Дмитрий Ахметшин - Туда, где седой монгол Страница 52

Путников тут же окружили дети, жадные до новых впечатлений и новых людей. Торговцы здесь живут вместе с семьями отдельным, большим аилом, который растекается, словно комок снега ручейками, по осени по родным племенам. Козы ходят глухие от рёва мужчин, а певчие птицы, один раз пролетев над поляной, не могут петь очень долго. Где-то там, в недрах этого шума, затерлись крепкие копыта и тёплые брюха, кишечник, что переварит даже древесные корни и совсем не даёт выхлопа, белые зубы, ну только посмотрите, лучше, чем у вас, мышцы на ляжках, которыми гордился бы сам Небесный Жеребец, детородный орган, с которого Небесный Жеребец непременно удавится от стыда, вкусное нежное мясо («Поездишь, а как надоест, скушаешь! Двойная польза, а?»). Была ещё ругань друг на друга, пожелания сотни змей в шатре, или потеть всю жизнь и в жизни не видеть другой воды… всё это сливалось в плотный, смолкающий только с заходом солнца гул. По вечерам эти торговцы, злые друг на друга днём («Айе! Какой такой ишак разрешил тебе трогать моего покупателя?» — «Да на нём что, клеймо твой стоит?» — «А захочу и поставлю! Он у меня собрался купить, а ты кричал громко» — «Да поставь это клеймо на спину себе и своей жене! А этот покупатель мой») собираются у костров и, обнявшись, осипшими голосами поют песни.

Урувай улыбался, глядя на копошащуюся под лошадиными ногами мелкоту и пытаясь сосчитать маленькие головы, и стараясь по ошибке не посчитать собаку, что мельтешила тут же, а Наран разглядывал шатры и далёкие горы за ними, пытаясь придать своей фигуре важный и внушительный посыл. Когда они миновали первое кострище, детей, как стайку серебристых стрекоз, разогнал громкий голос:

— Айе! Приехали за конями?

Торговец ощерил редкие зубы. Он походил на старого, горбатого хищника, с вечной усмешкой и умными живыми глазами, которые он прятал в необычно разросшихся для степного жителя бровях. Летняя смуглость ещё только начала сходить с его лица и с рук неряшливыми лоскутами.

Они стояли возле одного из крайних шатров, простецкого и многократно латанного-перелатанного. Рядом, словно упавшая с неба огромная птица со сломанным крылом, нелепо задрав вверх спицы, лежала повозка без одного колеса. Судя по тому, как изъедены непогодой и насекомыми борта, она пережила уже не один сезон.

Двигался торговец с заметной ленцой, хотя от прочих шатров уже летели в их сторону призывные крики. Невдалеке, где группа торговцев собралась погреться возле огромного костра, мужчины потирали руки и звали их протяжными, похожими на птичьи крики, голосами, наперебой уверяя, что «сейчас отогреют кости», и тогда можно будет заняться настоящим делом и продавать настоящих коней.

— У меня есть кое-что. Такое, что у вас, странники, на чьей шее катается ветер, волосы встанут дыбом.

Урувай заинтересовался, а Наран уже кинул беглый взгляд на его лошадей и теперь пытался разглядеть, что там за тонконогая кобылка так рвётся с повода и показывает ему зубы воо-он у того шатра. Однако спокойная, отороченная ленцой манера монгола говорить сумела завладеть его вниманием. Мужчина напоминал степного кота, затеявшего беседу с двумя дрожащими оленятами.

— Что же это? — спросил Наран как можно безучастней. Урувай уже готов был съесть от любопытства свою шапку.

— Нет-нет, — степной кот заворочал подбородком. — Я вижу, у тебя, сына своей матери, всё ещё не идёт кровь из носу от моих слов. Сначала прогуляйся вокруг, посмотри всех коней. Потрогай их копыта, попробуй на прочность их шкуру. Попробуй на вкус кровь. Поторгуйся хорошенько с этим вороньём, уверен, они зарядят за каждого захудалого хромыша цену втрое больше. Но если что-то приглянется он сделал паузу, и глаза перескочили с Нарана на Урувая, и обратно, — перед тем, как покупать, загляни ко мне.

Табуны паслись вместе, кочуя из одного конца поля к другому в поисках того, что можно было переместить в желудки, а каждый торговец держал возле своего шатра только нескольких самых лучших лошадей. Обыкновенно тех, чья грива подметает землю, хвост можно закрутить в девять кос, а кровь из жилки на шее, если попробовать её прокусить, может бить фонтаном в течение десяти минут. Сейчас таких лошадей уже раскупили, и на перевязи, пощипывая сушняк из кормушек, стояли какие-то тонконогие моложавые лошадки, ничем особенным не примечательные.

Наран колебался. Он пристально разглядывал лошадей у шатра степного кота. Вот неплохой молодой мерин, в яблоках, глаза как угольки, и мокрый хвост беспрестанно стегает по поджарым бокам. Охотничий пёс, а не конь. Вот конь в полтора раза больше предыдущего, такой спокойный, что в ямочке вдоль позвоночника у него образовалась после ближайшего снегопада лужица. Большие дряблые ноздри, глаза внимательно изучают Нарана. На миг того охватила паника — он вдруг вспомнил, как ушёл от него Бегунок и подумал, что, возможно, больше не стоит выбирать себе четвероногого друга по старым суждениям. К степным карликам толщину ног, мышцы, грудную клетку и качество зубов. Нужно поговорить с каждым, и выяснить, как бы ему понравились горы, и не боится ли он высоты…

— Ну, и чего засмотрелся? — не слишком дружелюбно спросил у Нарана торговец.

— Мы хотим увидеть, что у вас там…

— Обойдётесь, — буркнул торговец и сплюнул. — Идите лучше поклянчите чего-нибудь приличного у других торгашей. У меня-то оно есть, а вот что смогут показать они, кроме своих завываний?

Он выпрямился, швырнув свой взгляд, как тяжёлый камень, в соседей.

— Пошли, я сказал!

Наран и Урувай втянули головы в плечи и поспешили прочь.

Через два часа копыта, шерсть, зубы, голенные суставы и прочие лошадиные части начали кружиться в голове Нарана, словно снежинки. Ему то и дело мерещились лошадиные уши у друга, и он даже мог привести с два десятка доводов, почему того не следует покупать в качестве ездового животного. Вокруг каждого шатра их встречало, помимо громогласного хозяина, по нескольку других торговцев, дёргающих лошадей за хвосты или с надрывом спорящих о частоте волоса в гриве какой-то кобылки — не то от скуки, не то чтобы создать толпу. Хозяин распоряжался ими, словно компанией любопытных подростков, пришедших поглазеть на папины луки. А через полчаса друзья видели его уже на другом конце базара, разглядывающего, заложив палец в рот, чужой товар.

Очень тщательно они изучили ассортимент, останавливаясь перекусить и выпить воды у каждого шатра, где к радушному хозяину прилагалась радушная хозяйка или радушная старшая дочь. Тем временем один из хозяйских сыновей мчался в табун, чтобы привести новых лошадей, и осмотр повторялся.

И, конечно, везде с ними пытались сторговаться подороже. Одного хорошего коня здесь пытались продать за трёх, а то и за четырёх обычных, и Наран чувствовал, как стремя, на которое он думал пустить на размен, стремительно теряло в весе в кармане.