Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Жертвоприношения Страница 30

Умер Майкл Джексон. Мария Давидовна переключила внимание на экран телевизора. Она не поклонница поп-идола, но это имя было на слуху, и она подумала о том, что смерть приходит ко всем.

Прослушав прогноз погоды, она встала с дивана и пошла на кухню. Салат из помидоров со сметаной и чай с сахаром. Мария Давидовна старалась после восьми вечера не кушать, — в последние месяцы она поняла, что с неприязнью смотрит на своё тело в зеркало. Напольные весы тоже пока не радовали её, но она хотя бы начала что-то делать.

Нарезав салат, она стала есть. Крамольные мысли всё равно вторгались в её сознание, — может взять кусок хлеба, с ним вкуснее. Да и кому нужна моя фигура? Единственный человек, для которого она бы готова была жертвовать всем, и для которого она бы вновь слепила свою фигуру, даже не думает о ней.

Она для него пустое место.

Ахтин наверняка даже не вспомнит, как её зовут.

И зачем она продолжает думать о нем?

Мария Давидовна неожиданно для себя заплакала. Беззвучно. Слезы по щекам стекали в тарелку, смешиваясь с салатом. Правая рука сжимала вилку. Пальцы левой руки сминали мякиш хлеба.

Из этого застывшего состояния её вывел чайник. Закипев, он засвистел, заставив вздрогнуть Марию Давидовну. Она положила вилку, выключила газ и достала чашку. Бросив две ложки растворимого кофе — она вдруг поняла, что хочет крепкий кофе с коньяком — Мария Давидовна налила кипяток в кружку и шедро плеснула коричневую жидкость из бутылки.

Вытерев щеки тыльной стороной ладони, она сделал пару глотков. И стало легче.

Даже если там был Парашистай, она рада, что на асфальте остался лежать не он. Простая мысль, но как сильно она меняет мировоззрение.

И это надо признать.

Она, Мария Давидовна Гринберг, врач, законопослушная гражданка, принимает сторону маньяка, предпочитая знать, что он жив. Прихлебывая кофе с коньяком, она задумчиво смотрела вечереющее небо в окне и думала, что если бы сейчас произошел Апокалипсис, она бы вздохнула с облегчением. Разрешилось бы сразу столько проблем, — и её, простых, бабских. И планетарных, глобальных, общечеловеческих. Да, массовая гибель людей — это не очень хорошо, но пусть лучше так, чем просто тупо ждать, когда придет старость и смерть.

Опять пришла ночь. Темное время суток, несколько часов свободы, когда я могу быть самим собой.

Жить так, как хочу.

Делать то, что необходимо.

Думать о той, ради которой живу.

На окраине города практически нет фонарей. Тусклый свет из окон домов иногда выхватывает мою фигуру из тьмы.

Антон Кораблев живет в своем одноэтажном домике, огражденном высоким забором. Участок в пять соток, где он сажает картофель, и лавка перед крыльцом. Он бы завел сторожевую собаку, но с детства боялся этих домашних животных. И это облегчает мою задачу.

Перебравшись через забор, я вижу, что в окне горит свет. Он еще не спит. И это хорошо. Я сажусь на траву рядом с крыльцом и сливаюсь с окружающим мраком.

Жертва выйдет покурить перед сном. Я это знаю. Жизнь человеческих особей состоит из множества однотипных ритуалов, один из которых — сигарета перед сном — есть у Антона.

Я думаю о том, что зависть и ненависть привела Антона Кораблева к болезни. Я всего лишь врач, который избавит его от этого. Мой метод лечения радикален, но имеет стопроцентный результат. Я гарантирую выздоровление от зависти и ненависти.

Я пришел выполнить свой лечебный ритуал.

Антон Кораблев больше никогда не будет болеть.

Я жду недолго. Скрипнув, открывается дверь, и тень выходит на крыльцо. Огонек спички освещает лицо Антона. Глубоко затянувшись, он выдыхает дым вверх.

— Хорошо! — говорит Антон, и его голос в тишине кажется чересчур громким.

Сделав два шага, Антон спускается вниз и садится на лавку. Я думаю, что мужик доволен собой, но, как обычно, не доволен жизнью. Наверняка, он опять мысленно погружен в болото своей зависти, но сейчас ему не надо скрывать свои мысли. Он с ненавистью смотрит во тьму, перебирая в памяти тех, кто мешает ему жить.

Я неслышно выступаю из мрака.

Он затягивается сигаретой и видит меня.

Он успевает встать. Он даже успевает что-то нецензурное пробормотать.

Нож легко входит в левое межреберье. И так же легко выходит. Окурок падает из ослабевших пальцев. Подхватив тело, я мягко опускаю его на траву. Заглянув в глаза, я вижу там только ненависть.

Ни страха, ни ужаса.

Ни удивления, ни досады.

Ни разочарования, ни сомнения.

Антон Кораблев даже не успевает понять, что умер.

Он просто погрузился в своё болото с головой, внезапно перестав дышать.

Сидя на траве рядом с телом Антона, я слушаю тишину. Ничего не изменилось, только где-то в одном из соседних домов залаяла собака. Она почуяла человеческую кровь.

Быстрыми движениями я извлекаю глазные яблоки и складываю их в контейнеры. Теперь мне надо убрать тело в дом. Антон Кораблев не поддерживал никаких отношений с соседями. Он находится на больничном листе, и не должен ходить на работу. Рано или поздно его найдут, но я хочу, чтобы это произошло позже. Прошли те времена, когда я оставлял трупы на виду.

В холостяцком жилище Антона чисто. Мебели не много, — диван, шкаф и телевизор. На книжной полке нет ни одной книги. На кухне газовая горелка с баллоном, стол и кухонный шкаф. Холодильник практически пуст, — скорее всего, Антон просто не успел купить продукты. Справа от кухни за шторкой дверь в подвал.

Вот туда мне и надо.

В подвале дома холодно. На полках рядами мясные и рыбные консервы. В огороженном углу прошлогодний проросший картофель. Сбросив с плеча тело, я переваливаю его в свободный угол.

Дверь в подвал я закрываю на висячий замок. Ключ засовываю в кадку с кактусом.

И ухожу.

Антон Кораблев прожил жизнь, как кактус. Ощетинившись иглами ненависти, он отгородился от всего мира. Он сделал всё, чтобы его изношенное ежедневной завистью сердце перестало служить ему. И даже на краю смерти, он продолжал жить так, как жил.

Всего лишь один из стада.

И его смерть пройдет незамеченной. Даже когда найдут его тело, то интерес это вызовет только у следственных органов. Соседи поговорят и забудут на следующий день.

Я иду по улицам города, — еще одна жертва принесена Богине. Осталось совсем немного — доставить ей глазные яблоки жертв. И мне практически не надо думать о том, как это сделать. Надо просто начинать действовать.

Приближается время встречи.

— Да, я давно жду тебя, — говорит Богиня. Она идет рядом со мной.

— Я приду, и совсем скоро.

Я отвечаю с улыбкой. Я смотрю на свет далекого фонаря. Мы снова рука об руку выходим из темноты.

Капитан Ильюшенков задумчиво изучал дело Парашистая. Восемнадцать толстых папок с фотографиями, протоколами и допросами. История маньяка-убийцы, которая тянется несколько лет. Масса фактов, о которых он слышал, и еще больше, о которых даже не догадывался. Картина, разворачивающаяся перед ним, казалась настолько сюрреалистичной, что он с трудом понимал, как могло такое случиться.

И, главное, почему маньяк еще на свободе?

С одной стороны, отличный специалист, врач от Бога, спасающий и излечивающий больных, — чего стоит только журнал отзывов, исписанный благодарными пациентами, лечившимися в терапевтическом отделении областной больницы. Он читал записи, написанные неровным почерком и разными чернилами, — пациенты искреннее благодарили того, кто помог им, избавив от болезни.

С другой стороны, — маньяк, с особой жестокостью убивающий людей. Безжалостный убийца, разделывающий человеческие тела и выдавливающий глазные яблоки. Шизофреник, которого уже давно надо было изолировать от человеческого общества.

И всё это в одном человеке. Именно это не укладывалось в голове Ильюшенкова.

Капитан в институте проходил курс психологии и считал, что в некоторых случаях он способен разглядеть в преступнике патологию. В Ахтине он пока видел только раздвоение личности, — прекрасный врач днем, и больной маньяк ночью. В памяти сразу всплыл фильм «Бойцовский клуб», который произвел на капитана странное впечатление, — он неделю не мог понять, как такое могло прийти в голову писателю, и как такое стал снимать режиссер. Еще через неделю он решил, что этот фильм — учебное пособие для психиатров, и на этом успокоился.

И вот, — жизнь подбрасывает похожий сюжет.

Капитан Ильюшенков задумчиво поскреб щетину на подбородке, и открыл следующую папку. В ней была история Киноцефала. Он помнил это дело. Убийца — санитар в морге. Звучит глупо и прозаично, но всё именно так и было. Это дело приобщено к делу Парашистая, потому что вначале Вилентьев считал, что убийства совершает доктор Ахтин. Капитан листал бумаги и следил за развитием событий до самого конца. И там понял, что убитый на больничном дворе оперативник следил за доктором Гринберг.