Евгений Дембский - Флэшбэк Страница 20

— Я же говорю, что ничего такого у меня нет. Так, чуть-чуть… Гм… Есть у меня сомнения по одному поводу… Я понимаю, что кто-то хочет убить Гай-лорда — из мести, или он кому-то встал поперек дороги, просто мешает, и так далее. Причем никто даже не пытался давить на него с помощью сестры, хотя известно, что для него это был бы очень болезненный удар. Но нет — дело именно в нем самом. И это я понимаю.

— Но тебя сбивает с толку, что кто-то его защищает. Так?

— Угу. И никак не дает о себе знать. Вот тут-то собака и зарыта…

— Забавно… — Ник вскочил, подошел к бару, быстро открыл его, достал бутылку бурбона и, не оборачиваясь, сказал: — Только ничего мне не говори. Я должен напиться перед похоронами. Остальное можешь вылить в раковину…

— Дело твое… — Я встал и направился к двери. — Когда я в свое время запретил Филу играть со спичками, он едва не поджег дом зажигалкой. А, кстати… — Я вернулся к столу и сгреб свои сигареты и зажигалку. — Запомни: три девятки и три нуля. Развлекайся.

Я быстро вышел, чтобы он не подумал, будто я хочу проверить, сколько он выпьет. В лифте меня начали терзать сомнения и угрызения совести, но сразу же затем я понял, что все равно нужно было каким-то образом вытащить Ника из его отчаянного пьянства или, что то же самое, пьяного отчаяния. Лишь когда я тронулся с места и увидел на руле влажные следы, до меня дошло, что я вовсе не был столь спокоен, как мне все это время казалось. Я выдержал целых десять минут, пока не выехал на автостраду и честно, без всяких электронных чудес, включился в общий поток машин, после чего выхватил из холодильника плоскую флягу и сделал солидный глоток. Затем почти на четыре часа погрузился в сон.

— Дуг! Черт побери, ты совсем не меняешься! — сказал я вместо приветствия. Слова мои были совершенно искренними, но Саркисян этого не оценил.

Он крепко пожал мне руку и нахмурился.

— Чем более ты приветлив, тем сильнее у меня колотится сердце. Наверняка потребуешь отставки нынешнего шефа нашей фирмы! — бросил он и тут же посерьезнел. — Оуэн… — с беспокойством сказал он. — Пощади меня, прошу тебя… Меня же вышвырнут на улицу… А я не умею, как ты, писать эти…

— Подумай, прежде чем меня обидеть, — прервал я его, садясь в кресло.

Саркисян некоторое время смотрел на меня; я видел краем глаза, как он поглядел на стол в форме буквы L. Я покачал головой:

— Никакой выпивки. Хотя ты можешь выпить.

— У меня бы в горло не полезло. После такого вступления… Как дела у Пимы?

— Спасибо, прекрасно. Фил тоже передает тебе привет. Оба тебя обожают и рады, что у нас такой друг … — Хватит меня обрабатывать. Выкладывай, сукин сын, что там у тебя. Он сел в кресло напротив меня. Я окинул взглядом стены и потолок и, лишь когда Дуг включил защиту от подслушивания, наклонился к нему и тихо сказал:

— Ты должен запустить «трояны» в компах. Только в одном округе, — быстро добавил я. — Мне нужно знать, кто пятого числа перебросил двоих на Голубиный остров — или двоих независимо друг от друга, но в одно и то же время. Лодки… Скорее всего лодки. Во всяком случае, я бы начал с этого. Потом флаеры.

Саркисян добродушно усмехнулся, посмотрел на меня и громко расхохотался. Я остолбенел. Он захохотал еще громче. После каждого взгляда на меня он разражался взрывом гомерического хохота. Согнувшись в кресле и держась одной рукой за живот, другой рукой он выдернул из нагрудного кармана платок и начал вытирать им слезы. На то, чтобы успокоиться, ему потребовалось минуты три или четыре. Я терпеливо ждал — в отличие от полка замерзших сороконожек, марширующих по моей спине, — стараясь смотреть на него спокойно и не сжимать челюсти, по крайней мере, чтобы он этого не заметил. Впрочем, заметить что-либо он, похоже, был не в состоянии, все еще не в силах окончательно прийти в себя.

— Уф-ф… Оуэн… — Он прыснул еще раз и попытался сделать серьезное лицо, затем выключил защиту. — Оуэн… Ты и в самом деле веришь, что у Центрального Бюро Расследований есть «подсадки» в каждом компе страны? Оуэн?.. — Он наклонился и стукнул кулаком по моему колену. — Как ты себе это представляешь?

— Не знаю. — Я небрежно пожал плечами, одновременно чувствуя себя так, словно вместо коньяка пил электролит. — Какое мне, собственно, дело? Может, вы зашиваете в память… какая там бывает? Оперативная, постоянная… Меня это не волнует.

— Дур-р-рак! — разозлился он. — Сколько ты знаешь тайн, которые могли бы просуществовать дольше нескольких месяцев?

— Не преувеличивай. Кратер Потерянного Времени работал несколько лет. Сам можешь привести несколько десятков других примеров.

— Но это совсем другое дело! Это касалось лишь нескольких сот человек, из которых только несколько знали, что происходит на самом деле. Кроме того, все торчало на виду, словно статуя Свободы. И всех ослепляло…

— В данном случае все еще лучше. Кто станет предполагать, что его собственный комп может сообщать о подробностях, которые не должны выйти за…

— Повторяю, все это чушь! Нет такой возможности. Технически это исключено, и никто не рискнул |бы пойти на подобное. Миллионы любителей ежедневно копаются в своих компах, рано или поздно кто-нибудь на это бы наткнулся.

— Значит, как раз наткнулся. — Я бросил окурок в пепельницу и сразу же закурил следующую сигарету. — Ничего подобного. — Он вытянул руку и повертел пальцем у меня под носом. — Оуэн, ты ошибаешься. Поверь мне…

— Только не ссылайся на дружбу и всякие там…

— Вот именно! — со злостью рявкнул он. — Что это значит для тебя? Ты всегда можешь найти себе нового друга, не так ли? И он будет твоим другом до того момента, пока ты не потребуешь, чтобы он остановил вращение Земли, а если он не согласится, ты его бросишь, сокрушаясь— о горькой людской неблагодарности.

Я встал и кивнул. Я полностью поверил Дугу, но не мог себе простить, что столь наивно поверил в сплетни. Я чувствовал, что должен извиниться перед Саркисяном, но, разозлившись на самого себя, вопреки всякой логике, упрямо не выбрасывал белый флаг.

— Добавлю еще кое-что, Дуг, — процедил я. — Я как раз пишу сейчас новую повесть. И именно там я разверну эту идею. А вы ее будете сворачивать.

— Не пугай, не пугай, а то… — Он стиснул зубы и испепелил меня взглядом своих голубых глаз. — На подобные глупости набросится пресса самой худшей репутации, и мы без труда справимся. А тебя спустим в канализацию. Только жаль мне Пиму и Фила, оба лишатся кумира. Но, может, это и к лучшему. К чему им иллюзии? — Он все больше распалялся. — Психиатр тебе нужен! — заорал он. — Проваливай с глаз моих!

Отказавшись от последнего шанса на примирение, я поморщился и вышел, не прощаясь. В коридоре мне под ногу попалась хрупкая пластиковая пепельница-зажигалка. Пинок почти распылил ее на атомы, у меня даже нога не заболела. Опасаясь наблюдения, я спокойно сел в «бастаад» и лишь за углом дал волю чувствам. Я проклял весь этот паршивый мир и ударом кулака едва не погнул руль. За углом я наткнулся на какой-то спортзал; он был пуст, так что я мог целый час беспрепятственно лупить по боксерской груше. Под душем я поблагодарил изобретателя этого снаряда. У меня болели костяшки пальцев, заныла после удара о пепельницу ступня. Я превратился в развалину. Подъехав к ближайшей аптеке, я десять минут лежал в шезлонге под управляемыми компом соплами. Воняя обезболивающе-успокоительной смесью, я снова сел в машину, чтобы ехать домой. Когда я уже съезжал с автострады, намереваясь по Седьмой магистрали доехать до своего района, я вспомнил о том, что еще хотел сделать. Открыв окно, я плюнул изо всей силы. Воздушный поток наказал меня за идиотское поведение. Я пришел в себя настолько, что ночь провел в гараже. Сегодня я уже обидел одного близкого человека, и стоило пощадить еще двоих. Мне снился Гай лорд, выковыривавший из шерсти Навуходоносора программные «трояны».