Андрей Буторин - За краем земли и неба Страница 38

Что теперь будет с ним самим, Учителя почти перестало интересовать. Он даже пожалел мимолетно, что удар по голове оказался столь слабым. «Уйти в вечность» казалось сейчас не самым плохим вариантом. Но раз уж так все сложилось, придется еще потерпеть и понаблюдать за выкрутасами судьбы. В общем-то, в этом был определенный интерес. Смешно вспомнить, насколько однообразной была его жизнь до того злополучного решения – дойти до края земли!.. Край земли оказался и краем спокойствия, краем привычного, незыблемого и очевидного. Изменилось не только то, что окружало Ачаду ранее, – изменился он сам! Изменился невероятно, поражая себя собственной незнакомостью. Все эти неожиданные порывы и поступки, вспышки невиданной активности и пугающей ярости… Когда жизнь текла размеренно и спокойно – им просто не находилось в ней места. Но жизнь круто вильнула, взорвалась цветной, хоть и не праздничной, вспышкой, взорвав попутно и все его естество. Вот только Учитель никак не мог понять: плохо это или все-таки хорошо?

Измученный дергаными измышлениями, Ачаду снова заснул.

Проснулся он от громкого командного голоса:

– Та-а-ак! С кого начнем? Рядовой Ражоп! Как дела? Очухался?

– Все в порядке, господин главный лекарь! Как новенький!

– Ну-ну, не спеши, сейчас посмотрим… Ляг на спину. Ага… Так больно? А так?..

Ачаду повернулся на бок. Возле лежанки Ража стоял, согнувшись, мужчина в красном балахоне и мял парню живот. Раж покряхтывал. Видно было, что ему все-таки больно. Лекарь это тоже заметил.

– Не все еще в порядке, солдат! Подпортил ты свой желудок основательно! Будешь теперь знать, как совать в рот всякую гадость!..

– Так я же!.. – залепетал Раж. – Они же… как у нас! Такие же розовые – шмыг-шмыг в травке…

– Шмыг-шмыг! – передразнил главный лекарь. – Тебя что, кормят тут плохо?

– Кормят хорошо, – шмыгнул носом Раж. – Хотелось сладенького…

– Еще такое учудишь – отдам исправникам как дезертира! Сразу сладенького расхочешь, солененьким захлебнешься. А пока полежишь еще междусонье-другое. Ну а ты, счастливчик, как? – Человек в красном перешел к лежанке рябого.

– Да у меня уже зажило все!

– Зажило!.. – фыркнул лекарь. – И палец новый вырос?

– Нет, палец не вырос…

– И не вырастет, не надейся! А когда в другой раз на активированную гранату будешь любоваться, вместо того чтобы бросать ее подальше, так уже не повезет. Оторвет не палец, а голову дурную!

– Я знаю…

– Знает он!.. Ну-ка, покажи… Ну, и правда почти зажило. Завтра выписывать можно.

Главный лекарь повернулся к Учителю:

– Ага! Новенький проснулся. Назови-ка свое имя, а то ни в списках тебя нет, ни знать тебя никто не знает!..

– Ачаду.

– Ачаду, – повторил лекарь, записывая в маленькую книжицу. – Звание, разумеется, рядовой?

– Не знаю.

– Ну да, тебе же еще нет в списках… Впрочем, командовать армией тебя сразу не поставят. Пишу: рядовой. – Лекарь чиркнул в книжечке. – Ну, рядовой Ачаду, как самочувствие?

– Уже лучше.

Человек в красном сунул книжицу в карман, взялся мягкими пальцами за голову Учителя, легонько покачал ее из стороны в сторону. Заглянул в глаза Ачаду, оттянув тому нижние веки. Сказал:

– Следи за пальцем, – и начал водить указательным пальцем влево-вправо-вверх-вниз. – Кружится голова? Подташнивает?

– Немного.

– Сотрясеньице есть. Но не смертельное. Три-четыре междусонья – и в строй! К тебе уже старшина рвался, я пока не пустил. Но теперь можно. Да, и начинай вставать потихоньку, немножко гуляй по палате.

Ачаду вспомнил, что у него тоже есть вопрос к лекарю:

– У меня была деревянная игрушка, висела на шее… Где она?

– Поиграть захотелось? – усмехнулся лекарь. – Знать, на поправку пошел!..

– Это важно! – взмолился Учитель. – Это память… об одном человеке.

– Ладно, спрошу у санитаров. Отдыхай.

Отдохнуть не удалось. Стоило главному лекарю уйти, как в палату ворвался давешний лопоухий военный, так называемый старшина. Для Ачаду «старшина» звучало почти как «старейшина», но сравнить этого смешного парня с оттопыренными ушами и мудрого седобородого старца было бы явной нелепостью.

– Ага, трам-тарам! Очнулся! – радостно забасил старшина. – Как тебя звать-то, боец? Ты мне все дело портишь – не успели зачислить в строй, а ты в лазарет завалился, трам-тарам!

– Мое имя Ачаду, – третий раз за бессонницу представился Учитель.

– Хорошее имя, – похвалил старшина. – Задашь отуркам чаду! А вот Ражопу, – оглянулся он на соседнюю лежанку, – не показать бы им жопу! Трам-тарам, ха-ха-ха-ха!

Учитель поразился: неужели этот ушастый говорун умеет играть словами, как Хепсу? Правда, у него это получалось совсем не красиво. Да и сам старшина не выглядел красавцем, и не только из-за торчащих ушей. Большая и очень круглая голова парня сидела на тоненькой шее, да и все ниже нее казалось совсем не пропорционально по отношению к голове. Старшина был невысок – Ачаду прикинул, что тот едва достал бы ему макушкой до подбородка. Удивительно даже, откуда в таком тщедушном теле брался столь могучий бас?

Старшина, отсмеялся, и голос подал Раж, ничуть не обидевшийся на малопристойную шутку:

– Господин старшина, мы назвали его Беляком. Он согласен.

– Беляк? Ну что же, неплохо. Только бороду мы тебе сбреем!.. – И продолжил знакомство: – Ну, а меня зовут старшина Спуч. Но спуску я вам не дам, трам-тарам! – Он вновь весело забухал басовитыми «ха-ха». – Так что, рядовой Ачаду, будешь служить в моем взводе. Наш командир – господин поручик Адут. Я, стало быть, его заместитель. Слушаться меня надо, как родную маму, трам-тарам! И даже лучше, потому что я мамы страшнее! – Спуч выкатил глаза, полностью подтвердив сказанное.

– А что я буду делать конкретно в твоем… взводе? – поинтересовался Учитель. Ему и впрямь стало интересно.

– Во-первых, не в моем, а в нашем, трам-тарам! – Старшина поднял указательный палец. – А во-вторых, наш взвод, как и вся наша рота, входит в пехотный батальон. А что такое пехота? Пехота – она, трам-тарам, самая главная на войне сила! Мы всегда впереди, на самом главном участке. – Спуч надул щеки, стараясь придать словам значительность, но добился противоположного результата – Ачаду едва удержался от смеха. Старшина это заметил: – Ты чего лыбишься, трам-тарам? Не был еще в бою, рядовой! Вот побываешь, улыбаться разучишься.

Ачаду спрятал улыбку и как можно серьезней сказал:

– Я понял, господин старшина. Я просто счастлив, что оказался именно в пехоте. Потому и улыбнулся.

– Ну-ну! Трам-тарам… Ладно, выздоравливай. – Спуч похлопал Ачаду по плечу. Обернулся к соседям. – И вы тоже, рядовые. Нас ждут великие победы! – И он выпрыгнул из палаты, хлопнув дверью.