Война - Алексей Юрьевич Булатов Страница 51

хотел, чтобы она тут именно так же закончилась, как и в Родном, но мне было жалко этих ребят, какая у них судьба? В лучшем случае советский плен, в худшем – холмик земли братской могилы. За какие идеи они тут погибали? Ганс вот мечтает научить русских строить свинофермы, Август хочет открыть свой магазин, и, наверное, у всех есть свои желания, ради которых они тут воют. И, что удивительно, они верят в святость этой войны со своей стороны. У меня не укладывалось это в голове, я в очередной раз поразился тому факту, что они для себя самих не были оккупантами – они были освободителями. Они пришли освобождать бедных русских и надеются на награду за это. Какое же жестокое их ждет разочарование, какая трагедия для всех этих ребят и их семей.

Глава 10. Карл Бенц

Поезд прибыл в Люблин, и сразу же нас подхватил маленький маневровый паровозик, который потащил нас в обратную сторону от города по тому же пути, по которому мы прибыли. Но через какое-то время мы ушли на другую полосу и пошли через лесистую зону по одноколейной полосе. Потом вдруг стало темно, мы выглянули на улицу и увидели, что весь путь сверху затянут маскировочной сеткой на всем протяжении, через которую свет проникал с существенным затемнением, и потому казалось, что стало вдруг облачно. Минут десять мы двигались под маскировочной сеткой и заехали в большое депо, где путь разделился на два и появилась высокая платформа. На платформе было много людей, но, видимо, форма тут была не в ходу, все были одеты в рабочую одежду серо-зеленого цвета.

Паровозик довез состав и остановился. И мы вышли на платформу, озираясь и оглядываясь. Тут явно было какое-то секретное военное предприятие, так как маскировка была на максимальном уровне. На первом пути стоял уже пустой состав с пустыми платформами, и паровозик, который привез нас, сейчас намеревался увезти этот состав из депо.

Мы вышли на платформу со всем скарбом, которого было не так уж и много. И встали в растерянности, не понимая, куда нам дальше двигаться. Рабочие на платформе не обращали на нас внимание и начали скидывать брезент с платформ, открывая содержимое. На платформах оказалась советская техника. Я увидел танк Т-34, другой танк, название которого я не знал, такой, с дугами на башне, и разные орудия. Рабочие деловито снимали крепления, подготавливая платформы к разгрузке.

Навстречу нам вышел молодой голубоглазый парень со светлыми волосами и поздоровался:

– Добрый день господа, меня зовут Карл. Я тут вроде как за старшего, вы ко мне по направлению?

Ему ответил Ганс, вытянувшись в стойку и выбросив вперед руку, он отчитался:

– Хайль Гитлер! Да, нас направили из госпиталя на время переукомплектовки роты.

– Вольно, господин гауптман. Мы тут без формы и без погон, поэтому можно без уставных отношений, работа у нас тут грязная и нудная, но очень нужная для фронта. Поэтому в стенах этого здания, пожалуйста, без чинов и по именам. А строевые занятия можете проводить, как вам будет угодно. Между заводом и рекой есть плац, где вы можете заниматься. У нас тут порядка четырех рот проходит переподготовку, по готовности рота уходит на фронт, а к нам прибывает новая. Пойдемте, я вас провожу и покажу, чем и как мы тут занимаемся.

Карл показал нам рукой по направлению движения, внимательно глядя на вагон, есть ли там еще солдаты, но других в нашем вагоне не было.

– Это что же, все, что осталось от вашей роты?

Ганс опустил голову ниже плеч и ответил: «Да, наш поезд подорвали и из и так небольшого числа стало совсем мало. Четверо еще в госпитале, прибудут по мере выписки, и, пожалуй, это все».

Карла эта новость, видимо, расстроила, он тяжело вздохнул и сказал:

– Ох и дорого нам эта война обойдется, ох и дорого. Ну да ладно, господа, идемте в главный цех.

Он повел нас по платформе вдоль поезда, с которого рабочие продолжали снимать брезент. Рабочие, видимо, были точно такие же солдаты после ранения и новобранцы, которые проходили подготовку. Были совсем юные пацаны и взрослые, почти пожилые мужчины. Пройдя по платформе, мы зашли через огромные ворота в большое помещение, которое и называлось цехом.

– Это бывшее железнодорожное ремонтное депо. На время войны мы его сейчас переоборудовали под другие цели. Мы тут занимаемся изучением советской военной техники и пишем отчеты для заводов, в общем-то, ваша работа будет достаточно простой, нужно просто все разбирать до винтика и выкладывать на свободной территории, внимательно записывая последовательность того, как разбираем. Работа, как я сказал, несложная, но крайне грязная. Отмываться от масла – крайне непростая и долгая задача, но что поделать. Еще, конечно, не обходится без травм, техника у русских, прямо скажем, неаккуратная, и порезаться или повредить палец или руку очень просто. Поэтому, умоляю вас, не торопитесь. Медпункта у нас тут нету и не будет, и лечить вас тут некому. Живем мы в казармах все вместе, вы ведь не будете сильно против, господа офицеры?

– Нет-нет, – ответили мы с Гансом.

– Ну и замечательно, вход в казарму вот с той стороны, можете идти и занимать любые свободные места. Пайки привозят один раз в неделю, но у нас тут есть своя столовая. Если хотите, можете сдать паек в общий котел и есть со всеми, можете устроить себе отдельное питание, тут кому как удобней.

– Да мы как все, лучше уж через общую кухню.

– Ну и правильно, так будет эффективней. Вы располагайтесь тогда в казарме, помойтесь, сходите в кладовую, получите одежду рабочую. И приступайте к работе, на вашем поезде пришел танк Т-34, его вот в этот угол сейчас оттащат. Как будете готовы, приходите, я объясню, что нужно будет делать. У вас у кого-то есть инженерное образование?

Мы все промолчали, и я в том числе, так как мое образование – это последнее, что бы я хотел тут применять, да и вообще лучшее умение разведчика – это молчание. Хоть я и не был разведчиком, но мое умение вляпываться, открыв рот, я уже осознал целиком и полностью.

Казарма была казармой. Двухэтажные кровати и прикроватные тумбочки. Особенность этой казармы была в том, что, кроме обычных запахов мужского пота, тут был запах машинного масла и железа. Он был вездесущим и постоянным.

– Ох и пропахнем мы тут маслом, на всю жизнь, потом ничем из нас этот запах не вытравить,