Ангел Маруся - Марина Румянцева Страница 12

Любовь переживает тело, она ему не принадлежит. И памятники, поставленные над ним — переживает. И даже народные сказки. И скелеты динозавров. И еще много чего, что кажется старым, как мир. А то, что случается между людьми — только маленькая искорка, упавшая с небес.

25

Я и сама любила много чего и много кого. В начале жизни кажется, что любовь приходит извне, а время без неё — зряшное, пустое. Ищем, мечась от одного к другому, а находим — что? Хорошо, если просто разочарование. И снова ищем. Утомительно, правда? Тем более, что ищем — то всё равно не там. Оказывается, всё — внутри нас. Весь мир, все чувства. Просто выбирай.

Вот сколько я здесь нового узнала. Интересного.

А, ну да — про любовь. Про мою или вашу? Ну, давайте уж закончим про мою. Хотя это тема такая — неисчерпаемая. Начнешь вспоминать и окажется, что и этого любила, и того, и пятого, и десятого, а вот этого вообще два раза. И не только мальчики вспоминаются, но и, зараза, девочки. Как показала практика, какой-то критической разницы в этом нет. То есть, различия анатомии, конечно, наблюдаются, но для чувства, как такового, не важны ни первичные половые признаки, ни, тем паче, вторичные.

Я надеюсь, что у вас не так. Вы не мечетесь в поисках любви — средней или малой, потому что большая — это понятие не суеты земной, а нашли одну единственную. Сразу. Вот тут и настала бы у нас положительная селекция по качеству населения! И отрицательная по количеству.

Однако население на нашем шарике не только не убывает, а даже наоборот, не смотря на различные напасти. Получается, что любовь отдельно, а дети отдельно. Насчёт детей, вообще — то, тоже полной ясности нет. Известно одно — они приходят как-то сами по себе, сообразуясь с космическими законами. И если чья-то душа выбрала тебя как ворота в земную жизнь, противиться этому не нужно.

Для большего правдоподобия этот процесс обставлен привычными явлениями временного умопомрачения, которое собственно мужчину и женщину сводит вместе, и прочей физиологии. Особенно смешны перед данной неотвратимостью наши рассуждения о воспитании и пропитании младенца. Вас, женщина, никто не спрашивает — ваше дело открыть ворота. А вас, папаша, и подавно — ваше участие в таинстве зарождения новой жизни вообще под большим сомнением.

Кто-то думает, что продолжает себя, кто-то о стакане воды, кто-то планирует передать нажитое в руки наследников… Что бы мы ни думали и ни планировали, они пришли выполнить своё. Не нужно им мешать. Человек не может принадлежать человеку, только в этом и есть то равенство, которого нет.

Здесь любовь не ищут — она везде. В ней можно лежать, слегка покачиваясь, как в мягкой и теплой младенческой люле или ласковой солёной волне тропических широт. Здешнее время ещё более относительная величина, чем московское и, принимая во внимание некую надуманность этой координаты вообще, при определенных условиях можно ею пренебречь. Отсюда можно вернуться в любую точку прожитой жизни и придумать другой ход развития событий. Я пробовала.

Иногда может оказаться, что есть события, не нуждающиеся в такой коррекции. Значит, всё тогда сложилось правильно. Когда мы живём на земле, то называем такие моменты «дежа вю». Помните? Странное ощущение, что это уже было. На самом деле, мы просто встречаемся взглядами сами с собой — отсюда и оттуда. Только не надо пугаться, это не напоминание о смерти, это — взгляд друга.

26

Есть люди, к которым сразу чувствуешь симпатию, есть лица, на которые хочется смотреть. Если догадаешься сравнить их собой, увидишь похожие черты. Да — и у людей, как у кошечек или собачек, тоже существуют породы. И никакая из них не хуже, просто они — разные. К людям своей породы нас влечет подсознательно, сложно бывает даже себе объяснить почему мы любим этого, когда у того денег больше. Или сердце замирает не от писаного красавца, а от раздолбая из параллельного класса. Не доверяет нам природа пока осознанный выбор, маскируя классовый отбор поговоркой про свиной хрящик. Вот и получается, что человеческое наше общество, как его ни взбалтывай, все равно в спокойном состоянии разделится на своих и чужих, а каждый индивид рано или поздно прибьется к веселой компании себе подобных.

Попробуйте нарисовать на листке бумаги солнце, тучки и длинную горизонтальную линию, означающую землю. На земле — домик с дымящей трубой на крыше и дерево, рядом с домиком — собачью будку, из которой торчит влажный любопытный нос. На дереве сидит с умным видом ворона. Ей, вороне, не важно, что про неё говорят. Она выше этого. Я — как та ворона, буду сидеть высоко и думать о своём.

Если бы тогда, в начале лета, я не проснулась рано утром от засухи, наступившей в организме после вчерашнего, и не дала бы втянуть себя в милое этническое приключение, закончившееся полным крахом и так державшегося на липочке моего семейного уклада, да и не только его одного… Кто знает, может быть, до сих пор я по утрам, не вполне проснувшаяся, влачилась бы сквозь осенние туманы на службу, а вечерами — сквозь всё раньше с каждым днем наступающие сумерки — домой. И надеялась, надеялась, что в один прекрасный момент всё изменится. Жизнь станет осмысленнее, муж — внимательнее, дитя — хотя бы адекватнее, пыли — меньше, денег — больше… Вот всё и изменилось. Только я теперь в этом не участвую. Кто-то другой мечтает о маленьком пушистом семейном счастье и любви, а я … Я смотрю на вас. Отсюда видно гораздо дальше и больше, чем самому проницательному из земных жителей.

Иногда мы можем кому-то что-то подсказать, если человек, конечно, к этому готов. Тогда он называется «проводник». Наши души стучатся в чью-то судьбу, меняя её ход, оставаясь жить на бумаге или на экране — среди вас. Проводник понимает, что он — только звено в цепи, и нет здесь повода для какой-то особой гордости. За это ему дается возможность приподняться над обыденностью. Есть люди, которые могут заглянуть туда, куда среднестатистическому гражданину путь заказан. Они заслужили