Тяжёлая реальность. Игры благородных - Хайдарали Мирзоевич Усманов Страница 47

И тут Лираэль вдруг поняла ещё одно. Она ошиблась в корне. Его уши… Его лицо… И даже само его тело, лишённое той лёгкой, почти хрупкой грации, что была у эльфов. Всё говорило о том, что он не принадлежал к их расе вовсе. А его странные слова “человеческие уши” прозвучали в переводчике как чужие, но естественные. Что прямо сказала ей о том, что он является не каким-то там “ущербным” эльфом, а тем, для кого эти признаки являются естественными. Значит, она, гордая наследница Великого дома, только что выставила себя не просто высокомерной, а слепой, не сумевшей распознать очевидное.

Это было похоже на пощёчину. Она вспомнила, как её наставники всегда говорили:

– Да… Мы выше других рас, но скрывай это высокомерие, не выставляй его напоказ, иначе подорвёшь собственное достоинство.

А она – не сдержалась. Перед кем? Перед дикарём, который, казалось бы, и знать не должен, что значит честь рода. И в этот момент Лираэль почувствовала, как что-то внутри ломается. Стена гордости, на которой держался её мир, дала первую трещину.

Молодая эльфийка ощутила, как лицо само собой замирает в привычной, выработанной с детства маске – холодность, лёгкая надменность, безразличие к чужим словам. Эта реакция была частью её воспитания. Если тебя задели, покажи, что тебя это не коснулось. Если оскорбили – ответь взглядом, а не эмоцией. Если унизили – возвышайся так, будто это ниже твоего достоинства.

Она выпрямилась, словно даже в рваных остатках скафандра могла вернуть себе осанку благородной наследницы. Подбородок слегка приподнялся, глаза сузились, губы дрогнули в почти презрительной полуулыбке. Она собиралась сказать что-то язвительное, но вместо этого просто позволила молчанию наполнить паузу – ведь иногда молчание сильнее слов.

Однако именно в этот самый момент она заметила ещё и то, что заставило её внутренне пошатнуться. Парень… Не реагировал на её колкость. Совсем. Не было в его глазах ни раздражения от её холодности, ни обиды, ни даже желания “поставить на место”. Его взгляд был равнодушным, будто всё её поведение, её высокомерие, её попытка удержаться за последние осколки величия – не больше чем детская игра. Он стоял спокойно, крепко упираясь ногами в землю, его плечи были расслаблены, взгляд твёрдый, но не напряжённый. Для него её “маска” была действительно мелочью.

И это было страшнее всего. В её мире маска имела силу. Она могла останавливать споры, ломать чужое достоинство, заставлять низших склоняться и даже более сильных замолкать. Это был инструмент власти. Но здесь – перед этим человеком в шкурах и с копьём в руке – она оказалась бесполезной, как и всё остальное, что раньше определяло её жизнь.

Лираэль почувствовала, как внутри поднимается волна неловкости, почти паники. Он не воспринимает её как высшую. Он не играет по её правилам. Её холодность – для него воздух.

И тогда в глубине её души впервые зазвучала новая мысль о том, что если её привычные щиты не работают, придётся искать другие пути. И, возможно, впервые за долгое время придётся быть самой собой, а не только дочерью великой Империи.

Лираэль стояла, будто застывшая, удерживая свою выученную маску холодности, но с каждым ударом сердца понимала, что перед этим человеком она не более чем странница в лохмотьях. И теперь его равнодушие резало её глубже, чем любое прямое оскорбление. И именно это и толкнуло её на то, чтобы сделать шаг в сторону нового пути.

Она медленно вдохнула, опустила взгляд – не в знак подчинения, а чтобы спрятать собственное смятение. Лёгкое движение руки к груди, будто она хотела пригладить рваный край скафандра, но пальцы замерли – привычный жест самоуверенности теперь выглядел жалко. Она сжала ладонь в кулак и снова распрямила пальцы.

Потом решилась. Сначала – маленький жест. Она вытянула руку в сторону ближайших скал, слегка кивнув туда. Это было больше похоже на вопрос, чем на указание. Есть ли там укрытие? Её движения были неуверенными, но в этом жесте чувствовалась попытка наладить контакт. А потом, почти шёпотом, чтобы переводчик подхватил слова и сделал их понятными, она спросила:

– У тебя… есть место, где можно укрыться?

Она сама удивилась, как сдержанно это прозвучало. Без приказа, без высокомерия. Она будто впервые за долгое время позволила себе не требовать, а просить.

Парень молчал несколько секунд, всё также внимательно разглядывая её. Его взгляд снова скользнул по её оборванному “скафандру”, затем задержался на лице, словно он пытался понять, серьёзна ли она или это очередная игра высокородной чужачки. Но в его глазах мелькнуло что-то – не доверие, ещё нет, но любопытство и тень размышления.

Лираэль поняла, что это был первый отклик. Он услышал её не как наследницу Великого дома, не как упрямую девчонку, а как существо, попавшее в беду. И впервые она ощутила – этот контакт может привести её туда, куда сама она сейчас дойти не сможет.

Но даже сейчас он не ответил сразу. Лираэль заметила, как его глаза – необычно темно – серые, совсем не такие, как у эльфов – чуть сузились. В его взгляде не было ни жалости, ни стремления поспешить на помощь. Напротив, он словно оценивающе взвешивал её слова, её жест и всё её нынешнее состояние. В этом взгляде чувствовалась осторожность охотника, который уже и сам прекрасно знает о том, что любая поспешность в этом мире может стоить жизни.

Он не протянул руку и не сделал шаг в её сторону. Вместо этого парень коротко свистнул – не в раковину, а просто губами. И этот звук будто растворился в воздухе, отозвавшись эхом среди скал. Лираэль вздрогнула. В её ушах это прозвучало как условный знак, хотя, может быть, он просто проверял что-то в воздухе.

Затем он сделал несколько шагов к краю скалы, не оглядываясь на неё. Его шаги были уверенными, тяжёлыми, но при этом удивительно тихими. Там, где она с трудом пробиралась бы сквозь острые камни и скользкие выступы, он двигался так, будто шёл по знакомой дороге.

Обернувшись, он указал на каменистую тропу – жестом, коротким и почти резким. В этом не было приглашения. Это был вызов:

“Хочешь укрытия? Тогда иди. Сама.”

Лираэль ощутила, как в груди поднялась обида. Он не повёл её за собой, не предложил поддержки. А словно проверял, стоит ли вообще тратить на неё силы. Но вместе с обидой мелькнуло и другое чувство – странное, обжигающее. Она впервые за долгое время