Роберт Силверберг - Крылья ночи Страница 3

— Послушай, я что, прервал твой дозор?

— Да, помешал. — Я постарался ответить помягче.

— Жаль. Начни снова. Не буду мешать. — И он улыбнулся своей поразительной улыбкой — одной половиной лица, — полной такого очарования, что все подготовленные ругательства так и остались невысказанными.

Я снова коснулся кнопок, установил контакты с узлами и проверил настройку шкал, однако войти в состояние дозора никак не удавалось — я оставался настороже из-за присутствия Гормона, я боялся, что он, несмотря на свое обещание, снова вломится в мою сосредоточенность в самый болезненный момент и разрушит ее. Я отвел взгляд от аппаратуры — мутант стоял на противоположном краю дороги и смотрел вверх, разыскивая Аулуэлу. Заметив, что я обратил на него внимание, он спросил:

— Что-то случилось, дозорный?

— Да нет. Просто момент неподходящий для работы. Я хочу подождать.

— Послушай, а если враги действительно придут со звезд на Землю, твои приборы тебе дадут знать об этом?

— Надеюсь.

— А что потом?

— Я оповещу защитников.

— И на этом дело твоей жизни завершится?

Я кивнул.

— Скорее всего.

— Все-таки зачем нужна целая гильдия? Неужели нельзя создать один крупный центр, откуда бы велось наблюдение? Для чего нужны полчища бродяг дозорных, постоянно перебирающихся с места на место?

— Чем больше векторов обнаружения, тем больше шансов предупредить нападение.

— Значит, отдельный дозорный, включив свои машины, может не заметить, что захватчики высадились прямо перед его носом?

— Не исключено. Поэтому-то в нашем деле избыточность имеет такое важное значение.

— Вы способны довести любую идею до крайности. Во всяком случае, я так иногда думаю. — Гормон рассмеялся. — Ты действительно веришь в предстоящее нападение?

— Да, — сказал я твердо, — иначе моя жизнь напрасна.

— Но зачем Земля обитателям других миров? Что у нас есть, кроме остатков старых империй? Что они будут делать с жалким Румом? С Перрисом? С Жорслемом? С прочими сгнившими городами? С идиотами принцами? Согласись, дозорный: нападение — просто миф, а ты четыре раза в сутки выполняешь бессмысленные телодвижения.

— Мое ремесло — вести дозор. Твое — издеваться, Гормон.

Изобразив на своей физиономии притворную гримасу раскаяния, мутант печально произнес:

— Прости меня. Продолжай свой дозор.

— Ладно.

Обозленный, я повернулся к приборам, решив теперь игнорировать любое вмешательство, каким бы грубым оно ни было.

В небе зажглись звезды. Я смотрел на эти сияющие созвездия и понимал, что мой мозг начал регистрировать бесконечные миры и полностью погрузился в свое ремесло.

Взявшись за ручки, я позволил всплеску энергии пройти сквозь меня, направил разум к небесам и принялся отыскивать враждебные силы. Что за экстаз! Какое невероятное наслаждение! Я, никогда не покидавший эту маленькую планету, брел сквозь черные пространства пустоты от одной пылающей звезды к другой и рассматривал крутившиеся волчками планеты. И с каждым шагом передо мной представали все новые лица, некоторые незрячие, другие — со множеством глаз, и открывалась вся сложность доступных мне населенных галактик. Я разведывал возможные места концентрации враждебных сил, инспектировал их тренировочные площадки и военные лагеря. Я искал — как проделывал это четыре раза в сутки в течение всей моей взрослой жизни — завоевателей, обреченных по предначертанию судьбы захватить наш истерзанный мир.

Я ничего не обнаружил и, когда вышел из транса, мокрый и опустошенный, увидел, как спускается Аулуэла.

Словно перышко, она легко коснулась земли. Гормон позвал ее, и Аулуэла побежала к нему, нагая, маленькие ее груди дрожали; он обхватил ее тельце своими мощными руками, и они обнялись, но не страстно, а как бы играя. Когда мутант отпустил девушку, она повернулась ко мне.

— Рум… — выдохнула она, — Рум!

— Ты видела его?

— Весь! Тысячи людей! Огни! Бульвары! Рынок! Разрушенные дома возрастом в несколько циклов! О дозорный, как прекрасен Рум!

— Значит, твой полет был удачным?

— О, просто сказочным!

— Завтра мы будем в Руме.

— Нет, дозорный, сегодня, сегодня! — Она была по-девичьи нетерпелива, лицо пылало от возбуждения, — Это совсем короткое путешествие! Взгляни, это так близко!

— Нам сначала надо передохнуть. — Я возражал, но мягко. — Мы же не хотим прийти в Рум усталыми.

— Мы сможем отдохнуть, когда придем туда… идемте же! Соберите вещи! Ты ведь провел свой дозор, да?

— Да.

— Тогда идемте! В Рум! В Рум!

Я взглянул на Гормона, ожидая поддержки с его стороны. Наступала ночь, и пора было разбить лагерь и поспать хоть несколько часов. И впервые за все девять дней путешествия Гормон встал на мою сторону. Он сказал Аулуэле:

— Дозорный прав. Нам надо отдохнуть. Двинемся в Рум на заре.

Аулуэла надулась. Сейчас она больше, чем когда-либо, выглядела ребенком. Крылья ее жалобно обвисли, а худенькое тело сжалось. Потом она сердито сложила крылья — они превратились в два горбика на ее спине размерами не больше детских кулачков, и стала собирать свою разбросанную на дороге одежду.

Пока мы устраивали лагерь, Аулуэла оделась. Затем я раздал питательные таблетки, и мы легли спать. Я заснул быстро и увидел во сне юную крылатую на фоне ущербной луны и Гормона, летящего рядом с ней… За два часа до восхода солнца я проснулся и, пока все еще спали, провел первый дозор наступающего дня, затем разбудил своих спутников, и мы отправились в сторону легендарного имперского города, в сторону Рума.

2

Свет утра был таким ярким и резким, словно рождался новый мир. Дорога, впрочем, оставалась пустой — люди не часто путешествуют в наши дни, исключая тех, кто вроде меня странствует по необходимости — или по привычке. Лишь изредка мы отходили в сторону, чтобы пропустить коляску какого-нибудь члена гильдии хозяев, влекомую дюжиной угрюмых нейтеров, запряженных цугом. В первые два часа нас обогнали четыре подобных экипажа; окна были тщательно занавешены, чтобы скрыть горделивую внешность проезжавшего хозяина от взглядов такого простонародья, как мы. Обогнало нас и несколько телег, груженных разной провизией; в небе парило несколько летунов. А в остальном дорога была предоставлена нам.

Окрестности Рума демонстрировали остатки античных времен: то отдельно стоящие колонны, то фрагменты акведуков, идущих из ниоткуда в никуда, то портики разрушенных храмов. Это был самый древний Рум, который мы видели, но попадались и более поздние наслоения из последующих циклов: крестьянские хижины, купола силовых станций, корпуса жилых башен. Видели мы и обгоревшие остовы каких-то древних летательных аппаратов. От внимания Гормона ничего не ускользало, время от времени он собирал нужные ему образцы. Аулуэла смотрела широко раскрытыми глазами и ничего не говорила, словно, зачарованная впечатлениями, всем своим существом вслушивалась в окаменевшую музыку прошлого.