Джен Александер - Пустошь Страница 19

– Это касается и всех остальных.

Пока я угрожаю Эйприл и говорю слова, которых никогда бы не произнесла сама, во мне бушуют сотни чувств. Страх – вдруг Оливия узнает, где я была, и разделается со мной? Я полностью в ее власти и бессильна сопротивляться, когда она вторгается в мой ум.

И надежда.

Надежда, что однажды я встречусь с Оливией лицом к лицу и выскажу ей все, что накипело, – выскажу теми самыми словами, которым от нее научилась.

Логово людоедов устроено на подземной стоянке. Ненавижу подобные места: уж очень они напоминают мне то здание, в котором я очнулась три года назад. В глубине души мне кажется, будто с тех пор ничего не изменилось. Я по-прежнему осознаю далеко не все, что со мной происходит. По-прежнему в западне. По-прежнему одна на белом свете. Обманчивое чувство сплоченности и безопасности улетучилось, как только я поняла, кто мои друзья на самом деле.

Кто я такая на самом деле.

Мы стоим напротив здания, через которое собираемся проникнуть на стоянку. Итан с Эйприл спустятся вниз на лифте и нападут на людоедов в открытую, чтобы их отвлечь. Мы с Джереми тем временем незаметно проберемся внутрь, освободим пленников и похватаем все, что сможем унести.

– План безупречный, – уверенно говорю я. – Справимся.

Нет, план идиотский. Кто-нибудь обязательно погибнет: или какой-нибудь несчастный, которого заставляют питаться другими людьми, или член моего собственного клана.

Возможно, даже я сама. Тогда Оливии придется подыскать себе другую Клавдию Вертью.

Мы с Джереми обходим здание и проникаем внутрь через гаражные ворота. Я ложусь на землю, скрещиваю руки на груди и осторожно закатываюсь под сломанную створку. Ее острый ржавый край царапает мои обгоревшие плечи. Я благополучно вылезаю с другой стороны, но все тело горит от боли. Джереми следует за мной. Когда он встает на ноги, я замечаю у него на носу небольшой порез.

Мне хочется сказать Джереми, что у него идет кровь, однако у Оливии другие планы.

– Пошли, – говорит она. – Припасы хранятся там.

Обычно в логове людоедов воняет гнилью и отбросами, но здесь, как ни странно, пахнет чистотой – кажется, отбеливателем. Этот запах почему-то меня пугает.

Несмотря на страх, я иду вперед, погоняемая Оливией. Гараж напоминает свалку: вокруг в беспорядке громоздятся диваны, светильники, даже выпотрошенный кузов от автомобиля. Может, весь этот хлам специально расставили модераторы, чтобы сделать игру увлекательнее?

Мы с Джереми сидим, скорчившись, за креслом, на котором почти не осталось обивки.

– Ты уже начала писать реферат по истории? – спрашивает он, с широкой улыбкой глядя на меня.

– Заткнись и прекрати выходить из роли.

– Извини.

Больше Джереми не заговаривает. Мы ждем, когда Итан подаст сигнал. От долгого сидения на корточках у меня болят ноги. Я пытаюсь отвлечься, размышляя, сколько бы продержалась в такой неудобной позе Оливия и сильно ли обиделись на Джереми родственники, когда он предпочел бабушкиному дню рождения «Пустошь».

Громко и отчетливо раздается условленный сигнал – два выстрела. Выпустил ли Итан эти две пули в людоеда или просто в потолок? Мне хочется зажмурить глаза и забыть обо всем, но вместо этого мы с Джереми кидаемся через кучи хлама к цели нашей экспедиции.

Двое выживших – мальчик и девочка, не старше тех парнишек, которых я встретила по дороге на запад, – сидят, прикованные цепями к колонне. Когда я опускаюсь перед девочкой на колени, она поднимает на меня взгляд. Если бы ее лицо могло выразить облегчение, уверена, именно это чувство я бы на нем и прочла.

– Слава богу, что вы пришли, – со вздохом произносит она. – Я уж думала, нам конец. Страшно не хочется начинать лечение сначала – с новым персонажем, обнуленными очками и…

Я зажимаю ей рот рукой:

– Я сама обнулю тебе очки, если ты сейчас же не замолчишь!

Оба пленника кивают, и я убираю руку. Пара минут уходит на то, чтобы открыть замки, и еще пара, чтобы как можно тише распутать цепи.

Когда я заканчиваю, выжившие с трудом поднимаются на ноги, и Джереми объясняет им, как выйти из гаража. Мальчик тут же срывается с места, а девочка застывает, как вкопанная. Может, ее геймер вышел из игры? Или у нее испортился чип? Затем она делает шаг в нашу сторону.

– Вы сняли у меня очки! – шипит она.

Оливия пожимает моими плечами.

– Таковы правила. Когда я освобождаю какого-нибудь попавшего в плен идиота, вроде тебя, его очки переходят ко мне. Если предпочитаешь, чтобы я снова тебя приковала…

– Нет!

– Тогда почему ты до сих пор здесь?

Девочка сжимает руки в кулаки и делает еще один шаг в мою сторону, но Джереми встает между нами и почти с угрозой качает головой. Ему ничего не стоит убить ее голыми руками. И если понадобиться, геймер заставит его сделать это – ради Оливии.

К счастью, до драки не доходит. Девочка направляется к выходу, стараясь произвести побольше шума.

– Дура неблагодарная, – слышу я собственный голос. – Давай набьем рюкзаки и поскорее уберемся отсюда.

В кои-то веки я полностью согласна со своим геймером.

В логове полно патронов и лекарств – стали и опиатов, – но стоило ли ради этого рисковать жизнью? Кладовка в баре и без того набита оружием до предела.

– Мы определенно сорвали банк, – говорю я.

Я стряхиваю на пол три пустых рюкзака и принимаюсь набивать один из них ножами из металлического шкафа. Звуки выстрелов эхом отдаются у меня в голове, и я каждый раз вздрагиваю. Казалось бы, давно пора привыкнуть и не обращать на них внимания.

Я провожу пальцами по лезвию кривого ножа, покрытому засохшей кровью и еще чем-то. В животе все переворачивается, по спине бегут мурашки.

– Добрый вечер, дамы, – произносит у меня за спиной чей-то голос.

Я вскакиваю на ноги и выхватываю пистолет еще прежде, чем успеваю сообразить, что нас обнаружили. Людоед тут же поднимает руки.

– Зашибись… Это же Вертью! Рассказать такое в академии – не поверят. Мне выпал шанс познакомиться с самой Клавдией Вертью!

В «Пустоши» много такого, чего я не в силах объяснить, однако я ясно помню всех, с кем мне доводилось встречаться. Этого парня я вижу впервые. Он рыжий, веснушчатый, не старше шестнадцати лет.

– Твои шансы равны нулю, – отвечаю я, передергивая затвор. – Прощайся с жизнью, любовь моя.

– Ух ты! Просто круть.

Мне страшно до смерти – по многим причинам. Например, потому что мое имя известно человеку, которого я вижу впервые в жизни.

– Удачи на новой должности… – Я делаю паузу – видимо, Оливия смотрит на другой экран. А потом добавляю: – Риз. Попытайся продержаться на ней дольше двух месяцев.

О чем она? На какой еще должности?

Размышлять мне некогда, потому что Оливия заставляет меня медленно, шаг за шагом, приблизиться к людоеду. Она хочет, чтобы я убила этого мальчика.

Всего два месяца в игре – и уже должен погибнуть от моей руки. Меня переполняет ярость. Геймер, кажется, весел и готов умереть. Но почему из-за него должен страдать сам Риз?

Нет. Я не могу его убить. Не могу. Я сосредотачиваюсь – отключаюсь от внешних звуков и голоса Джереми, который негромко меня торопит. Сцена слишком напоминает стычку в зале суда, но на этот раз у меня есть шанс все изменить. Если только я смогу как следует сконцентрироваться.

Я чувствую, как мой указательный палец начинает сгибаться.

«Не делай этого. Я не могу – не могу убить Риза».

Кончик моего пальца дотрагивается до холодного изогнутого курка.

«Ты не Оливия. Ты не убийца и можешь собой управлять».

– В следующий раз выбери себе клан получше, – произношу я.

«Не убивай его, Клавдия!»

Мой палец застывает в самом что ни на есть неудобном, болезненном и желанном положении.

– Что за черт?.. – шипит Оливия.

Джереми бросается ко мне:

– Клавдия, что…

– Стоять! – рявкает Оливия.

Я чувствую, как она пытается сдвинуть с места мой палец. Где-то в мозгу возникает неприятное, похожее на чесотку ощущение. Голова безвольно дергается из стороны в сторону.

Лицо Риза расплывается в широченной улыбке:

– Отлично. Ты подвисла.

– Да умри уже наконец! – восклицаю я.

Оливия смыкает мои пальцы на рукоятке ножа и бросает им в Риза. Лезвие впивается ему в грудь, и он беспомощно падает на пол, по-прежнему улыбаясь.

Глава тринадцатая

Следующие полтора дня Оливия играет от случая к случаю – пять минут здесь, час там. Я не могу предугадать ее действий и выйти из сэйва, поэтому веду себя смирно. Наблюдаю затуманенным взглядом, как остальные члены клана приходят и уходят. Геймеры играют в эту ужасную игру так, будто сами дерутся и борются за существование. Горе и смерть для них пустяк. А ведь в их собственном мире наверняка нет места подобной жестокости.

Однажды я встречу какого-нибудь геймера лицом к лицу и спрошу: «Почему? Почему ты играешь в эту игру? Почему думаешь, будто смерть – забава? А главное, почему заставляешь других рисковать ради тебя жизнью? Разве ты не знаешь, что я тоже живой человек?»