Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева Страница 45

скверную анонимку и злые слезы наворачивались сами собой. Вечером бабушка с дедушкой устраивали маленький семейный праздник для именинницы Вики, в первую очередь, и для взрослых тоже. Явился одним из первых с лиловыми хризантемами и коробкой шоколадного ассорти некий Леонид, подозрительно зачастивший в эту зиму к Дороговым. Молодой, перспективный офицер исполнял обязанности помощника Михаила Александровича. Но уже чувствовалась в спортивном, плакатно-улыбчивом капитане какая-то западная бодрая хватка. Леонид часто засиживался у начальника после совместной работы и даже стал бывать на воскресных обедах Дороговых, упорно приглашаемый Татьяной Ивановной. Родители-то парня далеко — при исполнении воинского долга в германии, и все праздники он совсем беспризорный. Леонид охотно играл с Викторией и Максом, по-видимому, вообще детей любил, быстро находил с ними общий язык. Зимой даже пару раз катал вместе с Женей на санках разноцветных малышей в парке, не забывая вытащить вовремя из кармана какую-нибудь детскую финтифлюшку, а Евгении как-то прочел стихи Бодлера по-французски, правда, с ошибками. Но тут же рассмеялся:

— В меня родители образование силком вколачивали — и теннис, и музыкальная школа, и уроки иностранного языка — к дипломатическому поприщу готовили. НО в МИМО я не прошел — недостаточно силенок у отца оказалось, чтобы сына в такой престижный ВУЗ закинуть. Вот теперь и блещу в Солнечногорской глуши с такими-то дарованиями…

— Да вы, Ленечка, в провинции не засидитесь, — заулыбалась Татьяна Ивановна. — Миша рассказал, что на Вас весьма интересные виды у руководства имеются.

— Это, жена, военная тайна! — с деланной суровостью пресек разговор Дорогов и указал гостю на пианино:

— Вон инструмент без дела стоит. Огласите, юноша, празднество звуками. А то Евгению уже два года не допросишься.

— А что, я парень не гордый, в консерватории концертировать не стану, а для друзей с удовольствием выступлю — Леонид подсел к фортепиано. Начать, полагаю, следует с лирической… Он раздумчиво пробежал пальцами по клавиатуре, и бодро вошел в колею модного мотива: «Листья желтые по городу кружатся, листья желтые на плечи мне ложатся». Леонид начал подпевать, приятным домашним баритоном, слегка имитирующим Кобзона. В комнате повеселело, с помощью хозяев и гостей душевно зазвучало хоровое исполнение романсов и самых популярных шлягеров.

Виктория и Макс, получив положенные подарки, спали в другой комнате, Татьяна Ивановна убрала грязную посуду, накрывая стол к чаю.

— Ты что как неживая сегодня? Устала, дочка? — заглядывала мать в лицо Евгении, убиравшей на кухне остатки салатов в холодильник. — Поди, поди, с гостями посиди. Небось Леонид для тебя старается. Вот парень, так парень! Все праздничные дни остается в части, чтобы к нам зайти, даже по Москве, как другие, не мотается. С тебя вон глаз не сводит. И все так — без надежды! — она со вздохом облизнула палец, выложив свежую «Прагу» на блюдо.

— Я все вижу, мам. Хороший парень. Только к чему мне он? Скоро Леша вернется, обещал на пенсию выйти — у них же с 35 лет! — без энтузиазма заспорила Женя.

— Ой, радость какая! — съехидничала мать. — И опять будем здесь твоего пенсионера пристраивать, к нормальной жизни приспосабливать… Да, ладно, прости, ты сама уже взрослая… — Татьяна Ивановна сняла фартук, швырнула мимоходом на табурет и поплыла с тортом в гостиную, на ходу подпевая: «Только раз судьбою рвется нить…».

В комнате зажгли торшер и приятный полумрак охотно впитывал в себя аромат хризантем, запах клубничного варенья, духов и любовное томление печального романса.

Женя облокотилась на фортепиано, и когда умолкли финальные аккорды, неожиданно для себя сказала:

— Лень, «Не уезжай ты, мой голубчик» знаете?

— Как раз мой любимый романс! А давайте, Евгения Михайловна, попробуем на два голоса? Потихоньку… — предложил Леонид.

— Отчего же потихоньку, я могу и громко. В музшколе всегда солировала. — Евгения стала рядом и почти не примериваясь и не подстраиваясь они запели дуэтом так, будто репетировали ежедневно. На душе у Евгении было странно приятно, как-то душераздирающе сладко — ведь пела она про Лешу, обращалась к нему, но пела с другим — голос к голосу, наслаждаясь послушным партнерством и тем, что этот человек, такой милый, легкий, чуткий думает сейчас о том же — о ее любви к Алексею и своем соперничестве с ним. И абсолютно, как сказала мать, безнадежно…

Им бурно аплодировали и просили «что-нибудь еще». Певцы долго копались в вариантах, и, наконец, вытащили из памяти романс «Гори, гори, моя звезда», который Леня исполнил один, шутливо-страстно поглядывая на Женю.

Когда фортепиано затихло и музыкант крутанулся на стульчике, представив гостям свое раскрасневшееся мальчишески-проказливое лицо, Женя чувствовала себя по-новому счастливой, а утренний эпизод с журнальной фотографией показался вовсе не пустяшным знаком судьбы.

«Ну что же, у него там своя жизнь, у меня здесь — своя», — с отчаянной решимостью постановила она.

Леонид вызвался проводить Евгению до дома (идти-то два переулка), так как она оставаться у родителей не смогла, надо было кое-что приготовить для занятий к завтрашнему утру. И они вышли в сырую мартовскую ночь. Насыщенный моросью воздух показался особенно свежим и ясным после комнатной духоты. «Перед весной бывают дни такие: под плотным снегом отдыхает луг, шумят деревья весело — сухие, и теплый ветер нежен и упруг»… — вдруг прочитала Евгения вынырнувшие откуда-то из памяти по зову мартовского ветерка ахматовские строки.

— Это, наверное, Ахматова? Или Цветаева? Стыдно, но я их что-то путаю, — смутился Леонид.

— Действительно стыдно. Особенно с вашим слухом, Леонид. Ведь они такие разные! — удовлетворенно наблюдала замешательство кавалера Евгения. Но тот хмурил лоб и сжимал губы оказывается по другому поводу. Наконец в его глазах блеснула странная решимость:

— Вспомнил! — капитан остановился под фонарем, не замечая падающей с крыши на его жесткие погоны капли, прочел:

— Я Вас люблю и я бешусь, что это труд и стыд напрасный, и в этой глупости ужасной у Ваши ног я признаюсь!

— Ну это ясно — Пушкин. Только Вы что-то спутали, с фальшивой бодростью заметила Евгения, понимая, что цитата совсем не случайная.

— Ничего я не спутал, Женя, Женечка… — он вдруг повернулся к ней, придвинулся, посмотрел в лицо со значением, поставил у ног тяжелый кейс, затянул покрепче у ее подбородка концы оренбургского платка, потом крепко захватил ладонями щеки и притянул к себе. — Теплая, нежная, нужная. Совершенно необходимая.

Как оказывается были необходимы эти слова Евгении, да в сущности и все, что произошло потом у нее дома. Такая вольная, такая сумасшедшая, горячая ночь… Леонид ушел рано, сказав на прощание:

— Учти, Евгения Михайловна, теперь у тебя передо мной долг чести. — И значительно козырнул…

4

…«И легкости своей