Gamma - Цели и средства Страница 72

В перерывах между курсами лечения она возила мужа на курорты. На солнечных пляжах Испании ему ненадолго становилось лучше, но потом все снова скатывалось назад. Свадьба Драко пришлась на «хороший» период, и Нарциссе пришлось проявить чудеса дипломатии, чтобы подготовить Люка к «недостойному Малфоя» выбору сына. Сама она не могла не дичиться девочки Лавгуд, но понимала: это нелепое светлоглазое создание – единственная, кто смог принять и полюбить ее мальчика.

Сняв крохотную квартирку в Лондоне (он не хотел раздражать отца постоянным присутствием снохи, а в доме Лавгудов большую часть пространства занимала типография), Драко с упорством, достойным лучшего применения, начал отсылать родителям половину заработка. Нарцисса не стала ни отказываться от денег, ни тратить их – просто пошла в Гринготтс и открыла счет. Первый взамен арестованного когда‑то. Когда‑нибудь, когда родится наследник, она сделает сыну подарок. Драко, впрочем, не торопился радовать ее внуками…

Потом… потом ей пришлось освоить болеутоляющие заклинания и научиться делать уколы. Морфий был всегда под рукой для тех случаев, когда заклинания уже не действовали. Первый раз за тридцать лет она услышала, как муж плачет, и подумала, что «круциатусы» Лорда были милосерднее: короче и не вытягивали из тела последние силы. В те редкие недели, когда Люк появлялся дома, она бросала работу и не отходила от него ни на шаг. Оправдываясь перед Драко нежеланием тратиться на сиделку, она для себя вдруг осознала, что хочет насмотреться на мужа. Слова «перед концом» Нарцисса вымарывала даже из мыслей.

В сентябре прозвучало наконец роковое слово «хоспис». В гостиной стало гулко и пусто без любимого пушистого ковра Люка. Горечь в глазах Драко сменилась какой‑то холодной яростью, граничащей с безумием. Нарцисса начала бояться за сына.

Рождество справляли втроем: она, Драко и Луна. Старый Лавгуд уехал в Африку греть кости и собирать материал для очередной сенсации. Нарцисса наперекор всему заказала елку, приготовила роскошный – по нынешним временам – ужин и потратила полдня, украшая дом. Драко ничего не ел, глядя в пустоту. Девочка переводила безмятежный взгляд с мужа на свекровь и, казалось, думала о чем‑то своем. Нарцисса не могла отвести глаз от пустого места во главе стола.

К Новому году его привезли домой. Насовсем. Нарцисса была готова выцарапать целителям глаза за то, что Люку не дали встретить с семьей Рождество, но прошлое, даже недавнее, исправить нельзя. Люк не чувствовал боли, глядел осмысленно, разговаривал, и Драко был на седьмом небе от счастья, пока Нарцисса не объяснила: отца привезли умирать.

Луна, понимающе кивнув, вернулась в Лондон, когда речь зашла о возвращении главы семейства. Место проданного персидского ковра заняла трансфигурированная подделка. Люк уже совсем плохо видел, и Нарцисса надеялась, что он не заметит разницы.

Из кровати в кресло она переносила его на руках без всякого левикорпуса – от крупного мужчины остались кожа да кости. Когда‑то роскошная шевелюра поседела и выпадала клочьями. Нарцисса радовалась, что огромное зеркало из спальни давно продали. Люк дремал в своем кресле у камина, а она боялась отойти хоть на минуту, чтобы по возращении не найти мужа мертвым. Она хотела плакать, но не могла. Слезы, которые могли бы хоть на толику смягчить боль, высохли давно, семь лет назад.

Четвертого утром Люциус не проснулся. И Нарцисса боялась признаться даже самой себе, что чувствует облегчение.

Минерва все‑таки догнала его на третьем этаже, но это недешево ей обошлось.

— Носитесь вы, профессор С–смит, – с трудом выдохнула она, – будто за вами стая оборотней гонится.

Эван остановился, взмахнул палочкой. Латник в углу превратился в кресло.

— Варвар, – проворчала она, почти падая на бархатные подушки. Отличник, – вкрадчиво подсказала память.

— С него не убудет послужить даме, – пожал плечами Эван. Он прислонился к стене и скрестил руки на груди. Выжидал.

Минерва вдруг засомневалась. А если все‑таки не он? В конце концов, патронусы могут и повторяться. Вон, у Амбридж тоже была кошка. А у Лили Поттер – лань…

— Как Гарри поймал первый снитч? – выпалила она первое, что пришло в голову.

— Ртом. Об этом писали в его биографии и в «Квиддичном обозревателе».

— Как наказали Мариэтту Эджкомб?

— «Фурункулюс» на условии. Гермиона… э… Уизли – талантливая ведьма.

— А не невыносимая всезнайка?

— Одно другому не мешает. У вас есть еще ко мне вопросы, директор?

Она задумалась.

— Из‑за чего я сняла с Гриффиндора сто пятьдесят баллов?

Эван неожиданно ухмыльнулся и почесал глаз под повязкой.

— Из‑за чудной самочки норвежского гребнеспина. Опять мимо, доамнэ директор, эту историю мне пересказывал Чарли. Норберта у нас знаменитость, а мне – так и вовсе почти родственница.

— Это… она вас так? – оторопела Минерва.

— Мало вы с этой троицы сняли, – кровожадно кивнул Эван. – Честное слово, Минерва, спросили бы лучше, с кем гулял Забини на пятом курсе.

Она отметила оговорку. С каких это пор вы зовете меня по имени, профессор Смит?

— Я, честно говоря, и сама не помню, с кем он гулял.

— С Трейси Дэвис. Но к концу года они поссорились.

Он посерьезнел.

— Я не уйду. Вы ведь этого боялись, директор? Середина года, вам нужен зельедел.

Минерва помотала головой и тяжело поднялась.

— Нет, Эван, – она вернула рыцарю прежний вид. – Мне нужен ты.

Эван поджал губы – до боли знакомо – и отвернулся. Минерва вздохнула. Казалось, столько было недосказанного, недообъясненного, недоспрошенного – и вот теперь все слова куда‑то исчезли.

— Если ты хочешь, я буду молчать, – выговорила наконец она.

Эван обернулся к ней, посмотрел пристально, не мигая. Минерва улыбнулась про себя: у меня нет секретов, мальчик.

Он кивнул.

— Пожалуй, хочу. Я ваш должник, директор.

— Будешь должен чаепитие у меня в кабинете, – фыркнула Минерва. – Я любопытна, знаешь ли. Или нет, лучше в «Трех метлах» – ты же любишь платить по счету. Да и портретов там нет. Идет?

— Как угодно.

— Еще одно… Скоро Рождество.

— И?

— Ты ведь помнишь, что нормальные люди в этот праздник дарят подарки друзьям и коллегам?

— Спасибо за напоминание, – Эван снова повеселел. – Последние годы у меня неплохо получалось сходить за нормального. Постараюсь не посрамить реноме.

— Тогда я спокойна, – улыбнулась она.

— С вашего позволения, директор?

— Спокойной ночи, Эван. До завтра.

Он поклонился, развернулся – почти по–снейповски – и зашагал по коридору. Факелы вспыхивали и гасли на его пути.