Андрей Попов - Обманутые сумасшествием Страница 47

– В реанимацию! Срочно!!! — капитан почти ревел от бешенства и недоумения. Вот приключения, хрен бы их побрал! Ведь ни одной живой души в радиусе сотни световых лет! Флинтронна… тихий, спокойный уголок вселенной… полная тишина и святое безмолвие… опасность для жизни практически нулевая… Хотелось обматерить все на свете.

Айрант и Фастер уже находились рядом, по салону уже доносилось гулкое эхо топота ног Фабиана.

– Какая сволочь… — начал было Айрант.

– В реанимацию!!! — Кьюнг заорал так, что у самого зазвенело в ушах. — Убью!! Клянусь, убью, как только узнаю!

Линда осторожно положили на кушетку. На лице уже была кислородная маска — отчаянная попытка воскресить еще не умершего, но уже и не живого. Сердце пострадавшего еще билось, он харкал кровью, его пальцы судорожно, бессознательно царапали по простыне, словно желали ухватиться за ускользающую жизнь. Глаза были по-прежнему открыты, но взор, минуя реальный мир, был уже направлен в мир потусторонний, трансцендентный всему видимому и слышимому.

– Линд?! Ты слышишь меня?! Ответь только на один вопрос: кто?! — Кьюнг низко склонился над его лицом, безнадежно наблюдая, как оно угасает и становится бледнее самой смерти. Рана на горле была глубока и кровоточила. Та бестия, что загоняла нож, действовала со всей откровенностью: он торчал почти по самую рукоять. Задета ли сонная артерия и дыхательные пути — сказать сложно, но конец был предрешен, и все это понимали. — Линд! Ты можешь выражаться хотя бы мимикой? Кивни мне, если слышишь!

Произошел легкий кивок головы. Капитан с надеждой вздохнул.

– Скажи мне: это кто-то из нас?

Опять кивок… Все вздрогнули.

Затем события, приближаясь к финалу, стали развиваться стремительно и быстро, как на ускоренной киноленте по замыслу некого продюсера. Каждое движение — словно отрепетировано заранее, каждая фраза — как реплика из выученной роли. В течение десятой доли мгновения, то есть, практически внезапно, в руке у капитана появился пистолет с плазменными зарядами. Раньше он никогда его не носил. На лицах его коллег, как аллергия на происходящее, выступила мимика крайнего изумления — искренняя, естественная до малейшего оттенка. Нет, актеры бы так не сыграли… Затем последовал разъяренный голос, делающий угрозу вполне реальной:

– Всем стоять на месте! Если кто-то попытается покинуть отсек — стреляю без предупреждения!

Айрант и Фастер позволили себе лишь коротко переглянуться и продолжали молчать, наблюдая за маячившей мушкой пистолета. Безэмоциональный Фабиан даже не вздрогнул. Он покорился команде, расслабив свои механические суставы и слегка склонив голову. Для него не существовало ни ласки, ни ругани, ни просьб, ни увещеваний — только команды, интонация которых не имела никакого значения.

– Линд! Слушай меня внимательно! — капитан потряс его за руку. — Сейчас я буду подводить к тебе по одному, а ты укажешь на убийцу, понял?!

Врач кивнул, и это было заметно всем.

– Так, Фабиан, ты первый! Кто знает, может, после сотрясения мозга у тебя что-нибудь перемкнуло?

Робот послушно приблизился и встал перед кушеткой. Кьюнг ткнул в титановое туловище указательным пальцем и громко спросил:

– Это он? Это Фабиан?!

Линд отрицательно покачал головой, зрачками указывая в сторону, где стояли рядом Айрант и Фастер.

– Так, свободен… Фастер! Ты следующий! Иди сюда! Свои четки можешь пока оставить, в этой ситуации они тебе явно не помогут!

Но, как часто бывает в детективных сюжетах, одна-две секунды либо запоздавшие, либо раньше времени пришедшие, решают исход событий. Так было и на этот раз. Не успел Фастер сделать и двух шагов, как Линд, издав хриплый вопль, принялся глотать воздух… Вопль вонзился в уши — ощутимо, словно острый предмет, и потом еще долгое время эхом отражался в сознании. Тело врача неестественно изогнулось, и через полминуты он был уже мертв.

Капитан сильнее сжал рукоятку пистолета и начал водить им перед собой, как бы рисуя в воздухе магические пентаграммы. Его лицо прямо-таки излучало ярость.

– Значит, убийца — кто-то из вас двоих!

– Ошибаешься, капитан! — заорал Айрант, к нему вдруг вернулся и голос, и самообладание, и привычная надменность над всем окружающим. — Если ты при оружии, значит, с твоим мнением должны соглашаться?.. А мне плевать! — он на самом деле сплюнул. — Убийца один из нас троих!

– Но ведь вы, идиоты, видели, что я разговаривал с Линдом!

– Да, но чтобы указать на тебя, ему требовалось как минимум поднять руку и вытянуть указательный палец, а он это сделать был уже не в состоянии!

Реплики носились в воздухе как невидимые молнии и били по нервам не хуже электрических разрядов.

– Ладно… хрен с вами! С каждым из вас — индивидуально. Пусть будет так: один из нас троих. Но для себя я знаю определенно: никого, кроме нас, на планете нет! И я лично к его смерти непричастен!

Тут вмешался Фастер:

– Эти кивки головой еще ни о чем не говорят. Возможно, Линд перед смертью уже находился в бессознательном состоянии и не понимал, что от него требуют.

– Не выкручивайтесь, мастера схоластики! Убийца находится здесь, и это определенно!

Прошло часа два, прежде чем буря страстей несколько приутихла, и каждый обрел способность спокойно поразмыслить о случившемся. Фактов накопилось достаточно, а связать их в единую систему и дать хоть отдаленное объяснение творящемуся бардаку не получалось ни у кого. Самая правдоподобная версия оставалась прежней: кто-то из движения «Севастия» проник в среду экипажа, желая разделаться сначала с ними, а затем с самим звездолетом, чтобы подорвать авторитет похоронных компаний. Версия идиотически-романтическая, с недоумком-камикадзе в главной роли, но другой пока не находилось. Темп работ сейчас еще больше замедлится. Самое поганое в данной ситуации — это полнейшая неизвестность: когда, от кого, и с какой стороны ожидать очередного удара.

«Севастия» — секта бесноватых харизматиков, вышедшая из плебейской среды, как яркая разукрашенная внешним блеском бабочка вылазит из вонючей ямы экскрементов. Огромное число ее адептов последние полвека держалось на стабильном уровне, словно насыщенный душами раствор, который уже не в состоянии впитать в себя больше, но и не снижающий концентрацию уже имеющегося. С ними (как, впрочем, и со многими другими сектантами) бессмысленна всякая дискуссия. Человеческая логика и сама идея инакомыслия для них нечто вроде сатанинского наваждения. Они подобны запрограммированным биомеханизмам: думают одно, говорят одно, цитируют одну книгу, называемую Нъоккхюгрпнээт-аага — не напишешь и не выговоришь, что-то из древне-эдынского языка. Поклоняются четырем богам: Мадду, Хрьооку, Пдшое, Эггьор — сотворившим, если верить их невменяемой болтовне, Время, Пространство, Материю и Души людские. Религия их сложна и запутана — покруче какой-нибудь матпрофилированной науки. Почему нам все-таки нельзя хоронить людей на других планетах — кроме них самих так никто и не понял, да и они вряд ли это понимают. Тем не менее, за все время существования Космической Похоронной компании надрывают глотки о запрете этого «богомерзкого» деяния. Прошло полтора века, «грешное дело», как ни странно, процветало, глас хранителей истины все меньше и меньше производил впечатление на общественность, а все их четыре божества с языкосломательными именами, видать, смирились с происходящим на Земле безобразием, презрительно плюнули с небес и не стали изливать свой гнев в виде огненного апокалипсиса. В этом случае, что оставалось делать?