Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи Страница 48

— А Чарис все это время остается в опасности.

— Возможно. Но Петар — город довольно большой. Вряд ли его разрушили полностью. А значит, людей будут поощрять вернуться к их обычной работе. Лесорубы, быть может, уже валят деревья, а у дворцовых слуг появились новые хозяева. Если так, то Чарис, вполне вероятно, делает то же, что и всегда, то есть прислуживает гостям, и спасать ее вовсе не надо. Ворваться в Петар и зарубить пару джиамадов до того, как убьют тебя самого, было бы большой глупостью.

— Ты думаешь, это правда? — с обновленной надеждой спросил Харад.

— Не знаю. Есть еще две возможности. Первая — что она убежала, как Арин с женой. Тогда она где-то здесь, в горах, и в Петар опять-таки соваться незачем. Вторая — что она убита. — Эти слова поразили Харада, и Скилганнон завершил: — Ив этом случае спешить тоже некуда. Знает она, что ты ее любишь?

— Кто сказал, что люблю? — покраснел Харад.

— А разве нет?

— Да хоть бы и так. Знаешь, как меня называют? Харад-Костолом. Харад-Бирюк. Я хоть и сильный, но не красавец, куда там. Не богат. Умом не блещу, на острое слово не мастер. Чарис заслуживает лучшего.

— Все женщины, которых я знал, заслуживали чего-то лучшего, — улыбнулся Скилганнон. — Моя жена в первую очередь.

— Я найду ее, — окончательно утихомирившись, заявил Ха-рад.

— Мы найдем ее вместе. А сейчас тебе лучше поспать. Я покараулю немного, потом тебя разбужу.

— Да, соснуть не мешало бы. — Харад растянулся на земле, положив голову на котомку, и тут же уснул. Скилганнон тихо отошел прочь. Ему надо было подумать. Что-то стучало у него в голове, не давало покоя. Многое из прошлой жизни вернулось к нему, но многое еще оставалось отрывочным и бессвязным. Прежнее умение сосредоточиваться на чем-то одном изменило ему, и он постоянно боролся с собственными чувствами. Он стал куда более скор на гнев, чем ему помнилось, зато обрел силу и ловкость, о которых не мог и мечтать в последние годы той жизни. Тот Скилганнон, пятидесятилетний, полной мерой расплачивался за все свои раны, ушибы и переломы. Близкая старость научила его куда бережнее расходовать силы. Он стал терять... что? Страсть? Желание? Безрассудство? Да, так и есть. Горячность юности сменилась холодной якобы мудростью зрелых лет. Он тщательнее обдумывал свои действия и подолгу ломал голову над каждым стратегическим ходом.

«С тобой все в порядке, — сказал он себе. — Просто твой разум подвергается натиску неистовой юности. Чтобы мыслить яснее, надо истратить часть этих буйных сил».

Он нашел ровное место и стал проделывать свои упражнения — одни на равновесие, требующие полной неподвижности, другие с прыжками и резкими поворотами. Когда его кожа заблестела от пота, он извлек Мечи Дня и Ночи и принялся отрабатывать колющие и рубящие удары, словно сражаясь с невидимым врагом. Учитель Маланек преподал ему главные боевые приемы, а за свою долгую жизнь он усвоил много других. Мечи сверкали при лунном свете. Под конец он подбросил их в воздух, упал, перекатился через плечо, привстал на колени и вскинул руки. Костяная рукоять Меча Дня легла в левую ладонь, рукоять Меча Ночи, летящего острием к его горлу, задела пальцы правой. Выбросив руку, Скилганнон перехватил меч, но тот успел порезать воротник его длинного кожаного кафтана.

— Совершенства ты еще не достиг, — сказал он вслух, убрал мечи в ножны и сел на краю обрыва. В голове прояснилось, но мучительное сомнение не уходило.

«Чего же тебе не хватает?»

Ландис Кан воскресил его втайне. Его могилу, как видно, искали на протяжении многих веков. Возможно, Вечная каким-то образом узнала об успешной находке Ландиса и ввела свои войска в Петар, чтобы его наказать. Но как объяснить нападение на деревню Аскари? Что Вечной за дело до костей давно умершей королевы, которые обрели новую жизнь?

Скилганнон, точно скованный зимним холодом, вспомнил слова Гамаля:

«Она, как и мы с тобой, Возрожденная. Думаю, она уже потеряла счет телам, которые износила... Мы сЛандисом глубоко проникли в науку древних, чтобы дать ей бессмертие. Так мы создали Вечную».

Теперь он понял все. Ландис Кан нашел кости Джианы, королевы-колдуньи, и воскресил ее. Она тоже скиталась в Пустоте. Джиана, любовь всей его жизни, и есть Вечная. Скилганнон задрожал, тошнота подступила к горлу.

«Думаю, она уже потеряла счет телам, которые износила».

Залог ее бессмертия — способность вселяться в новые копии себя самой, так же, как Друсс ненадолго вселился в тело Харада на руинах Дрос-Дельноха. Друсс не стал отнимать жизнь у Харада, потому что он не такой человек, но королева-колдунья делает это без колебаний. За Аскари пришли, чтобы взять новое молодое тело для Вечной.

Чувства Скилганнона не поддавались описанию. Джиана жива! Он может найти ее, быть с нею, изменить судьбу, разлучившую их.

— В своем ли ты уме? — промолвил он вслух. Женщина, которую он любил, была пылкой отважной идеалисткой. Вечная — это вампир, по чьей вине мир погрузился в хаос и ужас. — За что ты продолжаешь мучить меня? — вскричал Скилганнон, глядя в ночное небо. — Кетелин говорил, что ты бог всепрощения и любви, а ты упиваешься мщением.

Им овладел гнев, слепой и нерассуждающий. Разве не пытался он искупить свои прегрешения? Он поступил в монастырь и учился следовать путями Истока — но кто же, как не Исток, послал к воротам монастыря толпу, грозившую смертью смиренным инокам?

— Всю мою жизнь ты преследовал меня, истязая и убивая всех, кого я любил. — Доброго лицедея Гревиса, садовника Спе-риана и его жену Молаиру замучил до смерти Бораниус. К Джиа-не подсылали наемных убийц. Вся прошлая жизнь Скилганнона была запятнана насилием и войной. Теперь его снова втягивают в войну, где может погибнуть столько невинных.

В первой жизни он сражался с темными силами, которые грозили его принцессе. Теперь принцесса сама стала темной силой, а ее жертва — живое подобие той принцессы, которую он любил.

Изнемогая от жестокой иронии своего положения, он прокричал звездам:

— Проклинаю тебя всем своим существом! — Излив в этом вопле свой гнев, он почувствовал опустошение и огромную усталость.

Он хотел уже вернуться к Хараду, когда услышал в лесу какой-то шорох. Мечи будто сами собой прыгнули ему в руки. Кусты зашевелились, и из них вышла Аскари-охотница со своим гнутым луком, в штанах из мягкой кожи, в замшевой бахромчатой безрукавке поверх зеленого камзола. Темные волосы придерживал тонкий серебряный обруч.

— Ну что, успокоился? — спросила она. — Или все еще хочешь меня обезглавить?

— Что ты здесь делаешь?

— Иду вместе с вами к Ландису Кану. Или без вас, разница невелика.