Светлые века - Йен Р. Маклауд Страница 40

III

Великая английская социальная пирамида в Лондоне вздымается куда выше, чем в прочих местах, и те, кому не посчастливилось угодить в ее фундамент, стиснуты так плотно, как если бы на груди у них лежали все недра земные. Поверните в одну сторону – и промозглый переулок расширится, превратится в площадь, посреди которой журчит белоснежный мраморный фонтан. Поверните в другую – и тротуар исчезнет, а ваши башмаки утонут в сточных водах. Люди, живущие в притоне Кэрис, как мы с Солом, обитали среди воров и карманников, проституток и сезонных рабочих, моряков, изгнанных из команды, стариков, безумцев и калек, а также беспризорников с отчаянием во взоре, неимоверно тощих и крайне злобных. Здесь гораздо чаще, чем в Брейсбридже, встречались бывшие гильдейцы – семьи, а иной раз целые гильдии, оказавшиеся в Истерли из-за экономического спада или неудачного стечения обстоятельств. Когда я замечал гильдеек в одежде, знававшей лучшие времена, которые тащили за собой детей в рваных матросских костюмчиках где-нибудь на краю рынка в конце десятисменника, они казались мне несчастнейшими из всех.

Но в то лето нам с Солом везло. Наши охотничьи угодья простирались от Смитфилда до Полусменного рынка в Степни, от магазинных витрин Чипсайда до товаров, просыпавшихся из фургонов, выезжающих с причалов Риверсайда, и вдоль всего Стрэнда; мы рисковали, как могут рисковать лишь молодые и быстроногие. Потом мы шли по Докси-стрит к отдаленным окраинам Истерли, где продавали вещи, попавшие в наши невинные руки, ибо, как я начал узнавать от Сола, сама идея о том, что что-то может принадлежать кому-то, была в корне ошибочной. Но независимо от того, владели ли мы пищей, которую ели, одеждой, которую носили, и одеялами, которыми укрывались по ночам, это было изобильное лето. Казалось, со всего Лондона богатства устремлялись в Истерли сияющим призматическим дождем из присвоенных шарфов, прикарманенных фруктов, оброненных часов на цепочке, капризных вееров и изысканных тростей из черного дерева. В самом худшем случае всегда можно было подзаработать в Тайдсмите. Мы с Солом провели немало ленивых сменодней, трудясь в одном из акцизных складов на старой набережной, карабкаясь по чайным ящикам с ведерками чернил, снова и снова рисуя через трафарет символ гильдии, похожий на пузатую тройку. Ящики были сложены штабелями выше домов и украшены прекрасными катайскими идеограммами. У этих желтокожих из далеких краев, очевидно, имелись свои гильдии, но вскоре я узнал от Сола, что всем будет наплевать, если я оставлю несколько клякс или нарисую на боковине одного-двух ящиков рожицы – и кому точно наплевать, так это начальнику склада, который дремал в своем благоухающем кабинете. С тем же успехом мы могли пристроиться на крыше и наблюдать, как мимо проплывают трубы пароходов и паруса клиперов. Главное заключалось в другом: однажды утром мастер гильдии, контролирующей сбор акцизов, приходил на склад и выдавал соответствующие документы о том, что таможенная очистка пройдена. Благодаря нашим трафаретам содержимое склада можно было продать так, словно за него уплатили все сборы. А акцизный инспектор мог наткнуться на толстый конверт в неожиданном месте или на списание какого-нибудь досадного промаха или долга.

Доки Тайдсмита были городом внутри города и постоянно меняли свой запах и суть. Каждый день прибывали новые партии угля из Ньюкасла, бункеры с селитрой из Индий, ароматные вязанки табака с Блаженных островов, бочки мюскаде, бесконечные мешки со всевозможными фруктами и прочим, и кое-что, гния и плесневея, порождало нашествия насекомых, еще более раздражающих и мерзких, чем те, которые обычно стремились полакомиться телом отдельно взятого лондонца в эти долгие жаркие сменницы. Целые рынки возникали у воды, на старых причалах, которые сделались слишком малы, чтобы вместить большие грузовые пароходы, теперь доставлявшие львиную долю товаров. Здесь чувствовалась атмосфера древности, а здания вдоль кромки воды сохранили изысканные украшения под толстым слоем краски и грязи. Сидя на горячей черепице складской крыши, поедая вяленое мясо смутного происхождения, завернутое в черствый серый хлеб, и глядя на мир свысока, будто он принадлежал нам целиком и полностью, я наслаждался жизнью, хотя до сих пор толком не понял почему. Подобно шкатулке фокусника, которая раскрывается снова и снова, демонстрируя содержимое то посеребренное и дымчатое, то прелестное и грязное, то великолепное и отталкивающее, в кирпичных стенах Лондона как будто уместилось все разнообразие бытия.

– Посмотри на них, – сказал Сол, махнув бутербродом в сторону каких-то крановщиков, легким шагом идущих куда-то внизу. Одетые в кожаные жилеты на голое тело, чтобы выставить напоказ похожие на лозы отметины кормила, они были впечатляюще мускулистыми – как будто могли таскать тяжести без помощи машин. – Вся их жизнь потрачена впустую, согласно инструкциям боссов, – что уж говорить про эти нелепые знаки, крики и шепоты…

Я пожал плечами. Эти люди были богатыми по любым нормальным меркам, а я, гражданин или нет, отлично осознавал, что с точки зрения Нынешнего века являюсь всего-навсего безгильдейцем-мизером, живущим в огромном и безразличном городе. Но в этом вопросе, как и во всем остальном, я полагался на мнение Сола.

– Видишь это?

Сол позаимствовал – в особом смысле, известном нам обоим – коробку с мелками, которую неосторожный кладовщик оставил слишком близко к окну. Он начертил большой белый квадрат на толе.

Я кивнул.

– Ну, это мы с тобой. А это… – Он нарисовал стрелку, ведущую от квадрата, и большой круг рядом с ней. – Все, что мы производим.

– Только мы?

Он махнул рукой, вспугнув нескольких чаек.

– Я не имею в виду конкретно тебя и меня. Я имею в виду всю огромную массу английских рабочих.

Я снова кивнул. Я уже знал: необязательно жить в городе, чтобы быть гражданином. На самом деле я знал, что для этого достаточно просто родиться, хотя сама идея, словно странная еда, оставила причудливое послевкусие, когда я ее усвоил.

– А вот этот… второй квадрат символизирует гильдейскую верхушку. – Он нарисовал на липкой смоле квадрат поменьше. – И вот это… – Круг, тоже чуть меньше. – Объем результатов производства, который гильдейская верхушка у нас отнимает.

Квадраты, круги и стрелки множились на крыше по мере того, как над ними проплывали тени чаек, а Сол изо всех сил пытался объяснить сложности рынка труда. Яркая жара, пылающее небо, эти обрывки тени, пробегающие по моему лицу