света, так что нос корабля был целиком и полностью в распоряжении Кроуфорда и Джозефины.

― Шестью шесть ― тридцать шесть, ― бормотала Джозефина, ― семью семь ― сорок девять, восемью восемь ― шестьдесят четыре…

Она завела эту привычку за последнюю пару дней; это все еще досаждало Кроуфорду, но после того как она объяснила, что это помогает держать наплаву личность Джозефины, когда она чувствует, что та начинает слабеть, он всячески старался не показывать своего раздражения. Эта ее привычка заметно расстраивала Мэри. Шелли же напротив имел обыкновение сидеть поблизости от Джозефины, когда она это проделывала, словно этот речитатив был символом чего-то, что он терял… или, как временами немилосердно думал Кроуфорд, потому что потерявший рассудок поэт надеялся подслушать правильный ответ на одну из тех математических загадок, что очевидно были выше его понимания.

И вот теперь Кроуфорд просто стоял, вглядываясь в итальянский берег, что незаметно проплывал мимо корабля в миле по левому борту. Со вчерашнего полудня он не мог думать ни о чем, кроме того, что ему предстояло сделать через неделю, поэтому, когда Джозефина оборвала на полуслове таблицу умножения и задала ему вопрос, он ответил на него почти сразу, не меняя темы.

― Ты сможешь это сделать? ― спросила она.

― Не знаю, ― ответил он, все еще разглядывая береговую линию. ― Я устоял перед ней прежде ― с твоей помощью. И я… Он остановился, так как чуть не сказал, что теперь, когда у него была Джозефина, он был защищен от сексуального влечения к этой нечеловеческой женщине, но тотчас ему пришло на ум, что это может быть не вполне правдой. ― Я не знаю, ― нескладно докончил он.

Усталая улыбка яснее очертила морщины на смуглом лице Джозефины. ― Если ты не сможешь, это будет означать смерть для нас всех ― в противовес смерти лишь нескольких. Она никогда не позволит мне или этим детям вырваться из ее сетей.

― Можно подумать, ― с подчеркнутой вежливостью ответил он, отстраняясь от перил, ― ты допускаешь, что я об этом не знаю. Он направился мимо нее на корму, где Шелли безразлично работал грот-парусом.

За его спиной распевание таблицы умножения возобновилось снова.

Лодка плавно скользила вперед в череде длинных галсов[327], двигась против постоянного ветра, и спустя несколько часов после захода солнца они увидели впереди огни, отмечающие волнолом на входе в порт Ливорно. После недолгого перекрикивания с судном портового смотрителя они вошли в защищенную гавань, причалив по соседству с Боливаром Байрона; Байрон был на берегу, в своем жилище близ Монтенеро[328], а Дон Жуан был во временном карантине, но команда Байроновского корабля любезно сбросила несколько подушек на палубу меньшего судна, так что группа Шелли в эту жаркую ночь могла спать под открытым небом.