Урсула Ле Гуин - Всегда возвращаясь домой Страница 38

Каждый раз когда гремел гром, человек, назвавшийся Медведем, громко вскрикивал, а стоило блеснуть молнии, со стоном закрывал лицо ладонями. Жена его разволновалась и попросила свою сестру придвинуть ее постель поближе к нему, потом взяла его за руку, но так и не могла успокоить. Тогда она послала сестру за матерью своего мужа. Свекровь ее пришла и тоже стала спрашивать сына:

— Что случилось, Колокол? Что с тобой такое?

Он ничего не отвечал ни той, ни другой, но лежал и дрожал, и все прятал лицо. Наконец жена вспомнила, что он велел звать его Медведем, и сказала:

— Медведь! Почему ты так ведешь себя? И тут он ответил:

— Я боюсь.

— Чего же ты боишься?

— Я должен умереть.

Свекровь спросила женщину:

— Почему он так говорит? Та ответила:

— Он сказал, что хотел бы умереть вместо меня. И я дала свое согласие.

Свекровь и сестра женщины в один голос воскликнули:

— Никто на такое не способен! Это невозможно!

Тогда женщина обратилась к своему мужу:

— Послушай, я не согласна, чтобы ты умирал вместо меня! Хоть я и дала тебе свое согласие, но теперь беру его обратно!

Но он ее, похоже, не слышал. С треском рассыпались раскаты грома, и дождь молотил по крыше, а ветер продолжал бушевать.

Дождь лил всю ночь, и весь следующий день, и следующую ночь тоже. Долину залило водой так, что она превратилась в озеро от Унмалина до Кастохи.

Тот человек, который теперь назывался Медведем, все время пока шел дождь, лежал, дрожал и прятал лицо; он ничего не ел и совсем не спал. Жена его оставалась с ним рядом, тщетно пытаясь его успокоить и утешить. Приходили люди из Общества Целителей, но он говорить с ними отказывался и не желал слушать их пение; затыкал уши и стонал. В городе стали поговаривать:

— Этот храбрец умирает вместо своей жены; он занял ее место в обители смерти.

И действительно, было похоже, что это так и есть, однако никто не был уверен, возможно ли это и можно ли допускать такое.

Пришли люди из Общества Земляничного Дерева и уселись рядом с женой у ложа ее мужа. Они сказали ему

— Послушай, ты заходишь слишком далеко! Разве тебе не страшно?

И он громко заплакал и ответил:

— Да, мне теперь страшно! Но уже слишком поздно.

— Но ты еще можешь вернуться, — сказали они. И снова он заплакал и сказал:

— Я никогда не знал, какой он, медведь. А теперь сам стал медведем.

Наконец дождь перестал, воды вернулись в реку, и установилась обычная для этого сезона погода. Но тот человек так и не смог больше подняться; он все лежал, дрожал и ничего не ел. Кишки его не выдержали столь длительного голодания, началось кровотечение, его мучили сильные боли, он громко кричал и стонал. Это был такой крепкий и здоровый человек, что ему потребовалось очень много времени, чтобы умереть. Прошло четырнадцать дней, и он уже совсем обессилел и не мог говорить, а еще через четыре дня люди начали петь в его комнате песни Ухода На Запад До Самого Восхода, однако он и после этого еще прожил целых девять дней, ослепший, исстрадавшийся, стонущий, пока смерть не взяла его.

После смерти мужа эта женщина пыталась переменить свое имя, хотела, чтобы ее называли Трусихой, однако большая часть людей отказывалась называть ее так. Она совершенно выздоровела и прожила еще очень долго, до глубокой старости. Каждый год в день Сожжения Имен, во время Танца Вселенной, она бросала в огонь имена своего мужа — его детское имя, и его имя Колокол, и его последнее имя Медведь; и хотя обычно имена сжигают лишь однажды, никто не мешал ей делать это каждый год — из-за его последнего имени и из-за того, что он сделал ради нее. И она поступала так очень долго, и эта история помнилась людям тоже очень долго, помнят ее и сейчас, хотя женщина та давным-давно умерла.

У ИСТОЧНИКОВ ОРЛУ

Она носила одежду из некрашеного полотна уже целых пять лет. Имя ее было Адсевин, что на языке кеш значит «Утренняя Звезда». И вот пошла она как-то в Чукулмас, чтобы принести воды из Источников Орлу для Танца Воды.

Она и раньше бывала в горах у этих источников, но всегда приходила туда с людьми из своей хейимас, а не одна. Когда Адсевин поднялась на вершину горы, то прислушалась к звуку воды, бегущей на дне ущелья. Заросли терна и карликового дуба вокруг были очень густы, и нигде не видно ни одной тропки, протоптанной человеком. Девушка стала спускаться вниз по оленьим следам и вышла из зарослей в том месте, где из стены ущелья выступала большая округлая красная глыба, похожая на крыльцо. Стоя на этой скале, Адсевин посмотрела на журчащий внизу ручеек и увидела пьющих рядом оленя и мужчину. Мужчина стоял на коленях и пил прямо из ручья в том месте, где вода перекатывалась через камень. Он был совершенно наг, и его кожа и волосы были в точности того же цвета, что шкура оленя. Он, видно, ее не заметил и не слышал, как она вышла из зарослей и остановилась на той красной скале. Напившись вволю, мужчина поднял голову и что-то сказал ручью. Адсевин по движению его губ поняла, что он произносит хвалебную Песнь Воды, хейя ваквахана, хоть и не слышала его голоса. И тут он выпрямился и заметил девушку. Они смотрели друг на друга через ручей. Глаза у мужчины были оленьи. Он ничего не говорил, и Адсевин тоже молчала. Потом он опустил глаза, попятился, повернулся и исчез в прибрежных зарослях. Огромные ольховины, росшие там, скрыли его из виду. Исчез он совершенно беззвучно, девушка не услышала ни единого шороха.

Она еще долго сидела на краешке скалы, глядя, как бежит ручей. Стояло уже позднее лето; от зноя умолкли все птицы. Наконец девушка сошла к ручью, спела ему хейю, набрала воды в кувшин из синей глины, опустила кувшин в плетеную сетку, чтоб удобнее было нести, и отправилась в обратный путь, вверх по крутой стене ущелья. Однако прежде, взобравшись на скалу, нависавшую над ручьем, все же обернулась и сказала вслух:

— Завтра у нас в Чукулмасе праздник Воды, и мы будем танцевать в ее честь.

А потом по оленьим тропам, через гору отправилась к себе домой.

Она отнесла в хейимас воду из источника Орлу для завтрашнего праздника, а после сразу пошла в свой Дом Кошачьи Усы. Дома она спросила брата своей бабушки, одинокого старика, жившего в семье сестры, наставника из хейимас Синей Глины:

— Кого это я видела у Ручья Орлу — существо из Дома Синей Глины или же из Дома Ветра?

— А как этот человек выглядел? — спросил ее старик.

— Похож одновременно и на оленя, и на человека.

— Ну что ж, ты, вполне возможно, видела Небесное Существо. Время сейчас священное, а ты к тому же занималась священным делом. Этот человек что-нибудь говорил?

— Он разговаривал с водой, после того как напился.