Кэтрин Фишер - Скарабей Страница 19

Они дотронулись до причудливых амулетов, пробормотали слова молитвы чужеземным богам.

Аргелин обернулся.

— Пусть статую свалят еще до зари.

Ингельд спросил:

— Этот бог. Его сила разбита?

— Я забрал его силу, — сказал Аргелин, бросил Сетису: — Следуй за мной! — и пошел вверх по лестнице. Сетис положил перо в корзину со свитками, поднял ее на плечо. В воздухе стоял приторный запах полыни. У него закружилась голова.

«Сделай же что-нибудь, — беззвучно взмолился он. — Сделай что-нибудь!»

Они вошли в темноту храма. На миг Сетису показалось, будто Бог из глубины взирает на него и обиженно улыбается. Он остановился.

В темноте гортанным эхом разнесся голос Ингельда:

— Что-то не так.

Аргелин обернулся.

— Боишься, северянин?

Вдруг Храм содрогнулся. По стенам словно пробежала рябь, из глубины каменных плит донесся глухой стон. Земля под ногами всколыхнулась. Сетис вскинул руки, чтобы не упасть. Где-то в темноте с грохотом упала каменная плита.

Медленно утихло эхо. Мир словно накренился, в воздухе повисла густая пыль. Первым пришел в себя Ингельд. Он заговорил, и его голос прозвучал безо всякого выражения, как будто в здании нарушилась акустика.

— Когда земля трясется, это значит, бессмертные подают нам весть. Мы уходим из этого места, великий царь.

Аргелин побелел от ярости.

— Здесь часто бывают землетрясения, и они ничего не значат! Вы сделаете, как я велел. Разобьете глупую ухмылку на лице этого мальчишки!

Он развернулся, поднял глаза и вдруг застыл как вкопанный. Сетис ахнул.

Пьедестал был пуст.

Третьи Врата

Дорога Снедающего Голода

Двери в царство смерти очень малы и открываются неожиданно.

Они таятся в ядовитых зубах змеи, в хвосте скорпиона, в листьях аконита, в полете копья. Войти в них может каждый, в любую минуту.

Смерть проста, но люди усложняют ее. Они придумывают к ней дорогу, нагружают себя богами. Сочиняют мифы о царях, колдунах и младенцах.

Повсюду в пустыне умирают живые существа. Умирают молча, миллионами, каждый час, каждый миг, и не устраивают из этого суеты. Но люди о них не думают.

Я был и насекомым, и кошкой, и бабуином. Прошлой ночью я превратился в мышь, которую унес ястреб. Не успел я пикнуть, как меня сожрали, и место, куда я попал, было темным и красным.

Я бы рассказал, если бы меня спросили.

Я бы сказал, что из Садов нет дороги назад.

Точнее, только одна.

Под ними содрогается земля

Яростный рев Аргелина был слышен даже в Нижнем Доме.

Мирани распахнула дверь и втащила Орфета.

— Сюда! В кухню!

Он вошел. У него на руках бессильно обвис бледный Алексос. У дверей стояла скамья, усеянная обглоданными костями, Мирани смахнула их, и толстяк уложил мальчика. Его голова бессильно свесилась набок.

— Что нам делать? — простонал Орфет.

Она ничего не могла придумать. Когда она увидела, как он вскарабкался на пьедестал, обнял статую и превратился в нее, когда камень смягчился и стал его кожей, когда ожившая скульптура обратила к Мирани свою спокойную улыбку, девушка оцепенела, будто сама поменялась местами со статуей.

А потом содрогнулась земля, и он упал, обессиленный, прямо в подставленные руки Орфета.

Она коснулась его губ, лба. Он дышал, был теплый.

— Алексос!

Орфет обернулся.

— Его ищут.

— Они обшарят всё святилище. Здесь сотни кладовых.

— Тогда куда нам идти?

Она перевела дыхание.

— В Верхний Дом. Скорее!

Но тут Алексос шевельнулся. Закашлялся, шепнул что-то, открыл глаза. На миг их синева затуманилась, как будто его холодили какие-то воспоминания, сокрытые в мраморе; потом он слабо улыбнулся.

— Понеси меня, Орфет. Я очень устал.

Толстяк, радостно чертыхнувшись, подхватил мальчика. В голове у Мирани опять заговорил голос.

«Камень, Мирани. Какой он плотный, какой темный. Как в нем холодно! Наверно, смерть — она тоже такова».

Затрещала под ударами дверь. Мирани схватила Орфета за руку.

— Сюда.

Они пробежали по опустевшим кухням и кладовым, выскочили во двор, потом в иссохший сад, где бледные лучи луны заливали белый фасад дворца Девятерых. Мирани через две ступеньки помчалась по лестнице на верхнюю лоджию, Орфет, запыхавшись, еле поспевал за ней. Она пролетела по коридору, мимо застывшей красоты мертвых Гласительниц, юркнула в самую дальнюю комнату. На двери был нарисован скорпион. Ее бывшее жилище.

Она распахнула дверь.

В комнате всё оставалось по-старому: небольшая кровать, табуретка, два окна, окаймленных лунным светом. В сундуке, наверное, еще лежат ее свернутые платья. Но не из-за этого она вдруг остановилась и удивленно распахнула глаза.

На кровати сидела девушка и, объятая страхом, стискивала обеими руками широкий хлебный нож.

В этот миг в комнату ворвался Орфет.

— Какого черта она тут делает?

Девушка дрожащими руками приставила лезвие ножа себе к горлу.

— Не подходите! — завизжала она. — Еще шаг, и я перережу себе горло!

У Мирани сердце зашлось от ужаса.

— Крисса? — прошептала она.

Сетис притих.

Ему еще никогда не доводилось видеть такой ярости. Аргелин в гневе метался по Храму, налетал на углы, даже на стены. Изрыгал угрозы и проклятия, вертелся на месте, визжал, обратившись в пустоту под высокой крышей.

Вспышка бешенства закончилась так же внезапно, как и началась. Генерал, тяжело дыша и обхватив себя руками, стоял перед пустым пьедесталом Бога.

Сетис бросил взгляд на Ингельда. На лице наемника ничего нельзя было прочитать.

— Идите! — обернулся к ним разъяренный Аргелин. — Идите отсюда и разыщите его!

Северянин вышел. Аргелин устремил на Сетиса холодный, змеиный взгляд.

— Они наверняка знали заранее. Унести статую — на это нужно время. Снаряжение. Я знаю, кто в этом виноват.

— Неужели? — Сетис постарался не выдать голосом страха.

— Есть один человек. Его имя часто упоминается в народной молве, в том вранье, которое передают нам осведомители. Грабитель могил, нижайший из низких. Негодяй, которого боятся нищие в подворотнях; он рыщет в Порту и в Городе, получеловек, полузверь. Его называют Шакалом. — Он зажег фонарь, и его голос, наигранно-небрежный, вдруг резко переменился.

— Ты видел донесения. Преступность в Порту растет. Вчера, прямо из-под носа у стражников, было похищено оружие, доставленное из Милоноса. Расписки подделываются. Даже шпион, которого я послал в опиумные притоны и бордели, был найден избитым до полусмерти в заднем переулке. От испуга он не мог говорить. Кем бы ни был этот Шакал, он существует, его люди хорошо организованы, и он наглеет с каждым днем.