Андрей Буторин - За краем земли и неба Страница 37

Алис молча сплюнул. Плевок угодил на голую меж ремешками сандалий ступню Шагрота. Торговец людьми взревел и, выхватив нож, бросился на Алиса. Тот вскинул волосатые руки, но лезвие уже вспарывало ему живот, а еще через мгновение десяток трескучих очередей отбросил худое тело в красной рубахе от держащего этими руками собственные кишки человека.

«Мобилизовать» остальную часть банды воякам не составило большого труда. На рожон больше никто не лез. Молча подходили к офицерам, сдавали оружие, коротко отвечали на стандартные вопросы.

После этого солдаты прошлись по домам, не пропуская и дворовые пристройки. Зашли и в сарай, где лежал Ачаду. Учителя подхватили с двух сторон под руки и отвели к лесу, на окраине которого рычали, плюясь черным дымом, несколько больших железных коробок на колесах, обмотанных широкой, тоже железной, рубчатой лентой.

Впрочем, рассмотреть подробности Ачаду не дали, затолкнув в одну из коробок, где он сразу повалился на вибрирующий жесткий пол и забылся в полуобмороке-полусне.

Глава 21

Учителю снился любимый ученик. На Хепсу был серый мундир, черные сапоги, железная каска. Он шагал на месте, высоко вскидывая колени и делая отмашку левой рукой. В правой он держал возле губ дусос и отчаянно-громко дудел в него – так, что у Ачаду закладывало уши. Потом Хепсу отбросил дусос и замахал обеими руками, отрывисто крича во всю глотку зычным басом:

– Трам-тарам, иди сюда!Трам-тарам, с тобой беда!Трам-тарам, ты не зевай,Поскорее выползай!

Проснулся он оттого, что затылок взорвался болью. Ачаду зашипел и открыл глаза. Было темно и тесно. Прямо через него, согнувшись, шагали какие-то люди к светлеющему неподалеку квадрату. Вот еще раз чья-то нога зацепила голову Учителя. Он вскрикнул и обхватил ее руками.

Откуда-то доносился лающий бас – точно такой же, как у Хепсу во сне:

– Иди сюда! Куда лезешь?! Выползай живее, трам-тарам!

Наконец Ачаду остался один внутри полутемной коробки, пахнущей потом, железом и чем-то незнакомым – неживым и едким.

В светлый квадрат просунулся шар головы с оттопыренными ушами.

– А за тобой что – лезть прикажешь?! А ну-ка, вылезай! – гулко забухал все тот же бас. Учитель, с трудом подняв гудящую голову, на карачках пополз к выходу.

Когда его залитая кровью, некогда белая шевелюра показалась в люке, лопоухий обладатель баса пробурчал:

– Да ты еще и раненый!.. – И гаркнул, отвернувшись: – Трам-тарам, где там санитары?! Живо носилки сюда! – Нагнулся к высунутой из люка голове Ачаду: – Сам вылезти можешь?.. Ладно, лежи, сейчас придут… Что вы копаетесь?! Сколько вас ждать? – Это уже к двум подбежавшим солдатам с красными повязками на шеях и рукавах.

Солдаты, не сильно церемонясь и, судя по всему, привычно, быстро подхватили Ачаду и выдернули из люка.

– А носилки, трам-тарам?! – замахал руками лопоухий. – Вы чего приперлись без носилок?

– Вы не сказали, господин старшина… – промямлил один солдат. Второй кивнул, часто заморгал и выпалил:

– Да тут рядом, господин старшина, мы и так донесем!

– Не сказа-а-али!.. И та-а-ак донесем!.. – передразнил тот, кого назвали «старшиной». – Что за армия! Трам-тарам!.. Что за солдаты! И мы еще хотим победить… – Он раздраженно махнул рукой. – Ну так несите, чего встали?! Хотите, чтобы он тут помер, трам-тарам?

Один солдат схватил Учителя за руки, другой взялся за ноги, и они быстро засеменили к одной из каменных коробок, которые успел краем сознания выхватить из окружающего Ачаду, пока вернувшаяся от тряски дикая боль в голове вновь это сознание не погасила.

В очередной раз Учитель очнулся на мягкой лежанке. Голова, приподнятая удобной подушкой, болела, но не сильно. Серая тонкая накидка закрывала его до подбородка. Высокий белый потолок перечеркивали крест-накрест две тонкие светящиеся трубки. Стены в верхней части были тоже белыми, а нижняя их половина напоминала цветом солдатскую форму. Впрочем, Ачаду пока видел лишь стену перед собой, да и то не всю.

Он машинально провел по груди ладонью. Дусос исчез! Ачаду скрипнул зубами.

– Беляк очнулся! – послышалось справа.

Учитель осторожно повернул голову. В ней тупо кольнуло, но в общем-то терпимо. Справа, возле стены стояли две лежанки на смешных тонких ножках. На дальней от него лежал, подперев перевязанной рукой щеку, улыбающийся человек с черными точками по всему лицу. На ближней лежанке – напротив Ачаду – сидел и тоже улыбался молодой парень с ярко-рыжим ежиком волос. Такой «окраски» у людей Учитель раньше не встречал, но рыжий понял его изумление по-своему:

– Чего глаза таращишь, Беляк? Не веришь, что живой? – И коротко хохотнул.

– Где повоевать-то успел? – спросил рябой человек с дальней лежанки. – Отурки сюда еще, кажись, не добрались.

Ачаду выпростал из-под накидки руку и потрогал туго обвязанную голову.

– Я не воевал, – неохотно сказал он. – Так… Пришлось поучаствовать в некоторых событиях.

Оба его соседа рассмеялись.

– Ну ты даешь, Беляк, – хлопнул себя по коленям рыжий. – Чешешь, словно умник какой!

– Я не умник, – сказал Учитель, – и не Беляк. Мое имя Ачаду. Я детей учил.

– У-у! Дело хорошее, – улыбнулся рыжий. – Ну, давай тогда знакомиться. Меня Ражоп зовут, но мне больше нравится Раж.

– Я – Охит, – кивнул рябой. – Можно – Ох.

– А давай мы тебя Беляком все-таки звать будем, – сказал Раж. – Мы с Охом привыкли уже, пока ты тут междусонье валялся. Вон бородища белая какая! Правда, обрежут ее скоро.

– Междусонье?! – ахнул Ачаду. – Я думал, меня только что принесли!..

– Не, над тобой уже лекари поработали. Промыли твой котелок, зашили. А потом пилюль дали сонных. Говорят, во сне заживает лучше, и быстрей на поправку идешь.

– А что ты про бороду сказал? Зачем ее обрежут? Я привык к бороде!..

– Отвыкай! – гоготнул Раж. – Это тебе армия, а не дом приюта стариков. Тут все должны быть коротко подстрижены и гладко выбриты. Офицерам разрешаются усы. – Он подмигнул и спросил: – Так что, можно тебя Беляком звать? Ачаду – слишком уж скучно. Солдат должен весело зваться!

– Разве я солдат? – удивился Ачаду.

– А кто же ты? Офицер? – захохотал рыжий, оглядываясь на рябого. Тот тоже тихонько затрясся от смеха.

– Я учитель, я же говорил!

– Это ты там был учитель, – вытирая слезы, неопределенно мотнул головой Раж, – а здесь ты – солдат. Вот подлечат тебя, и пойдешь отурков бить. Так-то, Беляк!

Новость, обрушенная на него веселым Ражем, ошарашила Учителя. Он отвернулся к стене и предался лихорадочным измышлениям. Стройной и ясной картины в голове так и не получилось, может быть, сказывалось ранение или непонятные сонные пилюли лекарей… Понял Ачаду только одно – он перестал быть хозяином не только своего положения, но и себя самого. А самое ужасное – он, похоже, навсегда потерял Хепсу!