Ольга Николаева - Я иду искать Страница 41

— Сначала ты готов выпотрошить реальность, чтобы позвать меня, а потом теряешь дар речи от страха, что у тебя это получилось. В твоём поведении нет логики, Макс, это плохой признак. — Тихий, насмешливый голос окончательно разорвал настоящее, выбросив Максима в тот день, когда он впервые услышал его. День, чтобы забыть который не хватило десяти лет.

— Не льсти себе. — Максим снова почувствовал, что его голос готов предательски дрогнуть. — Просто не был уверен, действительно ли это ты. Всё-таки десять лет прошло.

— И за эти десять лет ты так и не научился врать. Зачем ты меня звал?

— С тех пор, как я видел тебя, действительно прошло десять лет?

— Не понимаю.

— Правда?

— Ну хорошо… неправда. Понимаю.

— Так значит, ты был там?

— Где там, Макс? В твоих галлюцинациях? В твоих воспоминаниях? В твоём мозгу? Там я постоянно.

— Не льсти себе.

— Ты повторяешься.

— Там — это на заброшенной стройке пять лет назад.

— Да, я был там.

— Почему?

— Ты звал меня. Как сейчас.

— Это не правда.

— А вот это правда, Макс. Как тогда, так и сейчас ты воспользовался существующей между нами связью. Хоть и не сознательно.

— Связь существует потому, что наша кровь смешалась… тогда?

— Да.

— И это заставило тебя прийти?

— Нет. Это позволило мне тебя услышать.

— Почему же ты пришёл?

— Ты ведь хотел спросить что-то другое.

Тонкие губы Сергея на секунду приняли нервно-ломаный изгиб. Не то усмешка, не то тень какой-то болезненной эмоции. «Если у него вообще есть эмоции», — напомнил себе Максим.

— Я спросил то, что спросил.

— Я не ответил. Что дальше? Или ты позвал меня только для того, чтобы устроить мне допрос? — В его голосе не было интонаций, которые неизбежно должны были присутствовать, произнеси подобные слова кто-то другой. Не было ощущения давления, не было угрозы, не было желания узнать что-то. Голос был абсолютно бесстрастный, лишь чуть усталый. Максим ощутил себя загнанным в собственноручно расставленный капкан. Что он может сказать? «Помнишь, когда я пытался тебя убить, я приковал тебя наручниками к трубе, а потом кто-то проделал со мной то же самое — почему? И кто? Что между нами за связь и почему у меня кровоточит старый шрам на руке? Почему он кровоточит именно сейчас? Как это связано с тобой и связано ли?» Вопросов было слишком много и, что самое страшное, почти все они звучали как просьба. Просить его о помощи? Подобное казалось слишком диким, почти кощунственным. Максим только сейчас понял, что у него нет почвы под ногами, он не мог заставить себя спрашивать о том, о чём должен спросить.

— Ты молчишь. — В голосе Сергея снова не было никаких эмоций, только бесстрастная констатация факта. Он медленно развернулся, свет фонаря на секунду скользнул по тонкому профилю, по тёмным, слегка волнистым волосам, и тут же словно нехотя выпустил свою добычу.

— Подожди…

Сергей не остановился, а Максим не мог заставить себя шагнуть за ним в темноту, словно свет фонаря давал ему какую-то поддержку, спасал от чего-то. Нет, это был не страх, во всяком случае, Максим не думал, что Сергей нападёт на него. И всё же от мысли оказаться рядом с ним в темноте аллеи к горлу поднималось что-то сладковатое, тошнотворное. Не ощущение опасности, а какое-то необъяснимо тоскливое чувство. Он смотрел в сторону, куда ушёл Сергей, пытаясь различить его силуэт.

— Постой… — прошептал Максим уже без надежды быть услышанным. И вдруг, неожиданно даже для себя самого, громко добавил, — Прости… Прости! — Эти слова невольно вылетели из самой глубины души, из того её тщательно укрытого уголка, где все десять лет гнездилось отвращение к самому себе. Максим просто не смог удержать этих слов, ни разу не произнесённых им, но уже давно рождённых теми ночами, когда, на смену бессоннице с глухим отчаянием и задушенными подушкой криками, приходит один и тот же кошмарный сон, где в его руке снова оказывается липкая от крови рукоятка скальпеля, снова расходится под лезвием бледная кожа и широкий порез тут же превращается в пульсирующий алый родник, и где он снова вглядывается в обращённые на него усталые, лишённые злобы и страха глаза. — Прости. Наши пути снова пересеклись, но я не понимаю, как. Что-то произошло. Что-то, поставившее под удар теперь уже нас обоих. Я не понимаю, что это, но я чувствую. Неужели не чувствуешь ты?

Молчание. Темнота за кругом жёлтого света. Внезапно Максима охватила тревога, этот свет уже не был спасительным, наоборот, его круг теперь казался бездушной ареной, на которой он — беззащитная мишень. Для кого? Он не мог ответить себе на этот вопрос, но ощущение беззащитности не проходило, наоборот, становилось острее. Повинуясь этому внезапному чувству, Максим отступил в темноту, под смыкавшуюся над головой густую сеть ветвей. Ещё несколько минут назад казавшаяся враждебной темнота теперь успокаивала, укрывала. От чего? Он не понимал своих чувств, но их сила заставляла повиноваться им, интуиция подсказывала, что, несмотря на их неожиданную смену, они не обманывают. В душе росла совершенно необъяснимая тревога — необъяснимая, потому что она никак не была связана с только что исчезнувшим в этой же аллее человеком… существом… вампиром. Максим заставил себя мысленно произнести последнее слово, но оно не отозвалось привычной дрожью, оно действительно не было связано с внезапно захлестнувшей его тревогой.

Он давно уже вышел из аллеи, свернув к выходу из парка. Непонятное напряжение не отпускало и он непроизвольно всё прибавлял и прибавлял шагу. Впереди показалась открытая калитка. Больше всего Максиму сейчас хотелось оказаться дома, но оставшиеся за спиной тёмные деревья словно давали ему защиту от какой-то опасности. От какой? Он не понимал, но ощущение опасности не отпускало. Словно чей-то пристальный взгляд держал его на прицеле. И интуиция упрямо не желала ассоциировать этот враждебный взгляд с растаявшим в темноте парка вампиром.

Он быстро пересёк улицу. Свет фонарей снова усилил ощущение тревоги. Максим свернул под арку проходного двора, удивляясь тому, какой желанной казалась ему сейчас темнота. Это нервы… нервы. Через какие-то пятнадцать-двадцать минут он окажется дома и это чувство пройдёт. Максим снова вышел на освещённое пространство и, не сбавляя шага, достал из кармана сигареты. Нервы… а чего он, собственно, ожидал от своих сегодняшних похождений? В такой ситуации нервы были просто обязаны сдать.

В этот момент тишину разорвал короткий хлопок, заметалось среди стен домов гулкое эхо. У Максима зазвенело в ушах. Прямо на уровне его глаз из стены дома с резким звуком брызнула кирпичная крошка, на серой поверхности осталась глубокая царапина. Не отдавая ещё себе отчёта в происходящем, Максим отскочил за угол противоположной стены, обратно в темноту. Едва улёгшуюся тишину снова вспорол резкий звук, и тут же — ещё один. Максима обдало колкими брызгами — то ли каменная крошка, то ли поднятая пулей земля. Обезумевшее эхо билось в стены домов. Выстрелы? Он отступил ещё дальше назад, стараясь слиться с тёмной стеной и росшими возле неё кустами. Эхо стихло, теперь единственным звуком для Максима было его собственное, казавшееся невыносимо громким дыхание, отмерявшее секунду за секундой. Выстрелы не повторялись. У Максима промелькнуло глупое желание выйти и взглянуть на стену — неужели это не фантазия, и на ней действительно остались следы пуль?