Конрад Фиалковский - Homo Divisus Страница 14

Тетрадь с записями - открытая на последней странице - лежала на пульте. Он взял ручку и записал:

"Возобновление экспериментов. Опыт первый. Собственно, ощущения те же, но в то же время неуловимо другие. По-видимому, индивидуальные подсознательные характеристики включаемой системы (в данном случае мозга Корна) каким-то образом влияют на целое. Необходимо изучить детально, ибо это может привести к отклонениям..." Слово "отклонениям" он дважды подчеркнул. "Ощущение всеприсутствия и всемогущества сильнее, отчетливей". После минутного раздумья он дописал в скобках: "чище". "Возможно, мой теперешний мозг просто моложе, менее истрепан годами. Ведь в юности мы все воспринимаем интенсивнее и полнее..."

Он перечитал последние фразы и обратил внимание на почерк. Буквы старых записей были резче, угловатее, сейчас же они стали более округлыми и выписанными, без той хаотической разбросанности, так присущей ему. В конце концов, не это главное. Ведь мыслит он, как прежде, остается самим собой, Джулиусом Тертоном. И это важнее всего. В конечном итоге такого рода гибридизация это не руки, сложенные для молитвы, которые потом приступают каждая к своим обязанностям, а сложение мозгов навсегда, по крайней мере в категориях их собственного времени.

Такая интерпретация его устраивала, и он тут же перестал думать об этом. Сработал принцип - отбрасывать проблемы, устоявшиеся и не поддающиеся никакому воздействию с его стороны.

"Остаюсь самим собой... - мысленно повторил он. - Но где доказательства, что я остался самим собой?" Заверения Тельпа в момент краткого пробуждения сразу после операции, когда тот - Корн - находился на связи с Опекуном в своем нереальном мире? Либо то, что он сам управлял стратором, когда летел сюда, в институт? Ведь Корн никогда не водил стратора, и Опекун опасался, как бы с ним, этим ценнейшим гибридом, чего-нибудь не приключилось. И все-таки, когда стратор уже приближался к месту, он, Джулиус Тертон, исчез, заглох, как выключенный двигатель, мгновенно, без предупреждения, а Корн, вероятно, начал быть. А что происходило потом, между посадкой и его пробуждением здесь? "Корн украл у меня эти дни", - подумал Тертон. И впервые почувствовал неприязнь к тому человеку, Стефу Корну, жизнь которого знал, изучил во время своего второго пробуждения. До сих пор он не испытывал этого чувства к тому полумальчишке, для которого жизнь остановилась в те самые годы, когда Тертон еще только родился.

Он нажал кнопку вызова, и на экране появился Норт.

- Я кончил, - сказал Тертон.

- Прекрасно. Как прошло?

- Как всегда.

- Что значит, как всегда? Ведь ты, ты же впервые...

Тертон понял, что ответил неудачно.

- Надеюсь, ты не думаешь, что я не работал на имитаторах, - сказал он после короткой паузы.

- Ты говорил другое. Корн.

"Что этот Корн сказал или не сказал еще?" - подумал Тертон.

- Говорить можно всякое.

- Понимаю. Но зачем?

- Чтобы тебе было о чем думать в свободное от работы время, Норт.

- Я гляжу, ты уже вошел в роль великого манипулянта, Корн.

- Я никогда из нее не выходил. Запомни это и дай наружный сигнал об окончании эксперимента.

- Да, конечно, - сказал Норт и выключил экран.

Спустя минуту Тертон прошел через стенку пузыря и остановился рядом с Нортом.

- Ты несколько раздражен, Стеф, - заметил Норт. - Я понимаю, это утомительно.

- Как любая работа, если делать ее как следует, - Тертон хотел спросить еще, как у Норта обстоят дела. Ему известно было, что тот пытается дополнить Эйнштейна, как он сам это назвал, и пока безуспешно, но отказался от вопроса - ведь Корн мог еще не знать об этом.

- Помнишь, где выход? - спросил Норт.

- Найду. Можешь не провожать. До встречи.

Он прошел к лифту, поднялся наверх и уже через минуту входил в свою комнату. "Здесь по крайней мере Корн ничего не изменил, - подумал он. - Может, попросту не успел". Потом заметил шлем, которого раньше не разрешал у себя устанавливать, и почувствовал раздражение, но подумал, что эта вещь необходима Корну, и такая плата за "гостеприимство", как он это мысленно окрестил, пожалуй, была не слишком высока.

Судя по положению солнечных зайчиков на полу, уже перевалило за полдень. Тертон подошел к апровизатору, заказал привычный набор блюд и спустя немного времени вынул из контейнера подогретый обед. Поел, но сытости не почувствовал. "У юности другие требования, - подумал он, - но все равно больше не получишь". В тот же момент он понял, что думает так о желудке, который, однако же, был и его собственным - другого не было. "Придется и к тебе приспосабливаться", - добавил он, но все-таки больше есть не стал. После обеда раскинулся в кресле, подложив под голову любимую подушку с драконами, и потребовал соединить его с Тельпом, сообщив знар, который прекрасно помнил.

Экран погас, а когда засветился снова, на нем появилась лаборатория Тельпа, - приборы, аппаратура, мониторы и, наконец, сам хозяин.

- Здравствуй, Тельп! - приветствовал его Тертон.

- О, Корн. Здравствуй! Рад тебя видеть.

- Ты один, Тельп?

- Да, а что?

- Это я. Настоящий я.

- Ах, так, - Тельп был серьезен. - Все идет нормально?

- Нет. Потому и звоню.

- В чем дело?

- Это не видеофонный разговор, - сказал Тертон. - Я хочу, чтобы ты приехал.

- Когда?

- Хотя бы сегодня.

- Исключено. У меня инициированы препараты.

- Тогда завтра.

- Я предпочел бы...

- Ты же знаешь, что я не могу прилететь к тебе. А для дискуссии с Опекуном я потом всегда выберу время.

- Но, видишь ли...

- Дружище. Мы знакомы слишком давно. Я знаю тебя с рождения, да и ты знаешь меня достаточно, чтобы приехать, если я прошу. В конце концов, система, в которой я оказался, продукт твоего, а не моего воображения.

- В своих работах я рассматривал это только в теоретическом плане. Ты же знаешь.

- Неважно. На пару с Опекуном ты реализовал свои идеи на практике, и теперь я нуждаюсь в тебе. Ты - врач.

- Иногда начинаю сомневаться.

- Придержи свои сомнения при себе, пока не доведешь все до нужного состояния. То, что мы имеем в данный момент, твой несомненный успех, но отнюдь не окончательный.

- Понимаю. Пожалуй, действительно придется завтра прилететь.

- Значит, договорились. Кланяйся матери. Спрашивала обо мне?

- Да. Я сказал, что ты уже вернулся.

- Но без подробностей?

- Конечно, как ты и хотел.

- Значит, до завтра, Кев. Предупреди меня, я встречу.

- Не надо. Он бы так не поступил.

- Пожалуй, ты прав. Значит, как всегда, в беседке.

- Хорошо. До завтра.

Полностью Тертон стал собою к вечеру. Он лежал неподвижно, наблюдая, как лучи резкого предвечернего солнца проникают сквозь жалюзи, рисуют светлые полосы на обивке кресла и медленно ползут по полу. Остальная часть комнаты была погружена в полумрак, только в углу светился пустой серый экран, отключенный от внешнего мира.