Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн Страница 68

— Ева… Что с твоими волосами?! — шепчет она.

— Покрасила в черный, — неуверенно отвечает Эвелин. — Мам, ты чего?

Она подходит, обнимает ее за плечи. Элизабет нервно улыбается, виновато глядит на Этьена.

— Простите меня. Мне вдруг померещилось…

— Эй, мам, ты здорова? У нас пятых ребенков не будет? — беспокоится девушка.

— Нет-нет, все в порядке, — поспешно отвечает Элизабет. — Видимо, голову напекло.

Ева наливает матери стакан воды, проходя мимо Этьена, награждает его суровым взглядом. «Ты здесь лишний, — читается в ее глазах. — Ешь и уезжай».

— Спасибо большое, — поспешно улыбается Легран. — Очень вкусно, но я должен возвращаться в город. Вечером сделка с партнером по бизнесу, прошу меня извинить.

— Я его провожу, мам.

Ева молча идет рядом с Этьеном до ворот. Он беспокойно оглядывается на дом, негромко спрашивает:

— Может, мне побыть с вами? До приезда отца хотя бы.

— Уезжай, — глухо отрезает Эвелин. Ветер играет ее распущенными черными волосами.

— Я не уверен, что с ней все в порядке.

— Я уверена. Давай, поезжай.

Она обнимает его, целует в небритую щеку и тут же отходит.

— Я приеду навестить вас в выходные, — обещает Этьен. — Что привезти из Нью-Кройдона?

— Если что-то будет нужно, я тебе позвоню с телеграфа. Когда мы собираемся в ближайшее время?

Этьен садится за руль, медлит с ответом.

— У нас сейчас перерыв, Ева.

— Без меня не собирайтесь!

Она подходит к машине, перегибается через дверцу и целует Этьена в губы.

— Ты обещал мотоцикл. Помни! — нарочито беззаботно говорит Ева и убегает в дом.

На обратном пути Этьен сворачивает к лавандовому полю. Долго стоит на спуске к сиреневому морю и смотрит туда, где на горизонте плывет поливальный механизм.

В Нью-Кройдоне он заходит на ближайший телеграф и отсылает восемь телеграмм в разные уголки города с одинаковым содержанием: «Сегодня полночь прежнем месте очень важно».

К полуночи все големисты, кроме Эвелин, в сборе.

— Я вас долго не задержу, — начинает Этьен, сидящий на бетонной плите опоры моста. — Есть нечто, что я хотел сообщить только вам восьмерым. Мы возвращаемся к тому, с чего начинали несколько лет назад. Совершенствуем свое умение, ищем Имена, танцуем под тамтамы. Мадан больше не участвует в ритуалах.

— Почему? — раздается сразу несколько голосов. — Что произошло?

— Я ее отстраняю. Всё. Без комментариев.

Двадцатичетырехлетняя остроносая Сара подсаживается к Леграну ближе, спрашивает неуверенно:

— Мадан беременна?

— Я же сказал — без комментариев! — раздраженно рявкает Этьен.

Поднимается со своего места высокий плечистый Дон. Хмурится, трогая стальной шип в левой брови, и басит:

— Нет уж, погоди. Мы имеем право знать, почему ты в одиночку принял такое решение. Сила Эвелин держит всех нас на плаву, на нас съезжаются поглазеть из других городов, на последнем сборище было чуть меньше тысячи человек. Этьен, мы вдевятером не можем и четверти того, на что способна она.

Остальные поддерживают Дона одобрительным гомоном:

— Верно! Деньги, которые вливаются в проект, идут благодаря Мадан. Если ты задумал лишить нас финансирования, объясни, по какой причине!

Этьен встает, в сердцах швыряет в Фармингтон камень.

— Я так решил! Вам мало?

— Мало, — с вызовом отвечает Дон. — Эвелин в курсе, что отстранена?

— Нет. И это не ваше дело.

— Чудесно. Этьен, взгляни на ситуацию со стороны, — встревает тридцатилетний Мэтью. — По какой-то причине, которая неизвестно, существует ли вообще, ты сейчас попросту разваливаешь проект. И не желаешь ничего объяснять. И никому из нас твое поведение не понятно.

Этьен подходит к сидящим вудупанкам, смотрит на каждого поочередно, долго молчит, потом спрашивает:

— Что для вас значит наше дело?

— Братство, свобода, — неуверенно начинает Сара.

— Самовыражение, — подхватывает вторая девушка — светловолосая Мария. — Таинство. Стремление к совершенству.

— Секс, — усмехается Дон.

Этьен удовлетворенно кивает и задает второй вопрос:

— И где здесь слово «деньги»? Вы все боитесь, что без Мадан желающие не будут платить нам за шоу, верно? Когда мы только начинали, ни о каких деньгах не шло и речи. Вы нищенствуете? У кого-то из вас нет работы? Вы что, не сможете прожить без подачек публики? Вы меня удивляете, друзья и подруги. Там, где начинаются деньги, братство заканчивается.

Он отходит к самой кромке Фармингтона, присаживается, опускает пальцы в прохладную воду.

— Этьен, — окликает его Дон. — Ты не очень нас понял.

— Говори за себя, — холодно отзывается он.

— Я не знаю, что происходит между тобой и Евой, но убирать самого мощного големиста — это странно. Ты за свою власть боишься?

— Дон. Задумайся на минуту: откуда взялась ее сила? Вас я учил по книгам и на собственном примере. Ее я не учил ничему, кроме изготовления гри-гри и кукол. Мы все видели, что она умеет. Кто она такая, ответь.

Он поднимается на ноги и поворачивается к остальным.

— Вы все! — кричит он. — Те, кто осуждает меня сейчас за мое единоличное решение! Кто из вас может ответить, откуда черпает свою силу Мадан? Что питает ее, что дает ей знания? И какой расплаты оно потребует от каждого из нас — тех, кто танцует с нею рядом?

— Этьен прав, — подает голос Ларри — самый старший из них. — Ева последние месяцы ведет себя вызывающе и непочтительно. И случись что — мы не сможем дать ей отпор. Доктор, я правильно тебя понял?

Этьен кивает.

— Тогда нам действительно надо возвращаться к тому, с чего мы начинали, — подводит итог Ларри. — И если кого-то не устраивает этот вариант, предлагаю ему потягаться с Мадан в способностях тет-а-тет.

Идею встречают невеселыми смешками, но дело сделано, обстановка разрядилась. Этьен благодарит присутствующих за терпение и понимание и объявляет собрание законченным. Постепенно народ расходится, на берегу остаются только Этьен и Мария.

Он сидит на нависающей над водой бетонной плите и смотрит на битумную гладь реки. Мария опускается рядом, почти касаясь Этьена плечом. Молчит, ожидая, не заговорит ли он с ней первым. Когда стихает в ночи шум двигателя последней отъезжающей с набережной машины, девушка поворачивается к Этьену и слегка дует ему в висок.

— Перестань, — просит он глухо.

— Что она делает с тобой, Доктор? Не пора ли прекратить все это? — шепчет Мария.

— Это мне решать, — упрямо отвечает Этьен.

— Она выпьет тебя досуха. Нельзя настолько зависеть от женщины.

— Мария, замолчи! — огрызается он зло.

Встает, обходит опору моста, садится с другой стороны. Девушка следует за ним.

— Пойдем, я отвезу тебя к Агнесс, — вздыхает она. — Один ты никуда не поедешь в таком состоянии.

Он поднимает голову. В темноте Мария видит только его глаза. И ей становится нехорошо от этого взгляда.

— А в каком я состоянии? — вкрадчиво спрашивает Этьен. — Что не так?

Девушка не успевает ответить, как он хватает ее за подол платья, резко рвет на себя. Мария ахает, спотыкается и падает. Мгновенье — и в спину впиваются острые камушки и колючие сухие травинки. Руки Этьена скользят по ее бедрам, комкая юбку, срывая пояс с чулками. Кожа Марии тонко пахнет иланг-илангом.

— Ева, — исступленно шепчет Этьен. — Ева…

— Не торопись, — просит Мария, расстегивая ремень на его брюках. — Все будет хорошо. Я стану твоей Евой…

Эвелин Фланнаган с улыбкой задергивает штору и отходит от окна. Смахивает с покрывала на пол маленькую куклу вуду с темными волосами и синими глазами, ложится в постель и гасит ночник.

— Будь осторожен, Доктор Легран. К утру на берегу становится прохладно и сыро, — шепчет она, погружаясь в дрему.

Часть II. Близнецы

Ложечка постукивает о край кофейной чашки. Элизабет снова тянется к горке соли, ссыпанной в блюдце. Брендон трогает ее за плечо, вопросительно заглядывает в лицо.

— Что ты, милый?

«Это соль».

— Где? — растерянно спрашивает она.

«Ты кладешь в кофе вторую ложку соли».

— Ох.

Элизабет выплескивает содержимое чашки в раковину и застывает, глядя, как кофейная гуща растекается, образуя непонятные фигуры. Брендон откладывает газету, подходит к жене, обнимает за талию, целует в шею. Русые пряди щекочут ему нос.

— Какая-то я рассеянная. Не выспалась, — виновато говорит Элизабет. — Или это все из-за жары.

«Может, тебе прилечь? — жестикулирует Брендон. — Во сколько вы с Эвелин спать ушли? Всю ночь на кухне провозились».

— Еву я в полночь отправила, а сама… Я уже не помню. — Она улыбается. — Зато у нас будет пир, достойный императорского двора.