Кэтрин Фишер - Скарабей Страница 37

Она сделала шаг вперед, не обращая внимания ни на его бешеную злость, ни на окровавленный клинок в его руках.

— Из Царства Мертвых обратной дороги нет, великий царь. Ты убил свою любимую и никогда не забудешь ее последнего крика. Отчаяние все глубже погружает тебя в пучину безумия. Всю свою жизнь, все отпущенные тебе месяцы и годы ты будешь страдать от своей утраты. Она, словно змеиный яд, капля по капле будет просачиваться в твой мозг, пока окончательно не отравит разум, не сожрет все твои мысли и воспоминания, не наполнит муками каждую ночь. Ты превратишься в истерзанного старика, презираемого людьми, ненавистного богам.

Она подошла совсем близко к нему, впилась в него взглядом маленьких глаз.

— Покончи с этим сразу, Аргелин. Обрати свой меч на себя. Иди к ней, скорее. Что проку для тебя в твоем царстве? Народ бунтует, золотом завладели солдаты, которые предали тебя. Никто тебя не любит, Аргелин, никому ты не нужен. Скоро тебя даже ненавидеть перестанут. Ты превратишься в посмешище.

В тишине багровой комнаты лицо генерала полыхало от ярости. Он поднял глаза, посмотрел на колдунью, хотел заговорить, но издал лишь тихий шепот.

— Сетис…

— Я здесь, — отозвался Сетис, но Мантора расхохоталась.

— Даже твой секретарь тебя предал. Как ты думаешь, кто передал девчонке нож? Неужели ты не знаешь, что он шпионит на Шакала?

Аргелин стоял замерев, пораженный ее словами, потом поднял меч. Но в тот же миг Мирани подбежала к нему, схватила со стола золотой солнечный диск и протянула ему.

— Погоди! Не надо меча. Возьми вот это.

Он посмотрел на нее мутными глазами. Потом надтреснутым голосом прохрипел:

— Что это?

Она не знала, но ответ пришел сам собой.

— Дорога к Гермии. Его посылает тебе Бог. Вот его слова: «Вступи в мои владения, генерал Аргелин. Если хватит смелости, спустись в Иное Царство и найди ее. Даю тебе времени до Дня Скарабея. Путь лежит через Девять Врат. Отринь гнев Царицы Дождя и верни Гермию. Живую».

Мирани было не по себе. Она произносила внушенные Богом слова, но голос принадлежал не ей, в комнате звучал мальчишеский голос, высокий и звонкий, и все его слышали, и все обернулись к нему, смотрели, как он выходит из темноты. Алексос в грязной белой тунике, со ссадиной на коленке, Архон, вернувшийся из пустыни, прекрасный юный бог, спустившийся с пьедестала в Храме.

Аргелин с изумлением глядел на него, потом уставился на Сетиса ледяным взглядом.

— Надо было сразу догадаться, что ты лжешь, — проговорил он. Потом взял у Мирани солнечный диск, поднял его.

— Опять обман?

— Никакого обмана.

— Тогда покажи, Архон, как им пользоваться, — велел он.

И тут Мирани поняла, что слова, которые она в гневе выкрикнула в подземной тюрьме, воплотились в реальность, что Алексос действительно простер руки, и мир раскололся надвое, стены огненно-красной комнаты треснули и рассыпались. За ними открылся широкий туннель, уходящий в темноту. Не сказав ни слова, не оглянувшись ни на миг, Аргелин шагнул в него. Алексос побежал рядом с ним.

От темноты отделился смутный силуэт, взял Мирани под руку. Это был Орфет. Он прошептал:

— Пойдем, пресветлая. Наше место — рядом с Архоном.

И повел ее в темную расселину. На пороге она обернулась:

— Сетис…

— Не уходи без меня! — Сетис в испуге бросился к ней. — Погоди, Мирани. Погоди!

Он протянул к ней руки, но увидел лишь собственное лицо, многократно отраженное в багровых гранях каменной стены. Он прижался к камням ладонями, колотил их кулаками и ногами, бросался всем телом и падал в отчаянии.

— Мирани! Архон!

Стена была монолитная. Она никогда не раскрывалась. И не могла раскрыться.

Он отвернулся. Сердце бешено колотилось.

Мантора исчезла. С улиц доносились крики израненного города.

Шакал ждал. Он одиноко стоял на Мосту, глядя назад, на Пустынную Дорогу. От дальних ворот доносился грохот топоров, над горящим Портом поднимались столбы дыма.

По обе стороны от дороги тянулась темная пустыня, озаренная светом звезд, кишащая голубой мошкарой. Он видел, как назойливые насекомые тучей кружили над Портом, представил себе, как они жалятся, как чешутся их укусы. Царица Дождя наслала на страну новую напасть.

Стоявший за спиной Лис воскликнул:

— Вон он!

Силуэт. Изможденный, но еще бегущий, он падал, поднимался и бежал дальше. Он вышел из Дворца, где оборона была уже разбита. Позади него на дорогу выплеснулась волна темной бронзы: ворота пали, в пустыню повалила толпа солдат.

Шакал приказал:

— Перережь веревки! — Взмахнул мечом и проворно, как песчаный кот, выскочил на дорогу, подхватил Сетиса, потащил за собой. Вокруг них в песок врезались стрелы. Задыхаясь, ничего не видя, Сетис шатался, и Мост раскачивался под ним. Под ногами разверзалась гулкая деревянная пустота, Мост колыхался все сильнее и сильнее, и в тот миг, когда Сетис без сил рухнул на зеленую землю Острова, послышался чудовищный грохот, и у них за спиной вся громадная деревянная конструкция рухнула в бездну. Взметнулись волны.

Шакал согнулся пополам, переводя дыхание. Лис спросил:

— Где мальчишка? И где Мирани?

Сетис только мотнул головой. Он совсем обессилел.

— Ушли, — только и смог сказать он.

Пятые Врата

Дорога Трехликого Пса

Однажды я зашел в муравейник. Насекомые деловито суетились, торопливо бежали мимо меня — несли пищу, откладывали яйца, воевали, чинили свой дом. Их были миллионы. Они ползали по мне, как будто меня там не было.

Люди почти всегда ведут себя точно также, но потом они ложатся спать и видят сны. А во снах они выходят за пределы суетливого мира. Они видят русалок, наяд, чудовищ. Они понимают скрытые замыслы и довольны этим.

Волшебство длится недолго. При свете дня эти видения доступны только поэтам и безумцам, и потому они всю жизнь ищут слова, чтобы рассказать об этих видениях другим.

А Бог ничего о них ничего не рассказывает.

Потому что это слишком утомительно.

Пусть люди сами выкарабкиваются.

Он избран слышать голос страха

В отличие от саранчи, лазурно-голубая мошкара не упала с неба. Насекомые выползали из трещин в кирпичах, из водостоков, из придорожных канав, из щелей между черепицами. Дым горящих домов приводил их в неистовство. Они летали целыми тучами, проникали в мельчайшие скважины. Их укусы быстро воспалялись; стоило раз-другой почесаться — и вся нога покрывалась красными волдырями. Язвы жгли как огонь.