Любовь Овсянникова - Нептуну на алтарь Страница 45

Да, сначала Николай не хотел возвращаться домой. Вынашивал планы, чтобы остаться в Севастополе. Море дало ему шестой разряд судового электрика. Такие специалисты на дороге не валяются. Девушек красивых вокруг много, город как цветок — чист и бел, на бульварах и проспектах преобладает молодежь, не видно стариков и печальных людей. Чего еще надо для счастья?

Часть 2. Горечь

Так продолжал думать Николай еще до последних дней службы. Все казалось ему, что злое забудется. Оно и в самом деле сначала немного отпустило. Выздоравливанию души, ее успокоению, восстановлению равновесия помогало понимание того, что он исполнил долг до последней капли искренней совести своей, а если бы надо было еще что-то делать — пошел бы и делал.

Сходя на берег в увольнительные, Николай покупал охапку цветов и ехал на кладбище, а там ходил между могилами моряков, читал самодельные эпитафии на дощечках, пронимался печалью — очищающей, возрождающей. Клал по одному цветку возле колышков с дощечками, на которых были написаны имена «новороссийцев», а цветы, что оставались, рассыпал на безымянной могиле. Когда-то это увидела молодая привлекательная женщина, неизвестно откуда взявшаяся рядом.

— Что же ты делаешь, неразумный? — спросила она неодобрительно или испуганно.

— А что? — вздрогнул Николай от неожиданности.

— Зачем по одному цветку кладешь? На кого беду накликаешь?

— А что здесь такого? — он обалдел от непонимания.

— Нельзя непарное количество цветов на мертвого класть.

— Извините, — пролепетал. — Я не знал этого.

— Не приходилось еще погребать? — спросила женщина снисходительнее.

— Не приходилось, — сказал неправду, чтобы отвести от себя обвинение.

— Это такая традиция, — женщина подошла ближе. — Наши «новороссийцы»… Ты тоже из них?

— Нет, я принимал участие в спасательных работах. Но там, — показал в сторону моря, — двое наших осталось.

— Там? — женщина кивнула на братскую могилу.

— Нет, на дне моря.

— И мой Максим там, — женщина достала из кармана платок. — Извини.

Она отошла и начала смотреть, как он, не торопясь, докладывал еще по цветку туда, где уже по одному лежало. На братскую могилу цветов не хватило. Николай беспомощно остановился перед ней, склонил главу, развел руками. Сейчас, защищаясь от видений пережитой трагедии, старался припомнить, клал он когда-нибудь цветы на могилу своего отчима, убитого немцами на славгородском расстреле, или не клал. Из задумчивости его вывело несмелое прикосновение. Николая аж холодом проняло, так оно напомнил недавнее… Перед ним снова стояла та самая женщина. Только теперь он рассмотрел, что она совсем юная девушка.

— Может, давай встретимся. Я теперь без жениха, — тихо сказала она и в ее взгляде была мольба не отвечать отказом.

— Не могу, уезжаю домой.

— Точно?

— Точно.

— Тогда будь счастлив.

Девушка пошла на выход, а он, глядя ей вслед, задержался, чтобы им больше не встретиться на остановке.

— Извините, ребята, — сказал тем, что лежали в братской могиле, будто перед ним были живые. — В другой раз и вам принесу цветов.

Тишина была знаком согласия.

Николай сказал девушке неправду. Ему оставалось дослуживать в Севастополе несколько месяцев.

Наступивший после январских оттепелей февраль кутался в зимние шубы. В самом своем начале намел много снега и каждый день досыпал, досыпал его. Эти тихие снегопады, очищающие воздух, тем не менее, надоедали жителям города, выбивали их из обычного ритма жизни, заставляли выходить на улицы и кромсать пушистое, белое покрывало земли, отбрасывая его с тротуаров, образовывая из него черные, безобразные сугробы, громоздящиеся под заборами, а то и просто вдоль дорог. Солнце натыкалось лучами на черные пятна расчищенного асфальта, выливало на них разочарование очищенным ликом города, распекало их. Груды снега, лежащего вокруг этого разогретого гудрона, таяли, и текли под ноги прохожим грязными ручьями, от которых поднимались к небу тяжелые испарения.

И это зима — волшебная, белоснежная, сказочная? В зимнюю пору Николай не мог привыкнуть к городской жизни. Ему хотелось выйти на степной простор, оглянуться кругом, слиться с ним, ощутить себя частью земной безбрежности, надышаться сухим морозным воздухом, в котором искрились бы неразличимые глазом льдинки.

Ему казалось неестественным, что морская вода зимой не замерзает. Становится густой и черной, теряет свою летнюю обходительность, грохочет и грохочет, как сварливая жена, а не замерзает. Море не впадало в спячку вместе с природой, как степь, как лес или как горы. Оно слонялось от берега к берегу и, как медведь-шатун, искало, на кого бы выместить свою тяжелую бессонницу.

Решение о возвращении домой пришло в один миг. Исчезла нерешительность, долгие сомнения и колебания, а на их месте утвердилась уверенность, что от добра — добра не ищут. Еще одна банальная истина! — хмыкнул он и облегченно вздохнул, будто долго нес что-то тяжелое, а вот снял его с плеч. Почему так бывает, что простая и очевидная мысль приходит такими извилистыми путями? Терзает тебя, мучает, водит окольный дорогами, и не сразу приоткрывается.

В ближайшее время, накупив охапку гвоздик, Николай снова поехал на кладбище, чтобы перед отъездом домой окончательно проститься с побратимами — приспевало время собирать вещи. А еще хотел побыть за городом, потоптаться по снежку, послушать его скрипение, натрудить глаза его сиянием, насмотреться на белое. Это была немаловажная потребность степной души. Голубое и синее ему надоело, казалось, что это какой-то злой маляр умышленно выплеснул ненужные краски и смыл с лета — зеленое, с осени — желтое и багряное, а с зимы — белое.

На кладбище ничего не изменялось. Так же на продолговатых холмиках земли, образованных над безымянными братскими могилами, лежали цветы и бумажные венки. Кое-где в мерзлом грунте одиноко стояли деревянные колышки с фамилиями погибших.

Николай еще издали увидел ту девушку, что потеряла своего Максима. Теперь она донимала другого моряка: то приближалась к нему, то отдалялась. Стремилась «не упустить шанс»? Николай замедлил шаг и вдруг догадался — да ведь эта девушка больна! Да, она стала неопрятной, бледной. Давно нечесаные, сбитые волосы некрасиво выглядывали из-под нарядной когда-то шляпки, одежда имела помятый вид, черное пальто было сплошь вываляно в мусоре, обувь нечищеная.

— Максимчик, зачем ты бросил меня? — обращалась она к моряку, и каждое ее слово звонко прокатывалось над тихим приютом «новороссийцев». — Я теперь живу не дома. Может, ты не знаешь, где меня искать?

Моряк не обращал на нее внимания. Он встряхивал снег с венков, рассматривая траурные ленты на них, поправлял вазоны с замерзшими цветами. Может, искал кого-то. Со временем терпение его лопнуло:

— Отойди! — прикрикнул на девушку, которая нетерпеливо дергала его за руку, стараясь повернуть лицом к себе.

Та заплакала, отошла от него, присела на корточки и начала дуть на красные от мороза руки. Николай растерялся. Пройти мимо нее незамеченным невозможно, а попадаться ей на глаза не хотелось — начнет приставать и к нему.

— Вот мой Максимчик! — обрадовалась девушка, издали ощутив его присутствие, как ощущает человека беспомощный зверек. — А я думаю, чего тот дядька прогоняет меня? Значит, я обозналась.

— Как тебя зовут? — спросил Николай, когда она приблизилась.

— Галина.

— Зачем ты здесь ходишь?

— Ищу… А он прогоняет! — пожаловалась она плаксивым голосом.

— Давай вместе положим цветы нашим ребятам, — по возможности ласковее сказал Николай. — Ведь они и твоими друзьями были. Да?

— Да, — девушка покорно пошла рядом. — И Максимку положим?

— И Максимку тоже, — согласился Николай и отдал ей цветы. — Иди, возлагай, а я подожду.

Тем временем моряк, накричавший на больную, направился к выходу из кладбища. Проходя мимо Николая, промолвил, словно извиняясь:

— Нервы не выдерживают… Пропала девушка. Жаль.

— Ничего, брат, — успокоил моряка Николай и взглянул на девушку, добросовестно раскладывающую цветы по могилам. — Она все понимает, но смириться с горем не хочет.

— Какое там «понимает»? Все время такое мелет.

— Психика не выдерживает перегрузок, вот и придумала такую игру, чтобы адаптироваться. Со временем оно ее отпустит.

— Дай-то бог, — сказал моряк и ушел.

— Такой нехороший! — девушка показала пальцем на выход, где скрылся моряк. — Говорил обо мне что-то плохое?

Она, в самом деле, все понимала, просто хотела, чтобы в ней поддерживали иллюзию, что ее любимый — живой.

— Нет, — возразил Николай. — Он беспокоился о тебе. Тебе не холодно? Знаешь что, иди домой, согрейся, а я еще здесь побуду.