Валерий Нечипоренко - Агент чужой планеты Страница 61

-- Лечиться тебе надо, Константин Петрович, -- хмуро ответил Саныч, разрезая последнюю петлю. -- Все в порядке, хозяин? Не поранился?

-- Ты называешь его хозяином? -- опешил Китель. -- Иуда! Забыл, чем обязан мне?

-- Я тоже немало поработал на тебя, -- спокойно ответил Саныч. -- И все свои долги погасил. Какие претензии, Константин Петрович? Уймись! Твой поезд ушел.

-- Э, нет... -- прохрипел Китель. -- Рано ты меня списываешь. Я еще наведу шороху в этом городишке!

-- Не бахвалься, Константин Петрович, -- вздохнул Саныч и, протянув мне что-то мягкое, шепнул: -- Надень маску, Федорыч. Сейчас приведем остальных.

С этими словами он выбежал наверх.

Хоть в подвале царил жуткий мрак, я решил внять совету Саныча и напялил черную маску, закрывавшую все лицо, кроме глаз.

Но вот в дверном проеме появился тусклый свет. Вошел Саныч с факелом в высоко поднятой руке, за ним странная процессия из пятерых фигур, две из которых поигрывали автоматами.

Трое остальных были пленниками: стройная девушка с короткой стрижкой и два молодых парня. Их поставили к стене рядом с Кителем. Колышащееся пламя факела освещало их напряженные лица.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

Затем Саныч приступил к допросу:

-- Кто такой? -- подошел он к более высокому парню.

-- Родственник... Родственник Константина... Петровича... -- пролепетал бедняга. -- Но я ничего не знаю! Я был за баранкой!

-- Ты? -- Саныч подошел ко второму.

-- Тоже родственник... -- ответил тот, стуча зубами от страха. -Дальний... Очень дальний...

-- Ты? -- Настал черед девушки.

-- Пошел вон, болван! -- звонко отчеканила она и вполоборота вскинула голову.

Ну да, именно этот голос просил меня накануне разменять несуществующую банкноту. Теперь я узнал и одного из парней, игравшего роль влюбленного. А третий, очевидно, был водителем того самого такси.

-- Саныч... -- заискивающе пролепетал Китель. -- Ведь это Инночка! Доченька моя... Ты ведь не забыл, как нянчился с нею, как она тянулась к тебе своими ручонками?

-- Смотри, как выросла! -- удивился Саныч. -- Ей-Богу, не узнал! Богатой будет.

-- Ей уже двадцать, Саныч, -- вкрадчиво продолжал Китель. -- Совсем взрослой стала. Красавица! И такая умница! А я-то ее помню только восьмилетней девчушкой... Инночка! -- ласково обратился он к дочери. -- Ты не узнала Саныча? А помнишь, как мы его называли? Наш верный Саныч...

Никто не проронил ни слова. Лишь факел трещал в тишине подземелья да ветер завывал наверху.

Китель снова дернулся в своих оковах, затем повернулся ко мне лицом, искаженным жалкой гримасой:

-- Послушайте-ка! Да-да, вы, которого он назвал хозяином! Я обращаюсь именно к вам! Видите ли, уважаемый, это моя дочь. Младшенькая. Она не испытывает к вам ненависти. Я всего лишь попросил ее помочь... Сглупил... -Тон Кителя стал унизительно-жалостливым, и это не было рисовкой. -- Она ни в чем не провинилась перед вами. Отпустите ее. Прошу. Она уедет далеко, исчезнет, растворится... Ну будьте же мужчиной, пощадите ее! А я, если хотите, буду служить вам верой и правдой. Мне уже все равно. Руки ваши буду целовать... Ноги... Умоляю... -- Превозмогая очередной приступ кашля, он пал на колени и пополз ко мне, насколько позволяла, длина, его оков.

Размагниченные примером главаря, оба других незадачливых похитителя тоже рухнули на колени, моля о пощаде и в один голос проклиная тот день и час, когда согласились на эту авантюру.

-- Папа, встань! Не унижайся перед всякой мразью! -- прозвучал все тот же звонкий голос.

Я не уловил в нем даже нотки страха.

Хм! Ишь, какая смелая!

Взяв из рук Саныча факел, я подошел к ней ближе. Изящная девичья фигурка, тонкие черты лица, не имеющие ни малейшего сходства с топорной рожей Кителя. В сравнении с раболепными позами мужчин облик девушки излучал одухотворенность.

Недовольная настойчивым вниманием с моей стороны, она опустила голову, но ее дух не был сломлен.

Я не понимал, что случилось. В моей душе вспыхнул праздничный фейерверк. Ленивая кровь, которую, казалось, уже ничто не разгонит, пришла в вихревое движение. Опять, как в студенческие годы, захотелось чудить и куролесить, но лишь затем, чтобы эта гордячка хоть мельком взглянула на меня с благосклонным интересом.

-- Хозяин... -- Саныч потянул меня за рукав и заговорщицки прошептал: -Выйдем на минуту...

Мы поднялись наверх и прошли на середину двора.

Да, это была она, Лесная Дача.

У заметно обветшавшего барака стояло то самое такси, что обогнало меня на бульваре. Сквозь тучи светила луна, черная масса леса шумела о чем-то своем.

Сколько же лет я здесь не был?

Эх, лучше и не считать...

-- Саныч, а ты оказался плохим пророком, -- усмехнулся я. -- Помнишь, твердил как попугай: Китель не опасен, Китель не опасен... Ну и?

-- Да ведь и на старуху бывает проруха, -- виновато вздохнул он.

-- Как ты оказался здесь?

-- Бог надоумил, -- серьезно ответил он. -- Все же я решил присмотреть за Кителем в первые дни по возвращении. Приставил толкового парнишку. Он передал, что ночью Китель рванул куда-то по Восточному шоссе. Я сразу вспомнил о Лесной Даче. Какого рожна ему там делать? На сердце стало неспокойно. А тут еще тебя нет и нет с похорон... Мало ли чего? Вот и решил проверить.

-- На всякий пожарный?

-- Именно! Эх, Федорыч! Видать, в рубашке ты родился. Еще бы две секунды...

Когда он произнес "в рубашке родился", я почему-то подумал про девушку, которая стоит сейчас у стены под дулами автоматов, а факел освещает ее гордый профиль.

-- Надо что-то делать, -- продолжал между тем Саныч.

-- Ты о чем?

Он кивнул в сторону подвала.

-- Что предлагаешь?

-- Поставить крест, -- тихо, но внятно заключил он, -- а после завалим буреломом и камнями. Никто вовек не сыщет.

-- И это ты говоришь о своем бывшем боссе? О его родственниках? -изумился я, думая только о девушке.

-- Но как же быть?! -- В голосе Саныча прорвались мучительные нотки. -- Я не хотел их трогать. Сами напросились. Я вообще не понимаю, как же он осмелился? Но раз так -- надо действовать жестко. Отпустить -- значит самим жить с оглядкой и каждую минуту ждать пули из-за угла. Надо решаться, хозяин. Сейчас. Другого такого случая не будет. Да ты не переживай! Мы все сделаем сами. Там на дороге стоят две наши тачки. Садись в мой "Москвич" и поезжай домой. А мы тут все зачистим.

Эта жестокость, выраженная в мягкой, почти деликатной форме, ужаснула меня.

-- Послушай, Саныч... -- заговорил я, вглядываясь в его зрачки, где отражался бледный свет луны. -- А если бы, скажем, ты опоздал? Если бы они сделали свое дело? Переметнулся бы к Кителю? Завалил бы буреломом меня?

Саныч резко отпрянул:

-- Федорыч! Зачем обижаешь?