Воин-Врач IV - Олег Дмитриев Страница 32

Задача в тот раз была поставлена сложная: стащить белым днём десять резцов у Кондратовых мальчишек. А как, коли они их из рук выпускают, только когда спят, едят и наоборот?

Травить до усёру решили не пробовать. Урок про яды, который проводил один монах из Лавры, обладавший, судя по лицу и тёплому общению с Кузьмой, солидным тайным прошлым, помнили все, но уверенности не было — а ну как рука дрогнет, и вся плотницкая ватага дуба даст? Значит, надо как-то иначе. Спереть резцы ночью из запертой избы единогласно признали скучным и неинтересным. Стали думать дальше.

— Дядька Кузьма говорил, что внимание можно привлечь, а можно отвлечь, — вспомнил Павлуха.

— Точно! А что лучше всего привлекает внимание? — спросил Сашко.

— Солнышко! Громовик! Жратва! — варианты посыпались густо, со всех сторон.

— Голые девки! — мечтательно протянул Митроха, которому было почти пятнадцать, и вопросы подобного плана интересовали его живо.

— Думали сперва курицу без башки им подкинуть, но решили — перебор. Побегут, наследят, перемажутся, а ну, как оскользнётся какая? А мирных жертв надо избегать, — заученно, по-военному произнёс Сашко последнюю фразу, от которой дёрнулась щека у Буривоя, и он уставился в окно вместе с патриархом, пряча улыбку.

— Мышей решили. Для страху пучка́ми их связали, — продолжал мальчишка, хмуро глядя под ноги.

— Кто решил? — в очередной раз влез Ставр, давя в себе непривычную добрую улыбку, от чего выглядел ещё страшнее обычного.

— Я, — буркнул Сашко.

— И про курицу ты, и про мышей тоже ты? — мне вспомнились старые истории про злого и доброго полицейских. Гнат с безногим вряд ли их слышали, но «разматывали» пацана в полном соответствии с канонами допросной практики.

— Ага, — твёрдо признался партизан, не поднимая глаз. Он выгораживал остальных до последнего, но у этих двоих и Герасим из тургеневской «Муму» запел бы соловьём, наверное. Они оба точно были из тех, у кого и петух снесёт, и секрет заключался вовсе не в везении.

В общем, резцы спёрли все, две дюжины. Каждый из юных душегубов получил лично от Рыси памятный подарок: фигурку воеводы, которая должна была появиться на торгу только через бесконечные полгода. Но эти никто из мальчишек точно ни за что бы не сменял и не продал. На обороте основания любого из врученных резных Гнатов стояло выжженное клеймо личной печати Всеслава Брячиславича. Таким вещам цены не было и быть не могло.

Кроме сувениров, Рысь дал строгий наказ продолжать беречь мирное население и не шалить. Воевода потратил время, чтоб с каждым поговорить с глазу на глаз, попадаясь мальчишкам в самых неожиданных местах и иногда пугая их до икоты. Но отмечая, что и икая они бросались в нападение, не определив сразу, что за серая тень положила руку на плечо. И многих взрослых мужиков могли бы уже и одолеть, впрок шла Кузькина наука.

А когда из застенков выпустили Сашко, он тут же собрал всех бандитов вместе, пошёл к учителю и почти слово в слово изложил всё, что было на допросах. Повинился, что отпирался до последнего, но начальство так хитро задавало вопросы, что мог и лишнего ляпнуть. И закончил доклад привычной для них просьбой «разреши, дядька Кузьма, замечания принять!». Ставр, Гарасим и Гнат, гревшие уши в соседней комнатке, совершенно одинаково одобрительно крякнули. А ветеран со следующего дня начал читать курсантам лекции о крепкой воле и хитрых вопросах, какими можно было узнать то, о чём не хотели рассказывать. Поведал старый убийца и о допросах с пристрастием, от чего пацаны весь тот вечер ходили хмурыми и бледно-зелёными.

Через некоторое время после обретения Святовитова чура стали приходить вести с дальних краёв. Люди воеводы Стаха донесли требования и волю Всеслава-Чародея до зарубежных торговых, и не только, людей. Принесли и их неожиданные ответы. Не в смысле резкого и решительного отказа охамевшему вконец дикому князьку северных земель неожиданные. Так ответили только из Гамбурга, где крупную торговлю патронировали, а по-нашему крышевали, император и архиепископ, нёсший давно не мытыми руками германцам слово Божие от папы Александра, которому сейчас совершенно точно было не до епископов. Даже архиважных.

Поэтому после первых новостей поставки в Гамбург закрыли и наши, и новгородцы, и латгалы с ятвягами, пруссами и поморянами. А на траверз, или как это правильно называлось у морских волков, вышли корабли датчан, норвегов и руян, у которых они оказались едва ли не лучшими. Водные пути по Северному морю возле устьев Эльбы и Везера были перекрыты на вход и на выход по воле далёкого от этих мест волка-оборотня, сугубо сухопутного. Торговля пошла неожиданно быстрее и веселее через подконтрольную ободритам Любицу, будущий Любек. Нам и союзникам было проще — плыть ближе. Тамошним торгашам было раздолье: то, что раньше проплывало мимо носа, само пришло в руки, да по таким неожиданным расценкам, что грузы выкупались подчистую на два-три рейса вперёд. Вот тогда-то Глеб, светлая голова, и начал поднимать цены. А Любицкие уже не спорили — они набрали задатков под поставки едва ли не на полгода. Не ожидая, что глупые русы так вероломно задерут стоимость своих товаров. Уникальных, не имевших аналогов и пользовавшихся стабильно высоким спросом.

Делегаты от торгашей шустро добрались до Киева, где пробовали сперва умничать, потом важничать, потом капризничать, а там и угрожать. Глеб сказал, чтоб бросали дома, лавки, склады и причалы и проваливали в Гамбург. «Если Господу угодно собрать всех умалишённых в одном месте — чего бы и не там?» — спросил средний сын у русского Чародея, сидевшего рядом. Тот лишь пожал плечами, пряча в бороде гордую улыбку. И совсем уж расцвёл, когда Глеб навязал заморским гостям под предлогом помощи для расчётов с заказчиками русского золота. Киевских гривен с клеймами. Узнав в ходе жарких торгов бо́льшую часть тех самых конечных заказчиков. И подписав Любицких под такой процент, что становилось ясно — либо они работают с ним, либо и вправду идут в Гамбург. Пешком. Без денег. И без штанов.

Оттуда, из Гамбурга, не доехал-доплыл никто. На княжий вопрос «а отплывали ли?» Рысь и Ставр только делали загадочные глаза. Император, занятый обкладыванием в норе старого лиса-Александра и его тайных серых и прочих кардиналов, на жалобы торговцев внимания сразу не обратил, а потом было уже поздно. Он отправил датчанам, норвегам и шведам возмущённые