Михаил Башкиров - Осеннее усекновение Страница 2

Десятый год века террора начался с курильскими лососево-минтайными курантами и гибелью двух японских, корейского и китайских малых траулеров.

На большом глобусе, подаренном к семилетию филиала португальскими коллегами, начали возникать первые флажки с циферками предполагаемых исполнителей юбилейных атак.

Тот, у кого прогнозируемое число совпадало с результатами официальных расследований, гордо взымал дань во время просмотра горячих мировых видеосводок, еще не отсортированных по важности и направлениям, с каждого проигравшего по бутылке свежезавезенного пива.

Воробьи кучно пересекли безлюдную аллею и оккупировали тополя, обрамляющие прогулочную площадку.

Очередь с флажками к многострадальному глобусу не прерывалась весь январь.

А на следующий день после флажка, под бурные продолжительные аплодисменты вонзенного в девственную неудобную Антарктиду (зеленые достали пингвинью ферму), в шестнадцать двадцать…

По дальней, затененной тополями бетонной стежке прошли двое — в сторону морга, озаренного солнцем.

Жизнь спас визит к писсуару.

В обед подали омуль с душком, и ребята, так и не привыкшие к местным особенностям засолки по старинным рецептам, загрузили тарелку главного рыбоеда.

Перебор с напитками, клюквенным и брусничным.

Группа надежных отечественных унитазов, сорванных взрывом, и треснувший вентиляционный ход образовали укромную нишу, где и обнаружили спасатели мокрое, грязное, подающее слабые дыхательные признаки тело.

Рядом с белесо-серым скорбным капониром смачно мяукнул сытый госпитальный кот.

Тихий загон с конфетным ларьком и кафетерием — для родственников, близких и не очень — тоже пустовал.

Цинковый гроб, с соответствующим по весу и массе содержимым, при соответствующем ритуале захоронили еще девять лет назад за околицей на бугре, рядом с партизанским (облупленная краска, стертые имена) мемориалом.

Между той скромной курсантской могилой и этим Иркутским госпиталем пролегли Среднерусская возвышенность (березы, березы, березы), Восточно-Европейская равнина (липа, клен, дуб), Уральские горы (сосна), Западно-Сибирская низменность (ильмовые), Енисейский кряж (стланик, ерник), Средне-Сибирское плоскогорье (кедр, лиственница) и дерзкий теракт, окрещенный прессой «Ледовым побоищем», тонко разработанный на основе тайно проданных особо секретных разработок в области низких температур и не менее секретных открытий по испаряющимся смесям, — теракт, венчающий затянувшийся локальный конфликт столичных бритоголовых с рыночными торгашами прочих национальностей.

Чирикающее бандформирование переметнулось с тополей к черной мраморной стеле, застрявшей в молодой, еще не стриженой траве на узком газоне перед контрольно-пропускным пунктом внешнего периметра.

Доисторическая колючка, паутинообразные фиксаторы проникновения, угловые телекамеры, спаренные с тяжелыми пулеметами.

Блик от прицела скользнул по золоченому реестру павших, объективно подтвердив отсутствие знакомых фамилий.

Никто не посылал изысканные останки в черных пластиковых пакетах по забытым адресам, никто не вскрывал просевшие обветренные могилы, никто не резал автогеном гробы, дабы наконец-то вернуть в них правду, — ребят просто вычеркнули из сверхсекретной номенклатуры.

В «мир иной» их перевели гораздо раньше, в полном составе, прямо из академических аудиторий, включив особо отличившихся ситуативистов в число неопознанных жертв объемного взрыва новейшего типа.

На прощание назидательно продемонстрировали на ходу из-за тонированных стекол микроавтобуса памятное «мокрое место», оставшееся от хоккейной арены в день злополучного финала, и грузовым банановым авиарейсом «угнали в Сибирь».

Уставший от суточного доминирования воробей домовой, по чину (вздутый черный нагрудник) метивший в генерал-полковники предместного масштаба, занял самую ближнюю к ржавой шипастой спирали ветку — сухую, но крепкую, уже не раз опробованную желторотыми пассионарными наглецами.

Внизу, в бетонном ущелье, мелькнул знакомый гражданский силуэт, вспугнувший молодняк еще в том конце аллеи.

Дверь хлопнула гулко, с дребезжанием разводистого стекла и всхлипываньем пружины.

Воробей отрекогносцировался и безмятежно задремал.

Овчаристые псины, вдруг с урчанием заметавшиеся за рабицей, гарантировали притомившемуся вождю отсутствие кухонных террористов, злобно мяукающих вдали.

Для новой смены патологоанатомов в зябкую прозекторскую вкатили фрагментарный офицерский материал из-под Нижнеудинска.

Клок собачьей шерсти, переброшенный ветром с антисептичной территории, удачно десантировался на изрытый свежезасыпанными воронками от гранат асфальт горбатой улицы, которая от недостроенного кирпичного с брусовым этажом коттеджа извилисто и круто тянулась через концептуальную тесноту шиферокрышных приземистых изб с криволинейными огородами.

Первый снайпер легко и бесшумно отодвинул фанерную заслонку, смазанную по нижнему обрезу солидолом.

Готовность — минута.

Второй снайпер лизнул тыльную сторону рабочей ладони, только что распоротой малюсеньким ржавым чердачным гвоздиком без шляпки, неведомо как взявшимся в давно освоенной засадной точке.

Еще полминуту госпитальные кашееды будут мурыжить выпускника.

Третий снайпер, закончив королевский пасьянс из карт, обнаруженных за подвальной трубой еще в прошлое дежурство, едва успел распластаться на осклизлых кирпичах.

Живец в зоне риска.

Неурочный петух экзистенционалистично подал голос.

С водохранилища протяжно, с эхом, ответил патрульный катер, переброшенный месяц назад с Тихоокеанского флота для усиления звена, круглосуточно курсирующего между надплотинным микрорайоном Солнечный и поселком Листвянка, расположенным на Байкальском берегу недалеко от Шаман-камня, обозначающего исток Ангары.

В прицелах контролируемая идеально-киллерская позиция так и осталась невостребованной.