Кхаа Тэ - Дарья Согрина – Друк Страница 45

Капеллан откинулся на спинку кресла и потер висок. Мигрень стала его незаменимой спутницей в ночное время суток. Он, конечно бы мог, за одно мгновение, исцелить себя при помощи лекарственных эликсиров и простенького заклинания, но не желал. Боль напоминала ему о том, что он все еще жив, хоть и заключен в золотую клетку.

Меус задыхался в Мендарве от безделья. Будни в стране людей были скучны и бесполезны для мага высшего ранга. Но жизнь в Цитадели была куда ненавистней и невыносимей, чем существование в землях презирающих волшебство.

Если бы много лет назад чародей не поддался уговорам брата, то наверняка сумел бы покинуть Аскалион, и поселиться где-нибудь в Билстоке или в Гектонии, стать придворным кудесником или поступить на службу какому-нибудь эрлу. В крайнем случае, он мог бы купить себе особняк в прибрежном городке Красски, обзавестись там лабораторией да лавкой и торговать всякой магической мелочью. Нет же, в его крови заплескался адреналин и дух авантюризма, заставившие Меуса пойти на поводу амбициозных замыслов Псилона.

Не составило большого труда сфальсифицировать свою гибель во время сражения с эльфами. Унести ларец с артефактами и заклинаниями, оказалось еще проще. А заполучить место Верховных жрецов в иерархии ордена Тарумона Милосердного, заняло всего лишь несколько дней. Храмовники, хоть и являлись ярыми противниками магии, не могли отличить обычную знахарку от колдуньи, а искусного чародея от фокусника. Псилон создал сложное заклятье внушения, которое позволило без труда влиться в ряды святош. Он заставил всех поверить, что братья с начала времен являются чадом Вечного света. А когда, все без исключения оказались под властью чар, он избавился от капеллана, отравив его разум безумием. Ингрем был признан одержимым и отправлен на костер, а Псилон получил пост верховного жреца. Он тут же внес поправки в регламент, отметив, что глава церкви не может эффективно управлять орденом в одиночку – ему нужен соратник. Так Меус стал вторым капелланом, с теми же правами и полномочиями, что и брат.

Псилон, опасающийся, что его свергнут с должности коварные недруги, или же найдется другой маг решивший бежать в Мендарв, продумал до мелочей, как обезопасить себя от незваных гостей и врагов. Для начала, он убедил короля выстроить мраморную стену вдоль границы. Каменное ограждение вытянулось от побережья Моря Семи Ветров до неприступных гор Пазедота. Наземная преграда была оплетена сетью заклинаний, препятствующих прохождению чародеев в этот край, конечно со временем защита ослабла, позволяя проносить в Мендарв магические штучки, но до сих пор, волшебники не могли миновать стену. Чтобы очутиться в стране людей, обладателям силы было необходимо воспользоваться порталом, а процесс создания врат отбирал много энергии. За двадцать лет никто не воспользовался этим способом, кроме Таборы. Но демонесса не представляла угрозы для братьев, она была всего лишь пешкой в Великой игре.

Следующим шагом Псилона было изобретение амулетов, способных выявлять источники магии. Меус помнил тот день, когда брат собрал в бело-зеленом зале ордена совет епархии и громогласно объявил, что ему во сне явился Пророк Создателя и повелел снарядить каждого храмовника чудотворным талисманом.

Псилон был талантливым актером, многим менестрелям и скоморохам стоило бы взять уроки мастерства у Верховного жреца. Фанатичные приверженцы Тарумона Милосердного, проглотили данное заявление, как серебристый лосось – наживку. Вскоре грудь каждого церковника украшал нефритовый кулон в аритовой оправе, способный чуять враждебное чародейство за версту. Псилоновы штучки лишь не выявляли магию, исходящую от самих капелланов. Но данное послабление затрагивало только мелкие заговоры да вибрации. Решись один из жрецов воспользоваться серьезным заклинанием, то религиозным фанатикам не составило бы труда разоблачить их.

Псилон уже ни один год пытался решить данную задачу, но проблема заключалась в том, что если бы он ограничил действие амулетов на определенное чародейство, то этой нишей могли бы воспользоваться не только сами капелланы, но и их неприятели. Приходилось чем-то жертвовать

С врагами верховный жрец разбирался иначе, не прибегая к мистическим силам. Он выискивал заговорщиков, отступников и предателей при помощи шпионов. Среди аристократов, купцов ремесленников и даже воров у Псилона были свои глаза и уши. Таинственные соглядатаи доносили до капеллана тревожные сведения, а тот, с нескрываемым удовлетворением, расправлялся с недругами, отправляя их либо на костер, либо на виселицу.

Меус предпочитал более мирную и не столь суровую манеру существования. Он занимался исключительно делами церкви, а в свободное время изучал старинные рукописи из королевской библиотеки или фолианты с заклятиями из ларца Цитадели. Порой на капеллана накатывала ностальгия по былым временам, когда он еще не ведал ни о Вечном огне, ни о просторах Мендарва, ни о тоскливых одинаковых днях.

Черноволосый маг поднялся с кресла и стал бесцельно расхаживать по опочивальне.

«Я обязан вернуться!» внезапно подумал он и остановился. Его взгляд скользнул по распахнутому окну, за которым простирался город, переливающийся белоснежными бликами в свете луны и фонарей. Затем его взор направился к горизонту. Тьма и дальние расстояния не позволяли ему разглядеть ни Темную Дубраву, ни поросшую плющом и заклинаниями стену, ни пахнущий весной Круан. Но Меусу ни требовалось зрение, чтобы ощутить аромат эльфийских краев, насыщенный и пряный запах волшебства Большой земли.

В голове чародея пронеслись яркие воспоминания, где величественные древа упираются кронами в синий небосвод, искрящиеся водопады, с шумом срываются со скал, разлетаясь миллионными брызгами, когда достигают земли, чарующие огоньки лазурных фей, порхают в нектарной долине, покрытой пестрыми цветами. На смену радужным картинам памяти пришли серые обрывки пейзажей: сумрачные утесы Брока, непроходимые горы Смерти, зловонные топи страны гоблинов, негостеприимная Цитадель Аскалиона.

По его тощему телу пробежал неприятный холодок, когда он подумал о Магистрах. Если Меус решит хотя бы ненадолго покинуть Мендарв, ему придется досконально продумать план путешествия, дабы ни один ворон из Убежища не проведал про то, что он жив и не донес эту благую весть до слуха Эуриона.

Капеллан закрыл окно и задернул шторы. Он тоскливо взглянул на стол, и вновь потер виски, скованные болевыми спазмами. Сон не явится до утра, а это знаменует то, что ему волей-неволей предстоит еще несколько часов заниматься бумагами.

В противоположенном крыле дворца Псилон, тоже не спал. В его покоях горела одинокая свеча в канделябре, создающая полумрак. Беловолосого жреца не пытала бессонница, он не мог уснуть из-за Тесси, которая минуту назад изогнулась под ним в немом стоне.

Уже