Андрей Морголь - Арсенал эволюции Страница 69

показал кое-что  из жестов  и, от  греха подальше,  рысцой удалился  в

глубь города.

    Теперь  ситуация  намечалась   непростая.  Мне   только  в   Гладе

фотороботом своим  любоваться  не хватало.  А  еще нужно  было  что-то

делать с нахлынувшей яростью. Это ж  надо! Я им помочь хотел, со  всей

душой! Спасти, можно  сказать, пришел,  а они,  сволочи, казнить  меня

удумали! Да  вам так  и  надо, чтоб  волколаки  с пачварами  на  части

растерзали! Придет война — ой, как пожалеете!

    Да что там ждать! Непременно хотелось, чтобы надменные  волшебники

пожалели о своем  подлом поступке  прямо сейчас.  Хотя не  обязательно

волшебники, на данный момент под горячую руку сойдет кто угодно, пусть

только слово не так скажет. Но, к сожалению, жители столицы вели  себя

вежливо, скорее  даже  равнодушно, так  что  повода затеять  драку  не

находилось. А может, оно и к лучшему, потому что ритм и суета большого

города не дают яркой  эмоции, хорошей или  плохой, держаться долго,  и

вскоре  она  равномерно  распределяется  по  многочисленным   прохожим

вокруг,  смазывается,  стирается.  Город  зомбирует  своим   хаотичным

движением, но  несмотря  на  это,  придает  ясность  рассудку.  Спустя

двадцать минут я полностью остыл и  уже четко знал ближайшие планы  на

будущее.  Следовало   всего-то   прийти   в   забегаловку   Гномов   и

посоветоваться со спутниками насчет того, что делать дальше.

    Позже контакт с трезвым мышлением  пошел еще лучше! Проходя  вдоль

одного из торговых  рядов, я  решил украсть  широкополую шляпу,  чтобы

спрятать лицо. Следующей, еще более гениальной мыслью стало  внезапное

осознание того,  что мой  многострадальный, разодранный  в  нескольких

местах спортивный костюм с прожженным  рукавом несколько не вяжется  с

одеждами окружающих,  поэтому опознать  меня сможет  кто угодно,  даже

если я  вообще без  головы ходить  буду. Затем  я понял,  что шляпа  в

сочетании со  спортивным  костюмом  смотрится убого,  и  такая  глупая

комбинация только станет привлекать к себе излишнее внимание. Ну а под

конец меня вообще  осенило, правда, по  несколько иному поводу:  Кащер

ведь говорил, что у него в  каждом городе есть приспешники, причем  на

самых высоких уровнях. А эта Гиссандра сегодня всеми способами и сразу

стремилась меня заткнуть, чтобы никто даже не заподозрил, будто я могу

знать правду. И меч! С чего бы это он вдруг взял — и замолчал? Неужели

обиделся? Вряд ли. Скорее всего, трещит  без умолку, из-за чего и  был

обернут в кляп и спрятан от чужих ушей подальше, якобы под охрану,  до

лучших времен. А что, сходится! Она Верховная — ей верят.

    Кажется, нарисовалась крыса. Но как выбить из нее явку с повинной,

и вдобавок список  подельников? Задача сложна,  как химический  состав

коктейля, который срубил меня на Девятое мая. Бармен, подонок, чего  ж

он туда намутил? Но ладно, это совсем другая история.

    Хотя весь  день  до  вечера  я шнырял  по  столице  именно  с  тем

навязчивым воспоминанием  про День  Победы. Ну  что значит  —  шнырял?

Крутился в неприметных  местах возле гостиницы  Гномов, ждал Скокса  и

Арлету. Несколько  раз в  поле зрения  попадались люди  в балахонах  с

озабоченными лицами, но меня не замечали. Стражников я также  старался

избегать.  Откуда  мне  знать,  какие  отношения  между  чародеями   и

княжеской гвардией?

    Мои спутники появились,  когда начало  темнеть. Сразу  вслед я  не

пошел, а немного подождал снаружи. Через пятнадцать минут, убедившись,

что хвоста за друзьями нет, внутрь двинулся и я.

    Вот, казалось бы, всего пару  сотен метров от люксового  заведения

Громов, а  обстановка  —  точь-в-точь как  на  первом  ярусе  Крипета.

Особенно запах. На мгновение даже показалось, что за дальним  столиком

прикорнул  лицом  в  похлебке   старый  друг  Арлеты  Реван.   Правда,

обознался. Зато удивил персонал:  таких громил я  отродясь ни в  одной

качалке не видывал, не то что в Крипете. И все огромные как на подбор,

даже официантки. Обе. Я подошел к портье, или как он здесь называется?

    — Эй, богатырь.  Только что тут  волшебник с сударыней  были. Я  с

ними. В каком они номере?

    — Тринадцать, — не отрываясь от протирания пустого бокала, ответил

верзила.

    Интересно, неужели все  бармены во  всех мирах только  и делают  в

свободное  время,  что  протирают  стаканы?  Номер  апартаментов  моим

спутникам достался, между прочим, хреновенький. Надеюсь, это  суеверие

распространено только  в  нашем мире.  Я  вошел в  указанную  комнату.

Волшебник развалился на  кровати, закинув руки  за голову, а  охотница

сидела за столом и тревожно барабанила пальцами по поверхности. Увидев

меня, она тут же сорвалась с места и бросилась навстречу.

    — Все нормально, — успокоил я ее.

    Однако женское проявление жалости к обиженным и обездоленным  надо

было еще переждать.

    — Ты знаешь, когда нас допрашивали после твоего побега, меня  чуть

было не убедили, что ты лазутчик, — подал голос чародей.

    — И что же оставило тебя с прежними взглядами?

    — Скорее всего —  чутье… Ведь если  подумать — действительно,  что

тебе мешало, будь ты человеком колдуна, втереться крестьянам  Прилесья

в доверие,  инсценировать свое  похищение, а  затем и  возвращение.  И

принести  нам  из  дебрей  свежую  ложную  новость.  Только  тут   два

непонятных явления: зачем  Кащеру пускать  слух о  своем нападении  на

Поляну? Особой  выгоды  пока не  вижу.  Было  бы проще,  если  бы  ты,

допустим, сказал, что колдун тихонечко помирает на опушке в  окружении

горстки последних пачвар. Тогда, чтобы на радостях добить его,  власти

собрали бы  войско,  да  на  всякий случай  побольше,  и  пошли  бы  с

победными песнями и плясками в ловушку.  Другой вопрос — почему ты  не

обрадовался, когда я сказал  тогда, под Прилесьем,  что повезу тебя  в

Сейм? Ведь ты, как лазутчик, должен был донести ложные сведения в стан

врага. Но при  этом еще и  отпирался, как заправский  осел, от  своего

задания. Вот это странно. Поэтому я тебе, пожалуй, верю. Хотя Сейму об

этих  доводах,   естественно,  ничего   не  говорил.   Они  столь   же

убедительны, как и твои.