Любовь Овсянникова - Нептуну на алтарь Страница 7

Суббота тогда еще не была выходным днем, но ее любили за то, что она предшествовала воскресенью и отдыху. Во второй ее половине в душах славгородцев начинали вызревать праздничная торжественность, ожидание музыки, желанных встреч. Звуки оркестра, приятных мелодий доносились до самых отдаленных уголков поселка, созывали тех, кто задержался на работе, эхом отлетали от посадок, наполняли сельскую тишину умиротворением, окутывали предчувствием неожиданного счастья, чего-то еще лучшего и дорогого.

Пожилые люди важно шли в кино, неторопливо рассаживались в зале, долго выбирая удобные места, так как в билетах они не указывались. Это действо исполнялось особым содержанием и значением, в нем проявляли себя амбиции и отношение сельчан друг к другу. Старики оставались дома, сидели под хатами на завалинках, щелкали семечки, слушали приглушенную расстоянием музыку и молчали или иногда лениво переговаривались, угадывая за скупыми словами, как за паролями, истинные мысли друг друга.

Николай по средам в клуб не ходил — имел не соответствующее тому состояние, да и некогда было. Он распланировал не только работу, но и отдых. Решил сначала сделать все во дворе, а потом отдыхать. Он уже наведался в цех, поговорил с бывшим наставником, с ребятами из бригады, рассказал о себе, короче, отчитался.

Зато в субботу — уже после обеда — собирался в клуб, где хотел не только потанцевать, но и увидеться с музыкантами Юлькой Татаренко, Николаем Бебченко, Сашей Осмоловским, Андреем и Николаем Федорченко.

Николай грел на примусе чугунный утюг и наглаживал на брюках «стрелки».

— Дырки протрешь, — насмехался Алим.

— Кыш, малявка, — отмахивался от брата бывалый моряк.

Для полного шика надо было нагладить такие же «стрелки» и на полочках матроски, причем так, чтобы они совпадали со «стрелками» на брюках. Для этого на плечевых швах и по нижнему срезу полочек матроски имелись специальные метки, выверенные с нижней частью формы.

Соседские девушки, в частности Зоя Тищенко, раззвонили по селу, что Митора Сидоренто снова прибыл в отпуск.

— Отобьет ваших девушек, — небрежно бросила она парням, проходя мимо. — Кра-асавцем стал!

Ребята смеялись, но и мотали на ус, особенно те, кто увивался возле видной тройки подруг — Тамары Гармаш, Вали Молодченко и Нади Халявко. Среди них были Виктор Николенко (Виник) и Николай Тищенко (Митища), которых Николай знал мало, хотя с Митищей и жил почти по соседству. Но те ребята вышли из школьной среды, а он — из заводской. Кроме того, они были младше Николая. Ребята вспомнили прошлый приезд «морячка» и то, что он заглядывался на Тамару, девушку скромную, смирную, из бедной семьи.

— Этот моряк, — сказал тогда Митища, — закрутит ей голову и уедет, а она будет здесь сохнуть.

— Не выйдет, — уверил Виник. — Вон, Петр Терновский зовет ее замуж.

— Кто такой?

— Шофер из Днепропетровска, прикомандирован к нам на сбор урожая. Да ты же его знаешь! У Мотренчихи квартиру снимает.

— А-а, это Дудлик, любитель пива?

— Ну!

Николай ничего этого не знал — начищенным и наглаженным красавцем появился на танцах. Его стройность подчеркивал тот самый смертельный для девушек клеш, да еще с наутюженными «стрелками». На ногах — белые туфли, модельные, из натуральной кожи. Белая одежда хорошо оттеняла бронзовый загар лица и рук. Моряк — сын воды и солнца!

Тамару Николай увидел сразу — она стояла в кругу подруг. Ее лицо — торжественное и взволнованное — светилось ожиданием и надеждой. Вдохновенное состояние души, приподнятость Тамариного настроения безошибочно связывали с приездом Николая. Да он и сам это заметил, с приятностью для себя.

Поздоровался сдержанно — вдруг лишь кажется, что ему здесь рады.

— Ой, каким ты стал красивым! — воскликнула Лида Харитонова, восторженно взглянув на Николая. Но он не заметил этого. — Снова в отпуск?

— Именно.

— За какие заслуги?

— Стараюсь…

Пока девушки переглядывались и перешептывались, он коснулся Тамариной руки.

— Пошли в кино, — тихо произнес.

— Пошли, — согласилась девушка, и они мгновенно исчезли в тесной толпе молодежи, заполонившей танцевальную площадку.

Первым поднял тревогу Дудлик — красивый парень с открытым радушным взглядом. На днях он признался Тамаре в любви и предложил пожениться, рассчитывал на согласие, а здесь этот моряк приперся. Гляньте, какой! Некоторые говорят, дескать, не паникуй, он тебе не соперник. Подумаешь, что за угроза этот Сидоренто — воробушек серенький. Ага! Какой воробушек? Это, может, когда-то он был воробушком сереньким, а сейчас — альбатрос. Как идет, так все мышцы под одеждой играют, натренированный такой.

— Закрутит ей голову! Что делать? — приставал он к ребятам.

После окончания киносеанса Николая и Тамару ждали решительно настроенные сторонники испуганного Дудлика. Они стояли по обеим сторонам выхода и выпускали зрителей из зала словно из укрытия.

— Иди сюда, поговорить надо, — дернул Николая за рукав матроски Митища, едва тот шагнул на улицу.

Виник тем временем потащил в противоположную сторону растерянную девушку:

— Не волнуйся, мы тебя в обиду не дадим.

— Какая обида? Чего ты прицепился? — отбивалась Тамара, но ее уже окружили подруги.

— Тамара, пусть ребята сами разберутся, — сказала одна из них.

— Зачем тебе этот Николай? Подумаешь, красавца нашла! — добавила вторая.

— Нищета он несчастная, — заключила третья.

Тамара лишь огорошено вертелась по сторонам, ища глазами Николая и с недоумением слушая подруг.

— Он хороший, — защищала парня, который ей нравился.

— А жениться на тебе этот «хороший» собирается?

— Не знаю, мы об этом не говорили…

— Ну вот! Николай — это журавль в небе, а Петр Терновский — синица в руках. Не сходи с ума.

Тамара досадовала на себя, что теряет Николая, что начала встречаться с Петром, подала ему повод рассчитывать на брак. Зачем, дура, торопилась? Но ведь Николай не писал…

Отойдя за угол клуба, Николай оказался лицом к лицу с несколькими верзилами, среди которых заметил незнакомца с лицом, белым от волнения. Он обо всем догадался. Страха в нем не было, так как он знал, как действуют в таких случаях моряки — наматывают на кулак ремень, и отбиваются бляхой, как нунчакой. Безотказное оружие. И опасное, но он не спешил браться за него, успеет, если припечет.

Ребята вели себя агрессивно, были подогреты желанием «проучить наглеца» и заодно размять кулаки. Такое тоже бывает.

— Ты что здесь вышиваешь? — задирались к нему.

— Думаешь, как в матроске, так уже?! — гремел кто-то угрожающе.

— В белом ходишь, да?

— Нашелся аккуратист! — шипели сбоку.

Что-то отвечать было бы смешно, без толку, и Николай просто ждал, когда поток этой риторики исчерпается. Спокойно перебегал взглядом с одного лица на другое.

Затем крики возмущения усилились, к ним прибавились придирчивые издевки.

— В матроске он здесь! А постирать ее не желаешь?

— Гля, еще и молчит! Чего зеньки вытаращил? Щас получишь!

— Ты смотри какой!

Николай молчал. Это подействовало на парней, они выговорились и их задор начал остывать, восклицания стали слышаться реже и реже, теперь его просто рассматривали, иногда комментируя увиденное, будто он был недвижимостью.

— Гляньте, кожаные туфли обул. Стиляга гадский!

— Наутюженный с ног до головы.

— Причеса-а-ался! Нет, таки надо его проучить.

Парни почти что томились, не находя, что еще сказать и как задеть того, кого собрались проучить. И тут случилось то, чего уже никто не ожидал.

— Еще! — вдруг громко сказал Николай и резко поднял руку.

— Что «еще»? — присутствующие будто очнулись, остановили на нем удивленные взгляды.

— Еще хоть слово и я пойду в атаку.

Парни замолчали, застыли, но круга не размыкали. Зато Николай, оценив обстановку, убедился, что искатели приключений почти забыли о предыдущих намерениях. Теперь они просто развлекались дивом. Ему пригодилась наука о выживании в экстремальных ситуациях. И он, своевременно перехватив инициативу, сказал ради шутки, будто ничего и не было:

— Ну, ребята, здорово! — и энергично протянул руку Митище, а тот растерянно ответил ему пожатием. — Вымахал ты, брат, ничего себе! Рад вас видеть, — обратился к другим. — Пошли на свет, посмотрю, какие вы есть.

Говоря это, он заметил, как незнакомец с побледневшим лицом отошел от компании и пошел к девушкам, а вскоре, взяв Тамару под локоть, пошел с ней прочь от клуба. Инцидент был исчерпан.

Теперь Николай Николаевич не помнит, о чем они с ребятами говорили в тот вечер, видно, знакомились ближе, ведь в самом деле мало знали друг друга. Знает только, что встреча превратилась в дружеские посиделки на скамейке в парке. Выбрав минуту, он спросил у Виника о Тамаре и том незнакомце, что крутился возле нее.