Иннокентий Сергеев - Электрическая рапсодия Страница 3

Школьный класс. Склонённые головы учеников, пишущих под диктовку учителя. - ...Все домогаются моей красоты. Он подходит к окну. - Все домогаются моей красоты,- тихо повторяет он, глядя на проезжающие внизу машины. Он оборачивается к классу. - Написали? (Голос моего приятеля: "Теперь здесь школа. Вон в тех окнах я жил".)

Они придумали новую затею - танцевать с завязанными глазами. Кто-то предложил разрезать для этого простыни. Они танцуют парами, натыкаясь вслепую друг на друга и радостно вскрикивая при этом. Подглядывать запрещается

Огромная чёрная улитка, выползающая из мраморной головы Зевса. Безглавая тень статуи, освещённой карманным фонариком, на бетонном полу подвала.

Она стоит на пороге моей комнаты и растерянно озирается. - Дверь была незаперта, я услышала голос моего мужа и подумала, что он у вас... Я сажусь на кровати. - Он ошибся дверью,- говорю я, гася окурок.- Он уже ушёл. - Значит, мы разминулись...- задумчиво говорит она.- Можно я у вас посижу? Она входит и садится на кровать рядом со мной.

Он всегда закрывал дверь, даже когда был пьян.

- Хотите посмотреть?- говорит она и, неуверенно хихикнув, начинает стягивать с себя блузку. Она снимает туфли.

Что ты хочешь от этой жизни? Ты прячешься среди кустов и ждёшь, когда они позовут тебя. Они играют свой праздник, подбрасывая в дымный костёр мокрые ветки, и дым относит в твою сторону. Ты задыхаешься и боишься закашляться, гарь разъедает твои глаза, но ты не хочешь уйти. Такой большой и такой глупый. Собаки, почуяв чужого, терзают твой слух лаем, ты слышишь, как они мечутся в темноте, силясь разорвать цепь. Ты прячешься за углами чужих построек. Когда они приходят к тебе, ты гонишь их прочь. Ты не любишь чужих.

Никто не любит чужих.

Ты разводишь костёр и бросаешь в него мокрые ветки. Ветер относит дым в сторону. Ночные фонарики беседок на том берегу парка.

- Если она не придёт... то я... я...

- Ну, что ты тогда сделаешь?

Бедный затравленный зверёк, ошалев от страха, ты мечешься по лестничным клеткам, потерянный, жалкий, и за каждой дверью, открывшейся словно для того, чтобы впустить тебя, ждёт боль. Тебя бьют первым, что попадается под руку, они кричат, гоняясь за тобой по прихожей, ты забиваешься в тень, чтобы скрыться от них, но они находят тебя, они знают все места, где ты спрячешься, горлом у тебя идёт кровь. Они убьют тебя! Они окружили тебя, это травля. Ты отбиваешься, тебя схватили, ты царапаешь их лица, срывая ногти, ты кусаешь их руки, они бьют тебя, остервенев от злости, и с ненавистью топчут тебя ногами, ты закрываешь руками голову, кровь... Выброситься хотел из окна, сволочь!

Они не дадут тебе умереть так просто.

- Они убьют тебя сами.

Они визжат от восторга. Кто-то принёс с крыши полное ведро снега и вывалил его на паркет. Они бросают снежки и бегают по комнате, уворачиваясь, толкаются, хватают руками снег с пола и, наспех слепив комок, почти не целятся. Снежки летят в стены, бутылки падают на пол. Они хохочут, закрываясь стульями. - Сейчас принесут ещё! Они визжат от восторга.

Он лепит из снега женщин, раскрашивает и отправляет их на панель.

- Но у меня нет жены! - А она сказала... - Мало ли что! - Но кто же она тогда? - Не знаю,- говорит он.- У меня нет жены. Не знаю, кто к вам ходит.

Слышно, как завывает ветер там, где им холодно.

Она задирает юбку и, подобрав её, забирается с ногами на кровать. Я отодвигаюсь. Она отстёгивает чулки.

Ночью их легче всего ловить, особенно зимой - они прячутся, где тепло.

- И ты знаешь, иногда мне кажется... что я вернулся не в ту дверь,- он помешивает кофе в кастрюле.- Ты сахар когда кладёшь, уже в чашке? Есть люди, которым больше нравится растворимый.

Он жил на мансарде, и из его окна были видны черепичные скаты крыш, нависшие над горбатой мостовой узкой, кривой улочки,- её даже не было видно сверху,- ночью её освещали только окна домов. Он всегда закрывал дверь и всегда проверял, закрыта ли, но однажды он забыл закрыть. А он думал, что дверь закрыта, и так получилось, что именно в эту ночь...

- Однажды ночью ехал трамвай, и он сломался. А в нём ехали люди, но их было мало. А потом трамвай, когда починился, он не мог ехать, потому что приморозился к рельсам,- это была зима. И тогда они вышли из трамвая и стали его толкать, но не смогли сдвинуть. И они испугались. Вот, и водитель сказал, что нужно сделать костёр, костры, чтобы рельсы оттаяли, и они собрали всякие палки и бумаги и разожгли. А вокруг было темно, и они ждали, когда трамвай сможет ехать. А теперь ты рассказывай!

...Все вышли, чтобы столкнуть с места примёрзший к рельсам трамвай. Остался только один человек - он спал, и никто не стал будить его...

- Вы не скажете, он со всеми остановками едет? - - Ох, извините... - Да, да, со всеми,- чей-то ворчливый голос. Он разбудил меня. Мне холодно.

Они сидят, сжавшись, почти упираясь коленями в колени на жёстких сиденьях промёрзшего вагона. Бесконечная судорога грохота катится по составу. Они сидят, пригнув головы. Слабые облачка их дыхания оседают мелкими иголками изморози при свете ламп жёлтой болезни электричества. Как лифт, падающий на дно, которого нет - бельма незрячих прорубей окон. Он жил в старом городе... это как-то связано... Я всегда где-то, даже когда меня нет.

Мадам Скюдери кутается шубку, снежинки танцуют феерию. Ей холодно.

Кто-то живёт здесь уже давно и ходит по коридорам в тапочках; они щёлкают выключателями в своих комнатах и окликают друг друга. Когда-нибудь кто-то из них, проходя мимо, постучится в твою дверь, и обернувшись, ты увидишь, что забыл закрыть окно на щеколду, и ветер распахнул его, на подоконнике снег...

Дети дышат на окна, чтобы посмотреть, где мы едем.

Поблёскивающие в темноте машины инквизиции. Железо, раскалённое на морозе, делается липким. Я прикоснулся губами к обнажённому бедру бронзовой статуи, и поцелуй сорвал кожу с моих губ. Я вскрикнул...

Я не знал, что это так близко... Женщины в высоких париках. Своды пространства стен, пахнущего духами, свечи на сквозняке. Сверкающая россыпь звучания клавесина. Рисунок дерева. Вспыхивающие искры - пылинки канифоли в воздухе.

Она медленно движется в экстазе танца. Оконные стёкла, льдинки, до них можно дотронуться пальцами. Радужными блёстками мерцает чешуя его тела, на его голове зубчатый цветок короны, он танцует, закрыв глаза. Вы, цепенеющие от страха перед ним, посмотрите, как он красив!

Он обнимает её за плечи, и снег плавится от его рук, она тает...

Она откидывается на локти и, запрокинув голову, издаёт стон, она тает...

Дымящиеся фонари перронов.

- Не спите, а то совсем замёрзнете. Слышите? Чья-то рука трясёт меня за колено. - Не спите. Он смутно... указания лечащего врача в карантинной палате. Время - змея, чей укус смертелен...