Дьяволы - Джо Аберкромби Страница 3

— Мы узнаём собачьи лапы, когда видим их, мошенница. — было обидно после всей работы, которую она вложила в стачивание когтей.

— Послушай, — сказала она, отступая с поднятыми, избитыми, пульсирующими, грязными от рыбы руками, пятясь к выходу из переулка, — Мне просто нужно немного больше времени!

— Папа дал тебе больше времени, — сказал Бостро, возвращая её назад. — Оно вышло.

— Это даже не мой долг! — заныла она, что было правдой, но совершенно несущественной.

— Папа предупреждал тебя не брать на себя, не так ли? Но ты взяла на себя. — что тоже было правдой и притом существенной.

— Я справлюсь! — её голос становился все выше и выше. — Ты можешь мне доверять!

— Ты сама себе не можешь, и я не могу, и мы оба это знаем.

— Я пойду к другу!

— У тебя нет друзей.

— Я найду способ. Я всегда нахожу способ!

— Ты не нашла способа. Вот почему мы здесь. Держите её.

Она нанесла удар дерьмозубому здоровой рукой, но тот едва ли заметил. Он схватил её руку, а пират схватил другую, она пинала, извивалась и кричала о помощи, как ограбленная монахиня. Её можно положить на землю, но она никогда не останется...

Бостро пнул её в живот. Звук, как будто конюх установил мокрое седло, и всё желание бороться вылетело из неё. Глаза увлажнились, колени подогнулись, и всё, что она могла сделать — издавать долгий рвотный хрип и думать, что теперь на самом деле лучше всего остаться лежать.

Действительно, нет ничего романтичного в ударе в живот от кого-то вдвое больше тебя, особенно когда лучшее, чего ты можешь ожидать — ещё одного удара. Бостро схватил её за горло огромным кулаком и смирил хрип до невнятного бульканья. Затем он вытащил свои клещи.

Железные клещи. Отполированные от частого использования.

Он даже не выглядел довольным, но какая разница, если он всё равно это делал.

— Что это будет? — проворчал он. — Зубы или пальцы?

— Послушай, — пробормотала она, едва не проглотив западающий язык. Сколько она уже тянет время? Ещё неделя или две. Ещё час или два. Готова поиграть даже ради пары мгновений.

— Послушай...

— Выбирай, — прорычал Бостро, его клещи приблизились так близко к лицу Алекс, что она скосила глаза, не отрываясь глядя на них, — Ну, или знаешь, тогда ведь будет и то, и другое...

— Минуточку! — раздался голос, резкий и властный, и все сразу обернулись. Бостро, головорезы и Алекс тоже, насколько она могла дёргаться, будучи полузадушенной.

Высокий, красивый мужчина стоял в начале переулка. При такой работе, как у неё, учишься определять насколько богат человек с одного взгляда. Определять, кто достаточно богат, чтобы его стоило попытаться надуть. Определять, кто достаточно богат, чтобы заслуживать хлопот. Этот был очень богатый: мантия с расшитой оторочкой, на хорошем шёлке драконы золотой нитью.

— Я герцог Михаэль Никейский. — у него был легкий, но отчётливый восточный акцент. Лысый парень со вспотевшим лбом как раз подбежал к нему. — А это — мой слуга Евсевий.

Все оценили этот неожиданный поворот. Так называемый герцог смотрел на Алекс. У него было доброе лицо, подумала она, но она тоже могла надеть очень доброе лицо, а она была воровкой, спросите любого.

— Как я понял, тебя зовут Алекс?

— Вы правильно поняли, — проворчал Бостро.

— И у тебя есть родимое пятно под ухом?

Бостро шевельнул большим пальцем и поднял брови, увидев обнажившуюся часть шеи.

— У неё есть.

— Клянусь всеми святыми… — герцог Михаэль закрыл глаза и сделал очень глубокий вдох. Когда он их открыл, показалось, что там могут быть слезы. — Ты жива.

Хватка Бостро ослабла достаточно, чтобы Алекс прохрипела:

— Пока да. Она была шокирована, как и все остальные, но победителями становятся те, кто быстрее всех справляется со своим шоком и начинает понимать, где выгода.

— Господа! — объявил герцог. — Это не кто иная, как её высочество принцесса Алексия Пирогене́т, давно потерянная дочь императрицы Ирины и законная наследница Змеиного трона Трои.

Бостро, конечно, слышал все уловки, ложь, оправдания и слезливые истории, которые только можно себе представить, но эта заставила его удивлённо поднять брови. Он покосился на Алекс, как будто кто-то сказал ему, что дерьмо, которое он только что видел вываливающимся из козьей жопы, на самом деле золотые самородки.

Всё, что она могла сделать — демонстративно пожать плечами. Её называли мошенницей, живодёром, обманщицей, воровкой, сукой, сучей воровкой, стервой, похотливым хорьком, брехливой лаской, и это были только те, которые она воспринимала как комплименты. Насколько она помнила, её никогда не называли принцессой. Даже в самой нелепой шутке.

Лицо дерьмозубого так скривилось, что можно было увидеть дальние зубы, ещё более дерьмовые, чем передние:

— Она, нахрен, теперь что?

Герцог Михаэль рассматривал Алекс, висящую там, как дешёвый половик на полпути к ежегодному выбиванию.

— Я признаю, что она не выглядит... ужасно принцессистой. Но она такая, какая есть, и нам всем придется с этим жить. Поэтому я должен настоять, чтобы вы отпустили её императорскую персону.

— Отпустили? — спросил неудавшийся пират.

— Отпустите её. — приятные манеры герцога слегка отступили, и Алекс уловила отголосок кремня в его голосе. — Немедленно.

Бостро нахмурился:

— Брехливая ласка должна нашему боссу.

Пират вынул зуб из окровавленного рта:

— Ласка, нахрен, выбила мне зуб!

— Какая жалость. — герцог поднял брови, осматривая зуб. — Выглядел действительно неплохим. — бандит с негодованием отбросил его:

— Ну, мне он чертовски нравился.

— Вижу, вы испытали некоторые неудобства. — герцог Михаэль полез в карман своего расшитого золотом одеяния. — Бог знает, мне прекрасно известно, какими невыносимыми могут быть принцессы, в общем… — он поднял несколько монет к свету. — Тут кое-что… — он уронил пару обратно, остальное бросил на грязные булыжники. — За ваши хлопоты.

Бостро посмотрел вниз, едва ли более впечатленный, чем мусором в кошельке Алекс.

— Думаешь, она грёбанная принцесса?

— Герольд обычно объявляет без грёбанной, но да.

— И вот столько стоит её жизнь?

— О, нет, — сказал герцог Михаэль. Слуга грациозно опустился на одно колено рядом с ним, развернул ткань и достал большой меч: запятнанные ножны с блестящим орнаментом, помятый золотой хвостовик смотрит в сторону хозяина. Герцог положил на него кончик пальца. — Столько