Павел Буркин - Краденая победа Страница 16

— Не ори, глупый. Тебе теперь молоко без надобности. Все равно никто к тебе не придет. А жизнь — она ведь одно сплошное страдание, как жрецы твердят. Ты же не расстроишься, если я тебя избавлю от страданий, так?

Ноги Лачи словно приросли к полу. Девушка замерла… А потом изо всех сил понеслась на голос. Она не взялась бы сказать, откуда такое предчувствие, но ей казалось, что неведомому ребенку грозит беда, и если он пострадает, случится нечто страшное. Такое, по сравнению с чем даже пальба перед храмом, даже труп темесца со снесенной пулей головой — мелочи.

Женщина, склонившаяся над колыбелькой, не торопилась. Ей сказали, что в момент преступления никого поблизости не будет, пообещали более чем прилично оплатить «дело», а в случае неповиновения отдать дворцовым палачам или продать в заведение Падмалати. Она как раз успела достать красный шелковый шнур и надеть его на шею кричащему младенцу.

Ни слова не говоря, Лачи подкрадывалась со спины. С теми, кто способен убить грудного младенца, говорить бессмысленно. Таких, полагала Лачи, можно лишь убивать. Было бы еще, чем. О, хвала тебе, великая Амриттха! Ваза! Впрочем, сейчас об убийстве она не думала: успеть бы помешать преступлению…

Ковер мягко принимал босые ступни Лачи, не выдавая ее ни звуком. Она прокралась в комнатку, подхватила увесистую майлапурскую вазу — и, задержав дыхание и стараясь не кряхтеть от натуги, подкралась сзади. Еще бы чуть-чуть, и она опоздала — но в момент, когда женщина уже затягивала петлю красного шнура вокруг шеи младенца, Лачи с размаху обрушила вазу ей на голову.

— Увы, наследники раджей так часто кончают, — произнесла женщина. — Не ты пер…

Звон разлетающегося горного хрусталя, тупой стук падающего на ковер тела, кровь на волосах — убита? Нет, жива — крепкие у сволочей головы… Но полчасика полежит, это точно.

Лачи склонилась над люлькой. Жив… Но если права несостоявшаяся убийца, в люльке под роскошно вышитым одеяльцем лежит наследник престола Нарасимха, о рождении которого девять месяцев назад, еще до заключения мира, объявили по всему городу. В честь рождения наследника палили пушки, а на площадях всех бесплатно угощали сладостями, невзирая на военное время. Выходит, только что она спасла сына раджи — и, значит, будущего раджу Джайсалмера, защитника государства и веры. Сама того не ведая, она сторицей расплатилась с рани за браслет. Да что там браслет! Если повелители узнают, что она для них сделала, ее озолотят, во дворец возьмут — и можно будет навсегда распроститься с заведением Падмалати и пьяными, грубыми, похотливыми мужиками. Еще минуту назад она о таком боялась даже мечтать…

Вторая мысль была подобна ведру ледяной воды, вылитому на голову, и заставила проступить холодный пот. Во рту мгновенно пересохло. Если какая-то, не слишком богатая девица решилась на такое — значит, не опасается чудовищной казни, которая неминуемо ее ожидает, если о преступлении станет известно, и если останутся живы родители мальчика. А значит… Ох, не зря ходили на ночную молитву молодожены, и не зря так озабоченно звучал голос рани. Наследника имеет смысл убивать только в одном случае: если с нынешними правителями покончено… Или вот-вот будет покончено.

Лачи судорожно сглотнула. Она явственно представила себе, как ее хватают палачи неизвестного узурпатора (хотя почему неизвестного — кроме Бахадура, дяди нынешнего раджи, захватывать престол некому), тащат в застенок и там подвергают пыткам, заставляя удовлетворять все свои прихоти. Несмотря на юность, Лачи довелось пережить немало, воображение нарисовало вовсе уж невеселые картины. Оставаться во дворце — безумие… Но бросать только что спасенного — уже преступление. Девушка перекинула косу за спину, сплюнула от злости, нечаянно попав на тело несостоявшейся убийцы… и решительно взяла наследника престола из колыбели.

— Мы уйдем отсюда, царевич Нарасимха, — шептала она, поднеся губы к самому лицу ребенка и краем покрывала вытирая заплаканное лицо. — Ты будешь мне сыном — плевать, что ты сын рани. Мой-то мог бы родиться месяц назад, да не получилось у него, мертвым родился, и я чуть за ним не отправилась. Но ты послан мне великой Амриттхой вместо него, это точно. И я выращу тебя, пусть не царевичем, а только сыном шлюхи — зато я дам тебе любовь. И представь себе — я буду знать, как зовут твоего отца! Кто мой отец, моя мать не знала, а ее мать не знала, кто породил ее. Так что ты будешь особенным сыном, дорогой. А чей ты наследник, я никому не расскажу. И тебе тоже, уж прости меня. Потому что раджей убивают, а я не хочу, чтобы погиб мой сын… Ты согласен? Ну так пошли, Лачи тебя спасет. Только будь любезен, повелитель, пока мы не выбрались в город — помолчи. Ты же сын воина, внук и правнук воинов. И зовут тебя не как-нибудь, а Нарасимха. На-ра-сим-ха. «Сын льва», не кто-нибудь. Потерпи…

Роскошного одеяла как раз хватило, чтобы завернуть Нарасимху целиком. Теперь, если накрыть покрывалом, никто и не заподозрит подвох. Если, конечно, наследник престола не начнет хныкать, когда рядом будут люди. Отлично. Теперь, милостивая Амриттха, только бы найти выход на улицу. Если настоящие родители выживут, никогда не поздно будет его вернуть.

Но сейчас об этом Лачи думать не хотелось. Она шла, все так же неслышно ступая босыми ногами по дорогим коврам, и царевич Нарасимха, будто понимая важность момента, молчал — даже когда пришлось шарахнуться от пробегающих стражников с окровавленными тальварами и дымящимися пистолями, схоронившись в ответвлении коридора. Немного придя в себя от страха, что ее обнаружат, Лачи углубилась в открывшийся коридор. Даже когда где-то за стеной раздался грохот мушкетных выстрелов и жуткий хрип умирающего. Даже когда в ноздри обоим шибануло пороховой гарью и железистым запахом крови — в одной из комнат только что затих бой. Лачи поняла: сегодня она не ошиблась.

Она и сама не помнила, как выбралась. Просто за одной из дверей оказалась та самая караулка, через которую она проникла во дворец. Сейчас караулка была пуста, рибодекину укатили, а мушкеты расхватали. Свои, чужие — не поймешь. Да и кого в начавшейся бойне она могла назвать своими? Заветная дверь оказалась открытой: сегодня опаснее внешнего врага был внутренний. Лачи шагнула в испепеляющую жару джайсалмерского полудня, наполненную ослепительным блеском солнца и сонной тишиной. В этот час без крайней необходимости люди старались не покидать дома, только самые неугомонные и те, кому некуда было податься, оставались на улицах, да священные коровы бродили по раскаленным улицам, подбирая отбросы.

Лачи облизнула губы. Солнце немилосердно пекло непокрытую голову, босые ступни жгла раскаленная пыль, приходилось почти бежать, опасаясь слететь с узкой тропы в пропасть. Но Лачи не остановилась, раз за разом повторяя молитву Великой Матери, девушка быстро шагала вниз. Больше всего она опасалась дозорных на стенах и в башнях вдоль дороги, но последние по мирному времени пустовали, а дозоров на стенах в этот день не было. А если кто случайно и оказался, ему и в голову не пришло обратить внимания на крошечную женскую фигурку с каким-то свертком, упрямо спускающуюся в город.

Глава 6

— Адмирал занят, он беседует с повелителем! — рослый стражник преградил Пратапу дорогу, отточенная сталь копья с раздвоенным наконечником блеснула у самого лица.

— Пропусти, или у них обоих больше не будет забот! Это слишком важно…

— Пратап, ты, что ли? Помнишь бой у Овечьего брода? Ну, за три месяца до мира, когда маюрамский конный полк поймали в засаду?

— Нет времени для воспоминаний, Аргхайнья! — теперь и Пратап узнал старого знакомого. — Срочно предупреди адмирала и повелителя, что во дворце мятеж, предводители — Бахадур и темесский посол.

— Проклятье, ему-то зачем?

— Кто ж его знает? Чем-то его разозлил наш правитель, — невольно улыбнулся Пратап. Правитель, которого жаждут свергнуть фаранги, определенно стоит того, чтобы его защищать. Такому приятно служить.

— Ладно, ты подожди, я доложу.

Некоторое время спустя вышел сам адмирал — и Пратап понял: самое главное ему уже известно. На адмирале была литая фарангская кираса из тех, что удержат даже пулю, если не в упор, а шагов хотя бы со ста, остальное тело защищала легкая кольчуга. Прямой удар она не удержит, а вот если вражеский клинок зацепит случайно, может и соскользнуть. Лал осмотрел Пратапа с головы до ног и, видимо, узнав, кивнул:

— Молодец, что пришел. Расскажи, как узнал о заговоре. Что, подслушал? На стражу мятежников поставил Кунвар? Ясно. Как в твоем взводе настроены сержанты, рядовые?

— Адмирал, они готовы умереть за повелителя. Это же ваши ветераны!

— Тогда вот тебе задание: доберись до своего взвода и покончи с Кунваром. Затем — прикрыть входы на женскую половину дворца. Ни в коем случае не допустите, чтобы мятежники туда прорвались. Мы с повелителем пока поднимем верные короне части и будем уничтожать мятежников. Если продержишься, пока мы с ними покончим, станешь настоящим лейтенантом и займешь место Кунвара.